Жюган снял пластиковую крышку. Рене наклонился над ведром, но тут же отпрянул.
– Господи… Раненые есть?
– Нет. Мы подняли это из моря в трале.
– Я должен вызвать полицию. Посиди минутку, ладно?
– Не проблема. Заодно выпью чашечку…
Пока Ле Флош набирал номер, Жюган налил себе кружку кофе, вытащил из кармана непромокаемого плаща мятую пачку «Мальборо» и закурил сигарету.
– Алло! Мне, пожалуйста, лейтенанта Николя.
– …
– Пьер, ты? Это Рене Ле Флош, начальник порта на Бельце. Надо, чтобы ты к нам приехал.
– …
– У меня тут сидит моряк, который вернулся с рыбалки: он принес мне кое-что, и я думаю, это по твоей части. Человеческая нога. Отрезанная на уровне голени.
– …
– На траулере.
– …
– Сильно раздутая. Вероятнее всего, пролежала в воде около недели.
– …
– Ладно, оставлю пока у себя. Если кто-нибудь будет интересоваться, я тебя извещу. Жду. В одиннадцать. Ок. До завтра.
Рене положил трубку и откинулся на спинку стула. Жюган яростно и торопливо затягивался сигаретой.
– Ну, что там?
– Завтра приедут. За последние пять дней они не получали сообщений о погибших в море. Ну давай, топай домой. Буду держать тебя в курсе.
Жюган махнул на прощание и вышел из конторы Ле Флоша. Его зажатая между пальцами сигарета то и дело вспыхивала красным огоньком.
* * *
Жоэль Карадек, занятый своими ящиками, не заметил, как к «Пелажи» подошел парень лет тридцати, не больше, – руки в карманах, вытертые джинсы, красный шерстяной свитер, куртка темно-синего цвета, взъерошенные волосы, впалые щеки. Переводя туда и обратно взгляд с Карадека на Марка, который сидел на причале, пытаясь прийти в себя, он спросил: – Помощь нужна?
– А, вот и ты! – произнес Карадек, не отрываясь от работы. – Отнесешь на торги? – Да, патрон. Парень повернулся к Марку: – Привет, я Патрик, а тебя как зовут? – Марк. – Можешь звать меня Папу. Меня все так зовут. – Папу?
– Патрик Пупон. Па-Пу… Поможешь мне, или ты совсем раскис? – Помогу, конечно, – ответил Марк.
Папу подкатил складную оранжевую тележку, разложил ее рядом с ящиками, которые Карадек выставил один на другой на причал, насвистывая, погрузил их на свою тележку и сделал знак Марку следовать за ним.
Сбыт улова происходил в небольшом бетонном ангаре под железной крышей. Столы стояли вплотную друг к другу, окружая собой свободную площадку в форме квадрата, в центре которой размещались большие весы из нержавейки. Рыбаки, выстроившись гуськом, по очереди ставили на весы свои ящики, после чего относили их на столы. В помещении стоял страшный гам, в котором на фоне шипящей струящейся воды едва можно было разобрать человеческую речь, перемежающуюся протяжными криками. Папу занял место в очереди. Марк встал за ним. Все рыбаки Бельца – некоторых Марк уже знал в лицо – были сосредоточены на продаже своей рыбы и креветок. Кое с кем из моряков он встретился взглядом – тяжелым и серым, как сталь. Мужчины осматривали его с головы до ног, потом с презрением отворачивались.
– Видишь того типа в белом халате? Того, кто разгуливает между столами? – спросил Папу.
– Вижу.
– Это Жаффре. Самый важный человек на острове.
– А он кто?
– Закупщик сети супермаркетов «Энтермарше». Он приезжает сюда каждый день. Покупает почти все. На самом деле получается, что здесь все добывают рыбу для него. Нам повезло. Он вообще-то справедливый. Ведь если бы он хотел раздавить нас, как орехи, кто бы ему помешал?
Жаффре полностью погрузился в работу. Он осматривал рыбу, ощупывал ее, взвешивал на руке, нюхал. Потом делал знак рукой, и низенький молодой человек в красной шапочке что-то строчил у себя в блокноте. Папу взвесил свои ящики и поставил их на стол. Жаффре, так же внимательно, как и добычу предыдущих рыбаков, проинспектировал их содержимое и поднял вверх палец. Папу кивнул – дело было сделано.
– Значит, ты продаешь рыбу месье Карадека? – с интересом спросил Марк у него.
– Здесь никто ничего не продает. Здесь покупает Жаффре. Это что-то потрясающее. Он просто называет тебе цену, и все. И ты не споришь. А не согласен – уходишь из очереди и пытаешься продать улов кому-нибудь другому. Иначе говоря, пошел вон…
– А свою рыбу продаешь?
– Нет, только чужую. Сам я не рыбачу. Помогаю другим на разгрузке. Они платят мне рыбой, и все.
– Что ж так?
Папу наклонился к самому уху Марка и прошептал:
– У меня морская болезнь…
И они оба прыснули со смеху. Потом выгрузили улов, забрали деньги за рыбу и отправились на «Пелажи». Карадек уже стравил швартовые концы и вымыл палубу маленького траулера к тому моменту, как на горизонте показались возвращавшиеся с торгов молодые люди, они шли не спеша и болтали, как старые приятели.
– Держи, – сказал Карадек, протягивая Папу пакет, из которого торчали два толстых сверкающих рыбьих хвоста.
– Спасибо, Жоэль. Пока, увидимся. Пока, Марк!
– Пока.
Когда Марк и его патрон сели в белый пикап, молодой человек спросил Карадека о его утреннем разговоре с Пьерриком. Марк думал об этом весь день, но до возвращения в порт так и не нашел повода заговорить на эту тему. Карадек наморщил лоб – перепалка с Жюганом его вывела из равновесия. Жюган как с цепи сорвался; и, когда он стал угрожать, что сдаст их властям, Карадек понял, что тот не блефует. От отчаяния и невежества человек способен и не на такое. При том что везде – и по телевизору, и в газетах – только и разговоров что об «иммигрантах, бунтующих пригородах, безработице». Не у него одного в голове каша. Вне сомнений Жюган намерен осуществить свою угрозу. Так оно и вышло: едва вернувшись в порт, рыбак прямиком бросился к начальнику порта. Карадек не стал утаивать эту историю от своего нового матроса. Он рассказал ему об ультиматуме Пьеррика: либо Карадек сам отправляет чужака обратно на материк, либо Жюган сдает его полиции, – но добавил, что сам решает, что делать, что ничьим приказам не подчиняется, а потому велел Жюгану убираться ко всем чертям. Марк сидел, вжавшись в сиденье и стиснув зубы, но все-таки спросил неуверенным голосом:
– Почему вы не взяли в матросы местного?
– У меня на то свои причины, – ответил Карадек, помолчал немного, потом продолжал: – Они всегда своевольничают, пререкаются из-за пустяков. Все им не так. А я привык, что у меня на судне только один хозяин. И этот хозяин – я. Плевать мне на их настроение. Привыкли корчить из себя невесть что! У меня все будут делать то, что я сказал. И точка, – жестко подытожил Карадек и повернулся к Марку: – Надеюсь, ты не станешь залупаться?
– Что? Лупить кого-то? – встревоженно спросил Марк.
– Нет, ничего, – улыбнувшись, ответил Карадек.
Карадек преодолел один, потом другой поворот. Затем посоветовал Марку на следующий день, а может, и еще на один, остаться дома. Если полицейские прибудут на Бельц, лучше не светиться в порту. Марк послушно кивнул. Он никак не мог взять в толк, как ему развязать целый клубок запутанных узлов. Этот остров, где он решил спрятаться и где за ним неусыпно следила половина жителей – в лучшем случае половина, старина, – не самое надежное убежище. Нужно что-то делать. Но что и как? У него не было ни одной сносной идеи.
– Месье Карадек!
– А?
– У вас интернет есть?
– Мне телевизора хватает.
– А у кого-то еще?
– Ну, может, на почте, – ответил моряк, пожав плечами.
Марк задумался. Потом кивнул сам себе: это будет первый пункт его плана. Завтра он пойдет на почту. Да.
* * *
Драгош Мунтяну топтался на стоянке, где десятки автомобилей разных марок, размеров и степеней изношенности, выстроившись ровными рядами, ждали своих новых хозяев. Цена каждого была написана маркером на клочке белой бумаги и вывешена под ветровым стеклом на зеркале заднего вида. Драгош прогуливался между машинами и, крутя головой то вправо, то влево, подыскивал подходящий себе вариант. Фирма «Арпен» считалась одним из самых крупных в Бухаресте торговцев подержанными автомобилями, ее салон располагался на бульваре Теодора Паллади. Открывался он в десять утра, а сейчас было только без четверти.
Первую ночь после «заседания» в «Белом волке» Драгош не спал. Его страшно мучила раненая рука, а также не давали покоя мысли – о беглецах, о Йонуце и Киву, и опять о беглецах, и о том, как поступить с этими ублюдками, когда придет их час. К счастью, Андреску не заставил себя ждать, пришел к нему рано утром, обильно смазал руку бетадином и вколол Драгошу сильное обезболивающее. Ножи Йонуца всегда содержались в безупречной чистоте, и осложнений можно было не опасаться. «А это уже кое-что», – доверительно сообщил Драгошу врач.
Драгош прикинул, сколько Йонуц платит Флорину Андреску за то, чтобы устранять последствия его диких выходок. Так или иначе, но лекарь снял боль и позволил Драгошу встать с кровати и приступить к осуществлению задуманного.
Маньяк Йонуц с помощью подлеца Киву Молдована – с ним у Драгоша будет особый разговор – ободрали его дочиста, до последнего гроша. Они опустошили его банковские счета, и в довершение всего он теперь должен ходить пешком. Для начала Драгошу предстояло нанести визит мамаше Мунтяну в Сабарени.
В принципе он бывал у матери два раза в год, включая Рождество, и ее это вполне устраивало. Когда он с рукой на перевязи позвонил ей в дверь, она открыла и только и сказала: «А, это ты», – как будто он всего минуту назад выскочил в магазин по соседству. Драгош не владел тонкостями дипломатии. Он даже не был уверен, что поздоровался с мамашей, прежде чем попытался выудить у нее две тысячи евро. На жизнь. Мать посмотрела на него косо, но Драгош клятвенно уверил ее, что все вернет. Он обязался выплатить долг – и основную сумму, и проценты – ровно через два месяца. Они поторговались, обсуждая детали сделки, и, достигнув согласия, расстались. Драгош ушел, унося в кармане куртки тонкую пачку новеньких купюр.
Первым делом он наметил себе купить машину – не пешком же ему гоняться за беглыми украинцами. Просить денег в долг у Йонуца он, разумеется, не мог. Весь его бюджет составляли эти несчастные две тысячи евро. Нищета. Понятное дело, ни одной машины за эти деньги Драгош на стоянке не обнаружил.
В десять часов Драгош первым вошел в холл, где три продавца мирно беседовали за стаканчиком кофе. Один из них заметил Драгоша и поспешил к нему. Высокий, сантиметров на пятнадцать возвышающийся над Драгошем, что, казалось, придавало ему больше уверенности; в ослепительно-белом пиджаке, с тщательно уложенными белокурыми волосами и подчеркнуто угодливой улыбкой на лице.
– Чем могу помочь?
– Мне нужна подержанная машина. Желательно немецкая.
– Разумеется. «Фольксваген», «мерседес», БМВ?
– Предпочитаю БМВ, но у вас я не нашел ничего, что вписывалось бы в мой бюджет.
В мозгу продавца засигналила красная лампочка. Она всегда загоралась на некоторые ключевые слова клиентов. Когда тот, к примеру, говорил: «Это подарок для жены» – включалась зеленая лампочка. То же самое происходило, когда звучала фраза: «Подержанная, но с полным набором опций». Но если он слышал «Мне все равно, какой цвет» или «Это для меня дороговато» – она мигала красным.
– Позвольте узнать, какой суммой вы располагаете.
– Две тысячи евро.
Продавец не удержался и состроил гримасу, хотя инструкция «Как стать идеальным продавцом», в разделе «Подержанные автомобили», категорически не рекомендовала этого делать. Он совершил над собой усилие и привел лицо в надлежащий вид, растянув его в застывшей невыразительной улыбке.
– Две тысячи евро… Хорошо. Думаю, нам придется сразу исключить все имеющиеся у нас БМВ, – продолжал он, изобразив веселый пируэт.
Шутка успеха не имела, и продавец даже слегка обиделся. Теперь Драгош окончательно убедился в том, что за две тысячи евро на БМВ-Х5 он точно отсюда не уедет, правда, не переставал надеяться, что к нему проявят немного больше уважения.
– Честно говоря, думаю, исключению подлежат в общем-то все немецкие машины. А также свежие, у которых пробег меньше… скажем, ста пятидесяти тысяч километров.
– Ста пятидесяти тысяч? – хрипло переспросил Драгош.
– Это как минимум. Но можно найти очень хорошую машину с пробегом сто пятьдесят тысяч. Будьте добры, подождите минутку.
Продавец вернулся к стойке. Взял какой-то список и начал изучать его с конца.
– Вот. Думаю, это то, что вам нужно… Идемте.
Продавец, держа листок под мышкой, в сопровождении Драгоша вышел на стоянку. Он стремительно, ловко огибая стоящие машины, понесся меж их рядами. На заднем дворе здания салона стояло несколько обшарпанных колымаг, на которые уже не было надежды найти покупателя. Продавец заглянул в список и вскоре нашел дорогу к своей драгоценной жемчужине. На ветровом стекле, скрывая висевший на зеркале заднего вида ярлык, лежали опавшие листья. Он размел их рукавом.
– Тысяча восемьсот евро. «Ситроен-ВХ» белого цвета. Пробег сто шестьдесят две тысячи километров. В очень хорошем состоянии. За машиной хорошо ухаживали. Пятискоростная коробка передач. Гидравлическая подвеска.
Со спущенными шинами, автомобиль казался выброшенной на свалку рухлядью, что не мешало продавцу разливаться соловьем, расхваливая товар. Драгош почувствовал, что начинает закипать.
– А другого ничего не найдется?
– Конечно, найдется! У меня есть, например, новенькая, только с завода, «Ауди-А6», кожаный салон, все опции, акустическая система «кабасс», спутниковая навигация, – неосторожно ляпнул он. – Но с вашим бюджетом это все, что я могу предложить…
Драгош подошел к белому «ситроену», положил ладонь на ручку двери. Открыл, опустился на пассажирское место. Машина осела. Сиденья были такими продавленными, что Драгошу показалось, будто он сидит на земле.
– Конечно, мы сделаем предпродажную подготовку. В нее входит мойка и химчистка салона, мы также накачаем шины и – только для вас – зальем полбака топлива за счет фирмы «Арпен».
Драгош не шелохнулся. Вот так выглядит дно, подумал он. Этот чокнутый Йонуц заставил его испить чашу унижения до последней капли – он очутился в самом низу той лестницы, по которой начал восхождение четыре года назад. Вот засада! Он их заставит заплатить. Всех до единого. Йонуца. Киву. Отморозка Михаила. Всех подручных хозяина, которые бог знает кем себя возомнили. Но сначала надо свести счеты с этими негодяями украинцами. Ворье поганое. Мелкие засранцы. Из-за них все это и случилось, из-за них все приходится начинать сначала. Они заплатят. Дорого заплатят.
Продавец, исчерпавший весь запас убедительных аргументов, стоял возле машины, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. В инструкции он вычитал, что завершить описание товара лучше маленькой шуткой, и, хотя юмор не был его сильной стороной, он попытался пошутить:
– И конечно, я забыл упомянуть о самом главном: сидя за рулем этой машины, вы гарантированно не превысите скорость… Э-э-э… Ух!
Продавец как-то странно задышал, как будто перепутал, в каком порядке нужно делать вдох-выдох. Он резко выпустил из легких воздух, который только что вдохнул, и его лицо исказила отвратительная гримаса – оно покраснело, затем стало багряным и уже начало синеть. Он выронил свой список, который потонул в грязной луже. Разведя в стороны трясущиеся руки, он издавал только короткие стоны. Драгош, приблизившись к нему вплотную, перевязанной рукой припер его к кузову «ситроена», а другой обхватил и со всей силы сжал его гениталии.
– Сейчас ты возьмешь тысячу восемьсот евро и заткнешься, понял?
– Д… да…
– Я сказал «заткнешься», – с нажимом повторил Драгош, сдавливая и так уже изрядно пострадавшую мошонку дылды.
* * *
Марк решил отправиться в город пешком: и погода стояла хорошая, да и самому хотелось прогуляться; а главное, побыть в одиночестве. Он шел по той же дороге, по которой они ездили в порт, потом свернул куда-то наугад. Он испытывал жгучее желание почувствовать под ногами твердую землю, прикоснуться рукой к папоротнику. Ряды кустарника, окаймлявшие дорогу, сплелись ветвями, образовав зеленый свод, почти не пропускавший солнечных лучей. Было свежо и сумрачно. Пахло сырой землей и высохшей древесиной. Какой-то механизм вырыл глубокие канавы в промокшей земле, в них вода застаивалась, превращаясь во множество маленьких зеркал. Вдалеке по дороге двигалась машина, но ее совсем не было слышно. Пройдя примерно полдороги, он увидел пруд, на дальнем берегу которого стояла хижина из железных листов, оплетенная прутьями ежевики. Затем дорога пошла в горку – и здесь, на вершине, где она сужалась в еле проходимую тропку между двумя кустами утесника, словно в качестве вознаграждения за эту несправедливость, открывался потрясающий вид.
Чуть выше береговой линии тянулась узкая полоса дороги, и во всех направлениях – куда ни посмотри – грохотал океан: цвета светлого изумруда, очерченный белой полосой спускавшегося к воде песчаного пляжа, но вдали, на больших глубинах, приобретавший густой темный оттенок. Марк был спокоен – если можно оставаться спокойным в таких краях, где ветер не знает усталости, а океан переливается тысячей огней и на всем необозримом просторе испещрен завитками белой пены. Лилово-серые дюны сбегались к утесу, поднимавшемуся из моря, и мощные волны разбивались о бурые коралловые скалы. Марк с восторгом всматривался в этот пейзаж и словно на миг перенесся в Одессу.
Он вспомнил, как бежал с холма навстречу деду, возвращавшемуся с рыбалки, и окликал его; как они вместе с Мирославом и Зоей плавали в море; как скатывались вниз по дюнам; носились до изнеможения по мелкому песку нескончаемых пляжей, до гладкости вылизанных волнами Черного моря. Как он бродил по улицам города и возле торгового порта, где гигантские оранжевые краны-пауки день и ночь разгружали товары из Турции и Китая. Одесса, где он провел двадцать пять лет своей жизни и откуда трижды пытался бежать.
