– Нет, только не это! – воскликнул Лео. – Все слезайте!
Мы с Калипсо тут же спрыгнули на землю.
Лео встал перед мордой Фестуса, вытянув руки словно заправский драконий ковбой.
– Все хорошо, приятель! Я просто ненадолго тебя выключу, ладно? Небольшой простой, чтобы…
Фестус изрыгнул мощную струю пламени прямо на Лео. К счастью, Вальдес был огнеупорным. А вот его одежда такой не была. Сам Лео рассказывал мне, что обычно может защитить свою одежду от воспламенения просто силой мысли. Но если его застать врасплох, то этот метод может и не сработать.
Когда пламя рассеялось, Лео предстал перед нами едва ли не в чем мать родила: на нем остались только боксеры из асбестовой ткани, волшебный пояс с инструментами и дымящиеся, наполовину расплавленные кроссовки.
– Черт! – завопил он. – Фестус, тут же холодно!
Дракон споткнулся. Лео бросился вперед и дернул рычаг за его левой передней лапой. Фестус начал складываться. Его крылья, лапы, шея и хвост втянулись в тело, бронзовые чешуйки сложились вместе и заправились внутрь. За пару секунд наш роботизированный друг превратился в большой бронзовый чемодан.
Физически это было, конечно, невозможно, но как каждый уважающий себя бог, полубог или инженер, Лео Вальдес не позволял законам физики вставать на своем пути.
Он сердито осмотрел свой новый багаж:
– Вот же ж… Я был уверен, что починил его гироконденсатор! Похоже, мы тут застряли до тех пор, пока я не найду автомастерскую.
Калипсо поморщилась. На ее розовой лыжной куртке сверкали капельки конденсата, оставшиеся после нашего полета в облаках.
– И если мы ее найдем, сколько времени понадобится, чтобы починить Фестуса?
Лео пожал плечами:
– Двенадцать часов? Пятнадцать? – Он нажал кнопку на чемодане, из которого тут же выскочила ручка. – И будет неплохо, если нам встретится магазин мужской одежды.
Я представил, как Лео в боксерах и расплавленных кроссовках заходит в магазин «T.J. Maxx», катя за собой бронзовый чемодан. Так себе зрелище.
Тут со стороны тротуара раздался голос:
– Здравствуйте!
Женщина в платье в цветочек вернулась. По крайней мере выглядела она точь-в-точь как та, первая, женщина. Так что или это была она, или в Индианаполисе множество женщин носили платья с принтом из желто-фиолетовых цветов жимолости и начесы в стиле 1950-х годов.
Она рассеянно улыбнулась:
– Прекрасное утро!
Утро на самом деле выдалось весьма неприглядным: было холодно, облачно, пахло надвигающимся снегопадом, но я подумал, что было бы грубо ничего не ответить.
Я едва заметно помахал ей рукой – так я обычно приветствовал своих почитателей, когда они простирались ниц перед моим алтарем. По-моему, посыл был очевиден: я тебя заметил, жалкая смертная, а теперь убирайся – богам нужно поговорить.
Женщина намека не поняла. Она зашагала вперед и встала прямо перед нами. Крупной ее было не назвать, но что-то в ее телосложении было неправильным. Плечи были слишком широки для ее головы. Грудь и живот выдавались вперед комковатой массой, словно она засунула себе под платье мешок, набитый манго. Длинные и тонкие руки и ноги делали женщину похожей на какого-то гигантского жука. Если бы кто-то опрокинул ее на спину, сомневаюсь, что ей удалось бы быстро подняться.
– Ничего себе! – Она вцепилась в свою сумочку обеими руками. – Какие же вы, детки, хорошенькие!
Помада и тени женщины были ярко-фиолетовыми. Я даже подумал, не страдает ли ее мозг от недостатка кислорода.
– Мадам, – обратился к ней я, – мы вовсе не дети. – Я мог бы добавить, что самому мне более четырех тысяч лет, а Калипсо и того больше, но решил не развивать эту тему. – А теперь, если позволите, нам нужно починить чемодан, и к тому же мой друг крайне нуждается в паре брюк.
Я попытался обойти незнакомку, но она преградила мне путь:
– Вы пока не можете никуда уйти, милый мой! Мы должны как следует поприветствовать вас в Индиане! – Она достала из сумочки смартфон. Его экран светился, как будто кто-то уже ответил на ее звонок. – Это точно он, – сказала она в трубку. – Все сюда! Аполлон здесь!
Легкие сжались у меня в груди.
В былые времена я бы ожидал, что меня узнают сразу, как только я появлюсь в городе. Конечно, местные жители тут же бросились бы приветствовать меня. Они бы пели, танцевали и бросали мне цветы. И сразу же принялись бы возводить новый храм.
Но Лестер Пападопулос такого обращения не заслуживал. Теперь во мне не было ничего от моего прежнего великолепного облика. Мысль о том, что жители Индианы узнали меня, несмотря на спутанные вихры, прыщи и жирок, была одновременно оскорбительной и пугающей. А что, если они создадут мою статую в нынешнем облике и поставят в центре города огромного золотого Лестера?! Остальные боги будут дразнить меня этим целую вечность!
– Мадам, – сказал я, – боюсь, вы перепутали меня с…
– Не скромничай! – Женщина отбросила телефон и сумочку в сторону и вцепилась в мое предплечье с силой штангистки. – Наш повелитель обрадуется, когда узнает, что мы тебя схватили. И пожалуйста, зови меня Нанетт.
Калипсо бросилась в атаку. То ли она хотела меня защитить (вряд ли), то ли ей не нравилось имя «Нанетт». Она ударила женщину по лицу.
Само по себе это меня не удивило. Лишившись бессмертия, Калипсо пыталась приобрести новые умения. Уже выяснилось, что она никудышный боец на мечах и древковом оружии, не очень ловка в обращении с сюрикэнами и хлыстами и плохо справляется с комедийной импровизацией. (Я разделял ее разочарование.) Сегодня она решила попробовать себя в кулачном бою.
А удивило меня громкое ХРУСТЬ! – звук ломающихся костей, раздавшийся, когда ее кулак ударился в лицо Нанетт.
– Ой! – Калипсо попятилась, схватившись за руку.
Голова Нанетт съехала назад. Она отпустила меня, попытавшись поймать собственное лицо, но было слишком поздно: ее голова упала с плеч, звонко ударилась о тротуар и покатилась в сторону, моргая глазами и дергая фиолетовыми губами. Основание головы было сделано из гладкой нержавеющей стали. За ней тянулись обрывки скотча с приклеившимися к ним волосами и невидимками.
– Силы Гефестовы! – Лео подбежал к Калипсо. – Дамочка, – обратился он к катящейся голове Нанетт, – вы своим лицом сломали руку моей девушке! Что вы такое – автоматон?
– Нет, милый, – сказала обезглавленная Нанетт. Ее приглушенный голос исходил не из стальной головы на тротуаре, а откуда-то из-под платья. Над ее воротником, где мгновение назад была ее шея, теперь торчали тонкие белокурые волосы с запутавшимися в них невидимками. – И должна сказать, что бить меня было не очень-то вежливо.
Я запоздало сообразил, что металлическая голова была маскировкой. Точно так же, как сатиры прячут копыта в человеческой обуви, это существо притворялось смертной с настоящим человеческих лицом. Голос исходил откуда-то из живота, что значило…
Колени мои задрожали.
– Блеммия, – проговорил я.
Нанетт усмехнулась. Ее выпяченное туловище зашевелилось под цветастой тканью. Оторвав пуговицы на платье – о чем ни одна благовоспитанная жительница Среднего Запада и помыслить не могла, – она явила нам свое истинное лицо.
Там, где у обычной женщины должен быть бюстгальтер, располагались два огромных выпученных глаза, которые, моргая, смотрели на меня. Из грудины выпирал большой лоснящийся нос. Живот ее рассекал отвратительный рот – блестящие оранжевые губы, зубы, похожие на пустые белые игральные карты.
– Да, милый, – сказало лицо. – И именем Триумвирата вы арестованы!
Все пешеходы на Уэст-Вашингтон-стрит, до этого казавшиеся очень славными, повернулись и зашагали в нашем направлении.
2
Безголовые парни и девы
Не по духу мне Средний Запад
О, глянь, сырный призрак
«Как же так, Аполлон? – могли подумать вы. – Почему ты просто не достал свой лук и не убил ее? Почему не очаровал ее песней и музыкой своего боевого укулеле?»
Да, и лук, и укулеле висели у меня за спиной вместе с колчаном. К сожалению, даже лучшее оружие полубогов нуждается в том, что называется ремонт и уход. Мои дети Кайла и Остин объяснили мне это перед тем, как я покинул Лагерь полукровок. Я не мог просто вынуть лук и колчан из ниоткуда, как делал это раньше, когда был богом. Я не мог сделать так, чтобы по моему желанию в руках у меня появилось прекрасно настроенное укулеле.
Мне пришлось аккуратно завернуть в ткань свое оружие и музыкальный инструмент. В противном случае после полета по дождливому зимнему небу лук искривился бы, стрелы испортились, а во что превратились бы струны укулеле, одному Аиду известно. Чтобы достать их сейчас, мне потребовалось бы несколько минут, которых у меня не было.
Кроме того, я сомневался, что они мне помогут в борьбе с блеммией.
Я не имел дела с этими существами со времен Юлия Цезаря, и с радостью не встречался бы с ними еще две тысячи лет.
Что может сделать бог поэзии и музыки существу, уши которого зажаты под мышками? К тому же блеммии не боятся и не уважают лучников. Эти толстокожие крепыши предпочитают рукопашный бой. Большинство болезней их не берет, а значит, они никогда не просили моей врачебной помощи и не страшились моих чумных стрел. И хуже всего то, что у них нет ни чувства юмора, ни воображения. Будущее их не интересует, а значит, оракулы и пророчества им ни к чему.
Короче говоря, невозможно даже создать существ, менее близких по духу такому привлекательному и наделенному многими талантами богу, как я. (И уж поверьте мне, Арес пытался. Помните гессенских наемников, которых он состряпал в восемнадцатом веке? Брр! Мы с Джорджем Вашингтоном с ними намучились.)
– Лео, – сказал я, – активируй дракона.
– Но я только что запустил энергосберегающий режим!
– Быстро!
Лео потыкал в кнопки на чемодане. Ничего не произошло.
– Я же говорил, чувак. Даже когда Фестус не сломан, если он уснул, его очень трудно разбудить.
«Отлично!» – подумал я. Калипсо склонилась над сломанной рукой, бормоча минойские ругательства. Лео, раздетый до белья, дрожал от холода. А я… ну, я был Лестером. И в довершение всего, вместо того чтобы устрашить наших врагов огромным огнедышащим автоматоном, мы должны были дать им отпор с помощью почти неподъемного железного чемодана.
Я повернулся к блеммии.
– УБИРАЙСЯ, мерзкая Нанетт! – Я постарался изобразить свой прежний голос разгневанного бога. – Только попробуй еще раз поднять руку на мою божественную персону – и я тебя УНИЧТОЖУ!
Когда я был богом, такой угрозы было достаточно, чтобы целые армии обмочили свои камуфляжные штаны. Нанетт же только моргнула карими коровьими глазами.
– А ну не шуми, – проговорила она. Движения ее гротескных губ завораживали. Будто хирургический разрез используют как марионетку. – И вообще, дорогуша, теперь ты больше не бог.
И почему мне все постоянно об этом напоминают?!
К нам приближалось все больше местных. Двое полицейских сбежали со ступеней Капитолия. На углу Сенат-авеню трое уборщиков бросили мусоровоз и ковыляли в нашем направлении, размахивая большими железными мусорными баками. С другой стороны полдюжины мужчин в деловых костюмах пересекали лужайку Капитолия.
Лео выругался:
– А что, в этом городе все металлисты? Я не о музыкантах или рабочих.
– Не волнуйся, милый, – сказала Нанетт. – Сдавайтесь, и нам не придется серьезно вас калечить. Это дело императора!
Несмотря на сломанную руку, Калипсо сдаваться явно не собиралась. С громким воплем она снова бросилась на Нанетт, в этот раз намереваясь поразить ударом карате гигантский нос блеммии.
– Не надо! – вырвалось у меня, но было поздно.
Как я уже сказал, блеммии – крепкие создания. Их трудно ранить, а убить еще труднее. Когда нога Калипсо достигла цели, ее лодыжка, неприятно хрустнув, изогнулась, и она упала, задыхаясь от боли.
– Кэл! – Лео кинулся к ней, по пути бросив Нанетт: – Пошла прочь, грудомордая!
– Следи за языком, дорогуша, – пожурила его та. – А теперь, боюсь, мне придется на вас напасть.
Она подняла ногу в лакированной туфельке, но Лео оказался быстрее. Он создал огненный шар и метнул его словно бейсбольный мячик, целясь точно между глазищ, таращившихся на нас с груди Нанетт. Пламя объяло блеммию, подожгло ее брови и платье в цветочек.
Нанетт закричала, споткнулась, а Лео завопил:
– Аполлон, помоги!
Я понял, что стою, замерев от изумления, что было бы простительно, если бы я наблюдал за разворачивающейся сценой со своего трона на Олимпе. Увы, я был весьма себе внизу, застрял в окопах с низшими существами. Я помог поднять Калипсо на ноги (по крайней мере, на одну ногу), мы закинули ее руки к себе на плечи (все это под дикие вопли Калипсо, потому что я случайно задел ее сломанную руку) и захромали прочь.
Пройдя тридцать футов по лужайке, Лео вдруг остановился:
– Я забыл Фестуса!
– Оставь его!
– Что?!
– Мы не сможем тащить и его, и Калипсо! Вернемся позже. Может быть, блеммии не обратят на него внимания.
– А если они сообразят, как его открыть? – волновался Лео. – Если они его тронут…
– Ааааррррр! – Позади нас Нанетт сорвала с себя обрывки горящего платья. Ниже пояса ее тело было покрыто лохматой светлой шерстью, как у сатиров. Несмотря на тлеющие брови, ее лицо, похоже, не пострадало. Блеммия выплюнула пепел и уставилась на нас. – Это было некрасиво! ВЗЯТЬ ИХ!
Бизнесмены наступали нам на пятки, лишая нас всякой надежды на то, что мы сможем не попасть к ним в руки и вернуться за Фестусом.
Нам как героям оставался только один выход – и мы побежали.
Настолько неуклюжим я не чувствовал себя со времени нашей с Мэг Маккаффри смертельной гонки трехногих в Лагере полукровок. Калипсо пыталась помочь, подпрыгивая, словно пого-стик, между Лео и мной, но стоило ей задеть больную ногу или руку, как она взвизгивала и оседала на нас.
– П-простите, ребята, – бормотала она, обливаясь потом. – Похоже, рукопашный бой – это не мое.
– И не мое, – признался я. – Может, Лео сможет задержать их ненадолго…
– Эй, а что сразу я? – проворчал Лео. – Я просто техник – подумаешь, могу разок-другой метнуть огненный шар. Наш боец застрял вон там в режиме чемодана.
– Хромаем быстрее? – предложил я.
До улицы мы добрались живыми только потому, что блеммии двигались очень медленно. Думаю, и я был бы медлительным, если бы мне приходилось удерживать фальшивую металлическую голову у себя… э-э… на голове. Хотя даже без маскировки проворность блеммий явно уступала их силе. У них были большие проблемы с восприятием глубины, так что передвигались они с чрезмерной осторожностью, будто под ногами у них была не земля, а многослойная голограмма. Если бы нам только удалось обхромать их!..
