На краю земляничной поляны стоял Большой дом: четырехэтажное строение в викторианском стиле, выкрашенное в небесно-голубой цвет с белой окантовкой. Там будет и мой друг Хирон – у камина, с чашечкой чаю. Там я наконец-то найду убежище. Там меня ждет приют.
Мой взгляд скользнул вверх, к дальней стороне долины, где, на самом высоком холме, сияла во всем своем великолепии – золото и алебастр – Афина Парфенос. Когда-то эта внушительная статуя украшала Парфенон в Греции. Теперь она возвышалась над Лагерем полукровок, защищая долину от вторжения чужих. Даже на этом расстоянии я ощущал ее силу как инфразвуковой гул мощного двигателя. Сероглазая Старушка, бессменная стражница, бдительная, суровая, деловитая.
Лично я установил бы статую поинтереснее – мою собственную, к примеру. И тем не менее Лагерь полукровок представлял собой внушительное зрелище. Настроение сразу улучшилось, стоило только увидеть этот островок былого, напоминание о добрых старых временах, когда смертные знали, как строить храмы, и возносили жертвы на костер. Эх, как же лучше было все в Древней Греции! Ну, может быть, кроме некоторых мелких усовершенствований, внесенных современными людьми, – Интернета, шоколадных круассанов, продолжительности жизни.
Моя спутница замерла с разинутым ртом.
– А я про это место и не слышала, как же так? Билеты покупать надо?
Я ухмыльнулся. Просвещение невежественных смертных – дело приятное, и я никогда не упускал такой возможности.
– Видишь ли, долина замаскирована магическими границами. Снаружи большинство людей видят только скучные сельхозугодья. Кто подойдет ближе, того развернет, и он снова пойдет блуждать. Можешь мне поверить – я знаю, о чем говорю. Сам однажды пытался организовать доставку пиццы в лагерь. Та еще досада.
– Ты заказывал пиццу?
– Неважно. Что касается билетов… Да, всяких разных в лагерь действительно не пускают, но тебе повезло. Я знаком с начальством.
Персик зарычал, обнюхал землю, сунул в рот пригоршню грязи и тут же выплюнул.
– Похоже, здешний вкус ему не по вкусу, – сказала Мэг.
– Да, ну… – Я неприязненно взглянул на карпоса. – Вот придем и попробуем найти ему участок или какое-нибудь удобрение. Попрошу полубогов, чтобы его впустили, но было бы неплохо, если бы он не откусывал им головы – по крайней мере не с самого начала.
Персик пробормотал что-то насчет персиков.
– Что-то здесь не так. – Мэг снова взялась за ногти. – Этот лес… Перси сказал, что он дикий и заколдованный.
Я тоже ощутил какое-то беспокойство, но списал его на мое, в целом, неприязненное отношение к лесам. По причинам, вдаваться в которые мне бы не хотелось, лес для меня – место… неуютное. Тем не менее мой обычный оптимизм быстро вернулся – в конце концов, цель была перед нами, на виду.
– Не беспокойся, – уверил я свою спутницу. – Ты путешествуешь с богом!
– Бывшим богом.
– Мне бы хотелось, чтобы ты не твердила тупо одно и то же. В любом случае обитатели лагеря всегда дружелюбны. Нас встретят со слезами радости. И подожди, пока увидишь ознакомительный фильм!
– Что?
– Я сам его срежиссировал! Ладно, пошли. Ничего такого плохого в этом лесу нет.
Такого плохого в лесу хватало.
Едва мы ступили под его сень, как деревья будто сдвинулись, обступая нас. Стволы сомкнули ряды, блокируя старые тропинки и открывая новые. Корни сплелись узлами, выступили кочками, превратив маршрут в полосу препятствий. Мы шли, казалось, по громадному блюду спагетти. При мысли о спагетти проснулся голод. Совсем недавно, несколько часов назад, мы ели в доме Салли Джексон семислойный соус и сэндвичи, но мой желудок уже сжимался и требовал пищи. Да и звуки темной, пугающей чащи тоже действовали на нервы. Даже карпос уже не вызывал раздражения, а его запах напоминал о коблере и мороженом.
Как я уже говорил раньше, теплых чувств лес у меня не вызывает. Приходилось постоянно убеждать себя, что деревья за нами не наблюдают, не хмурятся и между собой не перешептываются. Что они – просто деревья. И даже если в них есть духи дриад, эти дриады вряд ли могут винить меня за то, что случилось тысячи лет назад на другом континенте.
«А почему нет? – спросил я себя. – Ты-то себя виновным считаешь до сих пор».
Тут я сказал себе заткнуться.
Время пошло уже на часы. Обычно путь до Большого дома занимал меньше. Вообще-то я ориентируюсь по солнцу, что и неудивительно, когда тысячелетиями раскатываешь по небу, но под пологом ветвей свет рассеивался, а тени путались.
После того как мы в третий раз прошли мимо одного и того же валуна, я остановился и признал очевидное.
– Понятия не имею, куда мы забрели.
Мэг хлопнулась на поваленное дерево. В зеленом свете она еще больше походила на дриаду, хотя эти лесные духи не часто носят красные кеды и поношенные флисовые куртки.
– А как у тебя с навыками выживания? – спросила она. – Читать по мху на деревьях? Отыскивать следы?
– Нет, этим у меня сестра занимается.
– Может, Персик сумеет помочь. – Мэг повернулась к карпосу: – Эй, можешь вывести нас из леса?
Несколько последних миль карпос нервно бормотал что-то, то и дело бросая по сторонам взгляды. Теперь он принюхался, и его ноздри задрожали. Он склонил набок голову, и лицо вдруг вспыхнуло зеленым. Страдальчески тявкнув, зубастый малыш растворился в вихре листьев.
Мэг вскочила.
– Куда он подевался?
Я прошел взглядом по деревьям. Похоже, Персик поступил совершенно разумно. Почуял приближающуюся опасность и сбежал. Но делиться с Мэг своим подозрением я не стал. Она уже успела проникнуться к нашему спасителю теплыми чувствами. (Смешно – так привязаться к маленькому, опасному существу. С другой стороны, мы, боги, бывает, тоже привязываемся к людям, так что критика здесь неуместна.)
– Может, отправился на разведку, – предположил я. – Может, нам стоит…
«АПОЛЛОН».
Голос прогремел в голове, как будто кто-то установил у меня за ушами акустические колонки «Боуз». И говорило определенно не мое собственное сознание. Оно не женщина и не такое громкое. Однако же что-то в тоне голоса казалось смутно знакомым.
– В чем дело? – спросила Мэг.
Воздух проникся тошнотворной сладостью. Деревья нависли надо мной, словно волоски венериной мухоловки.
По щеке скатилась капелька пота.
– Нам нельзя здесь оставаться, – сказал я. – Внимай мне, смертная.
– Извини, не поняла?
– Э, в смысле… идем!
И мы побежали – спотыкаясь о корни, слепо, наугад, по лабиринту из веток и валунов. Путь нам преградил бежавший по каменистому ложу чистый поток. Едва замедлив шаг, я ступил по щиколотку в ледяную воду.
«НАЙДИ МЕНЯ», – снова произнес голос.
Теперь он прозвучал так громко, что прошил мой лоб, словно железнодорожный костыль. Я пошатнулся и упал на колени.
– Эй! – Мэг схватила меня за руку. – Поднимайся!
– Ты разве не слышала?
– Не слышала что?
«ПАДЕНИЕ СОЛНЦА, – прогремел голос. – ПОСЛЕДНИЙ СТИХ».
Я рухнул лицом в поток.
– Аполлон! – В голосе Мэг зазвенела тревога. Она перевернула меня на спину. – Ну! Вставай! Я же не могу тебя тащить!
Она все-таки попыталась. Тянула меня через реку, браня и ругаясь, пока наконец я, с ее помощью, не выполз на берег.
Я лежал на спине, всматриваясь испуганно в полог леса. Промокшая в ледяной воде одежда горела. Я трясся, как открытая струна Е на электрической бас-гитаре.
Мэг стащила мою мокрую зимнюю куртку. Ее куртка была слишком мала для меня, но она все же натянула мне на плечи сухой, теплый флис.
Мой смех прозвучал трескуче и ломко.
– Но я… я слышал…
«ПЛАМЯ МЕНЯ ПОГЛОТИТ. ПОТОРОПИСЬ!»
Голос раскололся хором злых шепотов.
Вытянулись и сгустились тени. Поднявшийся с одежды пар отдавал запахом вулканических газов Дельф.
Я хотел свернуться калачиком и умереть. Хотел вскочить и бежать, бежать на голоса, найти их источник. Хотя, наверно, случись такое, лишился бы рассудка навсегда.
Мэг что-то говорила. Трясла меня за плечи. Потом наклонилась – так близко, что из стекол ее «кошачьих» очков на меня уставилось мое собственное отражение – и наотмашь хлестнула по щеке. С трудом, но я все же разобрал ее приказ:
– ВСТАНЬ!
И я как-то встал. А потом согнулся, и меня вырвало.
Такого со мной не случалось давно, и я уже забыл, насколько это неприятно.
Потом мы шли куда-то. Брели. И я едва ли не висел на ней. Голоса шептали, спорили, рвали мой мозг на клочки и уносили их в лес. Я понимал, что скоро не останется ничего.
Ну и что. С таким же успехом можно уйти в лес и сойти с ума. Мысль эта показалась мне забавной. Я даже захихикал.
Мэг заставила меня идти дальше. Я не понимал слов, но тон был настойчивый и упрямый, и злость перевешивала ее собственный страх.
В этом состоянии расколотого сознания до меня смутно доходило, что деревья расступаются перед нами, неохотно открывая дорогу из леса, а потом вдалеке загорелся костер на поляне Лагеря полукровок.
Мне пришло в голову, что девочка разговаривает с деревьями, приказывает им убраться с пути. Нелепость, но смешная. Судя по поднимавшемуся от одежды пару, температура у меня поднялась выше сорока.
Мы выбрались из чащи прямо к костру, вокруг которого с десяток подростков делали сморы[4 - Десерт, который в американских детских лагерях едят по вечерам у бивачного костра. Состоит из поджаренного маршмэллоу и куска шоколада, проложенных между крекерами.]. Я истерически расхохотался, и они, увидев нас, поднялись. В джинсах и зимних куртках, с разносортным оружием на боку, они представляли собой самое суровое сборище любителей маршмэллоу, которое я когда-либо видел.
– Приветик! Я – Аполлон!
Глаза закатились, и я вырубился.
10
Автобус горит
Мой сын меня старше
Пожалуйста, Зевс, хватит
Мне снилось, что я еду по небу на солнечной колеснице. С опущенным верхом – это «Мазерати». Еду, разгоняя клаксоном реактивные лайнеры, наслаждаясь запахом холодной стратосферы и пританцовывая под мою любимую песню «Поднимаюсь к Солнцу» группы «Алабама шейкс».
Я раздумывал над тем, как превратить «спай-дер» в беспилотный автомобиль Гугл. Хотел достать свою лютню и выдать такое зажигательное соло, которым возгордилась бы Бриттани Ховард.
Потом на пассажирском сиденье возникла какая-то женщина.
– Надо поспешить, дружок.
Я едва не выпрыгнул из солнечной колесницы.
Гостья была одета как древнеливийская царица. (Знаю, потому что встречался с некоторыми из них.) На ее платье сплелись черные, красные и золотые цветочные узоры. Длинные черные волосы украшала тиара, напоминавшая изогнутую миниатюрную лестницу – две золотые стойки, соединенные серебряными перекладинами. Лицо – зрелое, исполненное достоинства, каким ему и полагается быть у великодушной правительницы.
Значит, определенно не Гера. К тому же Гера никогда бы не улыбнулась мне так мило. И еще… На шее – большой металлический символ мира, что никак не соответствует стилю Геры.
Тем не менее я чувствовал, что знаю ее. Несмотря на ассоциации со стареющей хиппи, она была столь привлекательна, что я предположил наличие между нами родственной связи.
– Кто ты?
Ее глаза опасно полыхнули золотом, как у хищницы семейства кошачьих.
– Следуй за голосами.
В горле застрял комок. Я попытался обдумать ситуацию логически, но мозг как будто только что побывал в блендере.
– Я слышал тебя… в лесу. Что это было? Пророчество?
– Найди ворота. – Она схватила меня за руку. – Прежде ты должен найти их. Дошло?
– Но…
Женщина полыхнула яркой вспышкой и исчезла. Я взглянул на обожженное запястье и крепко сжал колесо – солнечная повозка клюнула носом и сорвалась в пике. «Мазерати» вдруг превратился в школьный автобус – я пользовался им, когда приходилось перевозить много людей. Кабину заполнил дым. За спиной гнусавый голос произнес:
– Найди ворота… любой ценой.
Я глянул в зеркало заднего вида и за дымной пеленой увидел тучного мужчину в лиловом костюме. Развалившись, он сидел на заднем сиденье, где обычно кучкуются разного рода смутьяны. Это место особенно нравилось Гермесу, но мой новый гость не был Гермесом.
