– Конечно, она теперь ваша. Можете с ней тоже делать всё что угодно, даже сжечь. Просто хочу пожелать вам счастья и… Просто хотелось, чтобы вы были счастливы, – последние слова библиотекарь произнёс шёпотом, отводя взгляд в сторону. Я не совсем понимала, о чём он пытается мне пожелать, укладывая весь смысл в одну фразу, но на всякий случай кивнула.
Положив чехол на край багажника, я нашла язычок от застёжки. Зашуршала молния, и через мнгоновение у меня из горла вырвался восторженный вскрик.
* * *
– Он подарил это тебе? – Анна склонилась над лежащей на одном из столов, который ещё не был подготовлен к празднику, гитарой. – Бабушкина гитара? Оригинально, ничего не скажешь.
– Ан, ты знаешь, чья это подпись на ней? – я ткнула на замысловатые закорючки, сделанные золотым маркером по лаковой поверхности.
– Понятия не имею, но не нахожу подарок романтичным, – пожала плечами та. – Разве кто-то дарит девушкам гитары? И вообще, где букет роз и страстные признания в любви?
Стоящие рядом ученики младших классов, которым было в радость занять себя тем, что обмотаться с ног до головы гирляндами, швырять друг в друга конфетти и надувать шарики, весело захихикали, понимая, что удачно оказались рядом, чтобы впитать в себя идеи для новых школьных сплетен. Надеюсь, что они не будут теперь тыкать в библиотекаря пальцами и распевать глупые песенки про жениха. Мари, Эйша и Ван были довольно воспитанными, хоть и неугомонными, как все дети в их возрасте. Родители по семейным обстоятельствам привезли их немного раньше, чем начался учебный год, поэтому сейчас школа выполняла для них роль некоторого летнего лагеря.
– Вообще-то это гитара Ангуса Янга, – я ласково провела пальцами по поверхности музыкального инструмента. Подумать только, Роберт в курсе моих музыкальных предпочтений, хотя вообще ничего в этом не смыслит. Мы никогда этого не обсуждали. Как он вообще её раздобыл и сколько заплатил? Наверняка желающих было предостаточно, если это был какой-то аукцион.
– Да хоть Элвиса Пресли, – рассмеялась сестра, понимая, что я рада столь неожиданному подарку. Несмотря на то, что в повседневной жизни меня не видно и не слышно, в глубине души я всегда восхищалась раскрепощённостью Янга. Он живёт в своё удовольствие, а все окружающие спокойно принимают его таким, какой он есть, словно демонстрация голой задницы забитому поклонниками стадиону – вполне нормальное занятие, особенно для человека его лет. – Только не вздумай бить ею о стены. А то мы ещё не до конца восстановили кабинет химии после выходки Маркуса в прошлом году.
Анна всегда говорила «мы», когда вопрос касался школы, потому что помогала тёте Маргарет с мелкими делами по мере своих сил и знаний: начинала с простой канцелярской работы, но сейчас спокойно могла планировать расходы на хозтовары или созвониться и организовать многодневную экскурсию со всеми вытекающими, как питание, проживание и программа на всех этапах. Когда-нибудь всё это перейдёт девушке в наследство, поэтому сестра была в курсе всего, что творится в этих стенах, можно сказать, Дэвисы в прямом смысле воспитывали приёмников с пелёнок. Маргарет не раз говорила, что нельзя эффективно руководить чем-либо, если не знаешь хотя бы в общих чертах, как всё устроено. На что Анна обычно шептала, что школа не сильно отличается от «Макдональдса».
– Так, ладно. Налюбовались. Убирай своё банджо, а то мы выбиваемся из графика.
Я нехотя послушалась. На самом деле, мне хотелось унести гитару к себе в комнату и опробовать её в деле. Сомневаюсь, что у меня получилось бы хоть что-то отдалённо похожее на игру легендарного мэтра, но Роберт сам сказал, что я в праве делать с подарком что хочу, а значит, и осквернить своей кривой игрой тоже.
– Что опять за шум? Что вы там не поделили? – из кухни выглянула усталая Маргарет, дежурно поцеловала меня в лоб. – С днём рождения, моя милая.
– Разглядываем подарок Нозоми, – объяснила Анна, кивая в сторону прислонённого к стене футляра.
– И кто же дарящий?
– Не догадаешься… Ай! – сестра не успела договорить, потому что я наступила ей на ногу. Надо же, какой эффективный способ замолчать это оказывается. Да и тёте о моих слишком дружественных отношениях с библиотекарем знать не обязательно. – Ты чего творишь? Я эти туфли вчера купила.
Я демонстративно провела пальцем по шее, предупреждая, что бывает с теми, кто много говорит. Она же надулась и показала в ответ язык. Тётя вздохнула, поняв, что сейчас из нас уж точно не добьёшься правды:
– Ладно-ладно. Каждый имеет право на секреты. Мисс Коллинз приготовила для тебя совершенно чудесный торт, даже резать будет жалко, вот увидишь, – директриса посмотрела на изящные часы на своём запястье. – Мне надо отлучиться на пару часов, у меня встреча с поставщиком продуктов. Эти новые рекомендации по рациону меня доконают. Вернусь как раз к началу праздника. И не вздумайте тут ничего громить!
Она для виду погрозила нам обеим пальцем и покинула столовую. Мы с Анной переглянулись. Пару лет назад мы бы начали «громить» всё прямо в момент, как за спиной тёти закроется дверь.
– Ну, а твой-то книжный червь приползёт на вечеринку?
Я отрицательно покачала головой. Роберт не любил вечеринки. Чем шумнее на них было, тем меньше была вероятность его появления на празднике жизни. В этот раз он не появился под предлогом того, что у него какие-то срочные неотложные дела и ему надо уехать. Я на него не обижалась, это было одним из негласных правил нашего с ним общения.
* * *
Младшеклассники точно соревновались друг с другом, когда вразнобой пели «С днём рожденья», кто сделает это громче, потому что у меня едва не заложило уши. Остальные гости: кое-кто из преподавательского состава, повара, уборщики, садовник и небольшая группа из разновозрастной детворы, улыбались и хлопали им в такт. К счастью, Малкена с его компашкой не было. Анна не рискнула испортить вечеринку, пожертвовав массовкой.
– Чудесно! – захлопала в ладоши директриса. Она хоть и умела работать с детьми разных возрастов, ей лучше удавались праздники для младших классов, чем подростков моего возраста. Но для нас с Анной это была возможность погрузиться в мир сказок и позволить себе немного подурачиться со всеми. – Настало время для именинного торта! Нозоми задует свечи, загадает желание и раздаст каждому по кусочку, – тётя по привычке руководила мероприятием, поэтому задумываться о каждом следующем шаге не приходилось.
Несколько доверенных ребят поднесли к столу, за которым я сидела, огромный торт, украшенный взбитыми сливками и марципановыми фигурками в виде цветочков. Да уж, мисс Коллинз действительно потрудилась на славу.
– Нозоми, – кто-то дёрнул меня за юбку сарафана. Я посмотрела вниз: рядом со мной стоял Ван. – А можно я разрежу торт?
– Хм… Конечно, – я улыбнулась, хотя просьба была несколько странной для ребёнка. Обычно дети его возраста просили задуть свечи, но, может, он просто хотел почувствовать себя полезным. – Ты же мне так помог сегодня, вон сколько шариков надул!
Ван радостно схватил нож и выжидающе посмотрел на меня. Я поблагодарила всех за их помощь в подготовке к празднику, загадала какое-то глупое желание, какое обычно загадывают на свой день рождения девочки, из серии «хочу большой и чистой любви и сто фунтов конфет», просто потому что больше ничего придумать не могла, и задула все свечи с первого раза.
– Знаешь, мне кажется, на торте чего-то не хватает! – рядом возник Яколь, сорванец из второго класса. За ним нужен глаз да глаз, иначе все стены окажутся вымазанными красками. И не только стены. Прямо будущий наследник нынешнего владельца титула Роя – «Главный хулиган школы имени Авраама Линкольна».
– Ага. И я даже знаю чего, – хохотнул его подручный Мишель и водрузил сверху на торт камень, как раз в тот момент, когда Ван опускал нож.
Я заметила это слишком поздно. Когда я схватила Вана за руку, лезвие уже звякнуло о камень. Тот самый камень моего отца, темница демона, к которому нельзя прикасаться металлом. Мои глаза округлились от ужаса. В столовой воцарилась гробовая тишина, пока все переваривали произошедшее. Однако прошло несколько секунд, и зал взорвался недовольными выкриками учеников и сотрудников в сторону двух шалопаев, которые умудрились испортить праздник.
Я молча достала из торта камень и, взяв салфетку, стала протирать его от крема. Происходило это скорее на автомате, чем осознанно: мысли вязли, как мухи в сиропе. Через секунду камень был уже чистый, однако я продолжала его тереть салфеткой, словно робот, не зная, чего ожидать.
– Нозоми, прости, пожалуйста, – Ван чуть не плакал от досады. – Это всё из-за меня. Яколь меня ненавидит, это он мне гадость сделал, а не тебе.
Его голос выдернул меня в реальность:
– Нет. Всё хорошо, – я погладила его по голове. – Яколь всегда что-то такое вытворяет, было бы странно, если бы сегодня он отсиделся в стороне.
Я посмотрела на Яколя и Мишеля.
– Знаете, мальчики, уж не знаю, где вы взяли этот валун, – я для убедительности потрясла проклятым камнем, – однако, спасибо за подарок. Такого оригинального мне ещё никто не делал.
Я лгала. Меня до колик в животе пугала мысль, что эти два дурачка каким-то образом оказались в моей комнате, копались в моих вещах, а потом, не стесняясь того, что я всё пойму, притащили камень сюда. Но похоже, что заклятие всё ещё действует, и демон находится внутри. Ведь страшно было подумать, если бы эта тварь вырвалась бы на свободу в школе. Я слышала столько рассказов про демонов, но ни разу не видела этих существ, поэтому тяжело знать, что из этих историй была правда, а что было приукрашено отцом или книгами в воспитательных целях. Ещё авторы для пущей убедительности сдабривали рассказы атмосферными иллюстрациями, после которых я не могла уснуть. В нашей семейной библиотеке было множество книг о жутких тварях. И сейчас мой мозг с радостью предоставил мне весь ассортимент возможных ужасов, которые могли бы произойти здесь и сейчас.
Но ничего не происходило. Обычный галдёж и злые возгласы. Демонов нет. Наверно, я слишком нагнетаю обстановку, а может быть, он давно умер, так и не успев обрести свободу вновь.
– Нозоми, я думаю, нет причин отказываться от праздника, – Маргарет виновато улыбалась, после чего обратилась к остальным младшеклассникам. – Покажем Яколю и Мишелю, что нас не напугать их проделками!
Кто-то из преподавателей спешно включил музыку, и детвора радостно пустилась в пляс вокруг стола, подбрасывая шарики и серпантин, забывая об испорченном торте.
– Я не отказываюсь, – вздохнула я, стараясь улыбаться как можно более искренне. – Надеюсь, что малышня не сильно расстроится из-за того, что остались без торта. На крайний случай ведь можно сейчас заказать пиццу.
– Правда? – встрял в разговор всё ещё стоящий рядом со мной Ван. – Звучит круто! Мне ту, где побольше сыра тогда!
– Неплохая идея, – кивнула тётя Маргарет, понимая, что это самое малое, что можно сделать в сложившейся ситуации, и ушла в коридор, набирая номер пиццерии, чтобы сделать очень большой заказ. Анна же спешно черкнула в телефоне заметку устроить взбучку двум мелким хулиганам.
* * *
Когда все вконец так увлеклись празднованием, то даже не заметили, как я покинула столовую через главный вход. В комнате сидеть до вечера было не вариант – Анна найдёт и потащит обратно, пусть я даже буду хвататься за всё, что подвернётся мне под руку.
Единственное место, где меня будут искать в последнюю очередь на территории школы, – крошечная церквушка, воздвигнутая по просьбе местной религиозной общины для обучающихся детей и сотрудников ещё при отце Маргарет. Ей было отведено тихое и скрытое от посторонних глаз место на границе с яблоневым садом, который когда-то принадлежал местному фермеру, но после его смерти наследников не нашлось, и эта земля отошла городу, поэтому в итоге было решено сделать территорию парком-садом, оставив деревья жителям города. Но церковь находилась при школе, и попасть в неё могли только учащиеся и сотрудники, и то ли с каждым годом верующих становилось всё меньше, то ли они считали, что можно было молиться и у себя дома, тут становилось всё меньше людей, поэтому это было отличное место, чтобы спрятаться от толпы. Хоть в воскресенье из Атланты приезжал пастырь и вёл проповеди, остальное время церквушка в основном пустовала. Миссис Дэвис ярой верующей не была, поэтому уделяла этому вопросу мало внимания, ссылаясь на то, что у неё хватает и других проблем в школе, но без возражений выделяла средства из бюджета школы на ремонт помещения.
Я тоже не была религиозна, для меня это было скорее место, где я могу побыть наедине с собой. Вот и сейчас тут не было никого, кроме меня. Электричества в церкви не было, поэтому если кто-то засиживался допоздна, то зажигал свечи у алтаря. Они не освещали всего помещения, но хотя бы можно было не бояться обо что-нибудь споткнуться и разбить себе нос. Придя в церковь, когда солнце практически село, а последние лучи, пробиваясь сквозь простенькие витражи, напоминая об отцовской библиотеке из детства, отбрасывали на пол причудливые разноцветные узоры, я поняла, что, скорее всего, вернусь в общежитие глубокой ночью, и лучше сразу зажечь свечи, чтобы не заниматься этим в потёмках. Перед уходом просто потушу и включу фонарик на телефоне, как делала уже не раз.
Спички искать не пришлось: отобранная у Роберта зажигалка отлично справилась с поставленной перед ней задачей. Я села в первом ряду, достала телефон, отправила его в режим «полёта» и расслабленно выдохнула. Что ж, тут меня не побеспокоят.
Ничего не имею против того, чтобы семья отмечала мой день рождения, но Анне, даже несмотря на то, что поступила из лучших побуждений, зря превратила это в общешкольный праздник. К тому же, положа руку на сердце, все наши ровесники пришли в столовую сегодня исключительно для того, чтобы в очередной раз потусоваться с моей сестрой. Может, выспись я нормально, менее остро воспринимала бы эту проблему, но сейчас приходилось приложить немало усилий, чтобы подавить раздражение и не высказать всё в лицо Анне.
Не знаю, сколько я так просидела, ни о чём толком не думая, просто отключив мозг, но опомнилась только когда сквозь череду мыслей услышала шум поднявшегося за окном ветра. Похоже, что ураган наконец-то добрался до города. Надо быстрее возвращаться, чтобы не угодить под дождь и ненароком не схлопотать куском оторванного рекламного щита по голове.
Подойдя к алтарю, чтобы затушить свечи, я замерла. Тело само впало в ступор, по спине пробежали мурашки. Неожиданно мне стало очень страшно, словно все чувства разом пробудились и закричали о смертельной опасности, которая мне угрожает. Так, словно я успела уснуть и снова столкнулась нос к носу с кошмаром из сна.
– Значит, это ты у нас последний выродок семейки Казадор? – вздрогнув, я обернулась на голос. В центральном проходе, на расстоянии от алтаря, где проходила граница тусклого света церковных свечей и тьмы, в которую была погружена оставшаяся часть здания, стоял высокий незнакомец. Той части лица, что была на свету, было достаточно, чтобы понять, что он разглядывал меня с едва уловимой усмешкой. Вот уж не знаю, что его могло так радовать в нашей встрече, ничего забавного в ней не было.
– Вы ещё кто такой? – Всё это время я была абсолютно уверена, что нахожусь в церкви одна.
– Не догадываешься? – усмехнулся мужчина и сделал шаг в мою сторону, окончательно выходя на свет.
Я готова была поклясться, что, стоя в тени, он был одет в форму моей школы, потому что сейчас он полностью преобразился. Можно было бы списать всё на игру света и тени, только вот проблема в том, что форма у нас не чёрная… Сейчас же незнакомец выглядел по меньшей мере нетипично: штаны, заправленные в высокие сапоги, майка без рукавов. На правой руке от запястья и до локтя виднелась чёрная татуировка в виде переплетений чего-то абстрактного. Всем своим видом он походил на типичного любителя тяжёлой музыки, но что-то подсказывало мне, что это неправильное впечатление и он не пришел предложить мне послушать записанный его группой альбом в гараже.
Незнакомец сделал ещё один шаг в мою сторону. Несмотря на то, что нас разделял десяток футов, это заставило меня инстинктивно отступить к алтарю. Ещё несколько шагов – и я попросту упрусь в него спиной, и деваться будет некуда.
– Не подходите! – пискнула я, сама удивляясь, как предательски дрожит мой голос. Ситуация казалась ещё страшнее – не знаю почему, но я едва держалась на ногах: какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что гость очень опасен. Как если бы я повстречалась с пумой или медведем на природе, когда одного взгляда на хищника достаточно, чтобы понять, что тебе крышка. Непрошенный гость был именно что хищником, и это чувство никак иначе описать невозможно.
– Или что? – бровь незнакомца заинтересованно изогнулась. Ему явно хотелось знать ответ на свой вопрос.
Я прикусила язык. Понятия не имею, что, кто он вообще и что ему от меня надо? Почему он так странно выглядит? Хотелось завизжать, возможно, это привлечёт внимание кого-то снаружи, вдруг охрана совершает вечерний обход территории. Но я не смогла ничего придумать лучше, чем достать из кармана сарафана телефон и демонстративно показать его незнакомцу:
– Позвоню в полицию, – шёпотом предупредила его я.
– Понятия не имею, что это всё значит, звучит не особо устрашающе, – парировал тот. – Попробуй ещё раз.
– Буду кричать! – использовала я второй из возможных адекватных аргументов.
Мужчина лишь фыркнул и пожал плечами на моё предупреждение.
– Девчонка, ты за дверь выглядывала? Там такой дождь и ветер, что саму себя не услышишь, если выйдешь на улицу. Не смеши. Я тяжело сглотнула, пытаясь придумать что-то ещё, но мысли путались. Этот мужчина не нравился мне с каждой секундой всё больше. Сейчас он терпеливо ждал хоть какой-то реакции с моей стороны, видимо, наслаждаясь моим страхом. Чёртов садист. Впрочем, теперь я могла его рассмотреть: высокий, аккуратный, крепкий. Длинные чёрные волосы, правильные черты лица, тонкий подбородок, чёрные, словно смола, глаза. Даже презрительный прищур не обезображивал его. Однако я была готова поклясться, когда он усмехался, я видела два острых клыка. Вампиром он быть не мог, а значит, просто чокнутый, каким-то образом оказавшийся на закрытой территории школы.
– Я начинаю скучать, Казадор, – его голос, будь он певцом или ведущим какого-нибудь радио, точно бы свёл с ума не одну девицу: в меру низкий, немного с хрипотцой. От одного сказанного им слова кидало бы в сладостную дрожь, не встреться бы он мне сейчас в подобном гнетущем антураже. Ко всему прочему, говорил он с обидой, словно я действительно в чём-то перед ним провинилась.
– Не знаю, кто вы и что вам от меня надо, но советую вам покинуть территорию школы, если не хотите…
– Что ты там мямлишь?
Я запнулась, сглотнула и попробовала заставить себя говорить громче и жёстче.
– Я настаиваю, чтобы вы покинули территорию школы… Если, – тут я снова спасовала и начала говорить, как мне показалось, всё тише и тише, в конце концов снова срываясь на шёпот, – если не хотите проблем с полицией.
Незнакомец театрально прикрыл лицо ладонью и вздохнул, словно мои угрозы приносили ему лишь нестерпимую головную боль. Потом раздвинул пальцы, посмотрел на меня одним глазом и неожиданно расхохотался, и мои ноги едва не подогнулись от страха из-за этого смеха. Ледяной, не предвещающий ничего хорошего. Так, пожалуй, смеются злые гении в фильмах, этакий эталон ликования зла. Подобное поведение только ещё сильнее пугало: он совершенно точно ненормальный.
– Завязывай уже с шутками, девчонка. Я люблю шутов, но ты как-то слишком увлеклась. Или нынче принято врагов смешить до смерти?
– Я ещё раз повторю, если вы глухой… – неожиданно я нашла в себе смелость, но договорить не успела, потому что невиданная сила оторвала меня от пола и швырнула в потолок, потом об пол, приподняла и протащила по ряду скамеек.
Мне показалось, что ещё мгновение – и я попросту потеряю сознание от боли и ужаса. Хотелось свернуться в клубочек, сжаться до микроскопической пылинки, чтобы тварь потеряла меня из виду, забыла и ушла, но грудь болела так, что, казалось, пошевелись я хоть чуть-чуть, и кости проткнут плоть изнутри.
Мужчина не торопясь подошёл ко мне. Под его сапогами хрустела обвалившаяся штукатурка. То и дело он отталкивал в сторону обломки церковных лавок, которые загораживали ему проход. Пыль, поднявшаяся в результате такого броска, уже начала оседать на всё вокруг мутным ореолом.
Я хотела было закашлять, но вместе с кашлем наружу вырвался болезненный стон. По щекам текли слёзы. Как же больно. Говорят, что иногда боль перестаёшь чувствовать, потому что она слишком сильная, но мне не повезло – агония была мучительная. Странно, что после такого я до сих пор жива и в сознании.
– Какая ты, однако, живучая! Не назову это удачей, но я приятно впечатлён. Смею предположить, что у нас с тобой впереди незабываемая ночь, – словно услышав мой немой вопрос, произнёс мужчина, остановившись около меня и теперь глядя сверху вниз.
Носком сапога он поднял мою голову, заставляя приоткрыть слезящиеся глаза. Он смотрел на меня с нескрываемым отвращением, как на насекомое, которое ещё пытается двигаться. Жалкие предсмертные конвульсии, прежде чем коллекционер наколет тебя на булавку и спрячет под стекло.
– И долго ты собираешься вот так лежать? Я так ждал этой встречи, а это всё, что ты можешь мне предложить в качестве развлечения? Доставай меч, а то я вот-вот решу, что тебе нравится, когда тебя бьют, – говорил он, несмотря на недобрый взгляд, всё так же буднично. – Где твоя гордость, охотник? Не со мной ли вы все так стремились встретиться веками? Вот он, я, стою перед тобой. Достань свой меч и пронзи меня насквозь, отправь в небытие. Ну же, вставай, девчонка.
Мужчина вытянул руку и сжал что-то невидимое. Через мгновение из сотен тысяч искр невесть откуда появился длинный меч, словно состоявший из раскалённой лавы. Мне почудилось, что я чувствую жар, который исходил от этого невероятного оружия. Секунда – и кончик меча практически упёрся мне в горло. Но мужчина медлил, словно ждал чего-то.
– Бесполезное маленькое отродье, – разочарованно проворчал он. Его глаза презрительно сузились. – Покорно ждёшь своей смерти, словно избавления.
Я снова закашлялась, на этот раз, судя по всему, уже из-за крови в лёгких, так что гость едва успел отодвинуть ногу, чтобы его не запачкало.
– Иди к дьяволу, – прохрипела я практически неразборчиво.
– Милая, я уже здесь, – расплылся в хищной улыбке тот. За его спиной распахнулась пара чёрных перепончатых крыльев. Готова была поклясться, что глаза незнакомца стали алыми, а зрачки сузились до узких щёлок, как у кота. – Ты, похоже, совсем туго соображаешь. Велиал, – представился он. – Я и есть один из тех, кого вы называете дьяволами.
Глава 2. Вероломство
И не бойтесь убивающих тело,
души же не могущих убить;
а бойтесь более Того,
Кто может и душу,
и тело погубить в геенне.
Матфея 10:28
Я боялась смотреть на тварь, которая склонилась надо мной.
За всю жизнь не встретила ни одного демона. Теперь же, глядя прямо в алые глаза одного из них, понимала, что повела себя слишком безрассудно. Расслабилась, упустила из виду доверенную мне темницу, и цепочка ошибок привела к тому, что этот монстр оказался на свободе. Да, пожалуй, это было самой большой ошибкой в моей жизни – я попросту недооценила этих бессмертных тварей, которые наверняка умеют выжидать. Куда спешить, если у тебя в запасе всё время этого мира?
Но язык не поворачивался назвать это создание «тварью» – слишком величествен, даже прекрасен он был для такого слова. И в то же время от него исходила просто нечеловеческая сила и злость. Ему даже не нужно было проявлять какие-то эмоции, чтобы я чувствовала, как сильно он меня ненавидит за сам факт моего существования.
– Судя по выражению твоего смазливого личика, до тебя наконец-то дошло, – хмыкнул демон. Потом совершенно неожиданно он выпрямился, подвигал плечами, разминаясь, развернул перепончатые крылья и сделал ими пару взмахов, словно бы собираясь улететь, от чего вся уже осевшая было пыль снова взметнулась в воздух.
– Проклятие… – проворчал он, словно у него что-то болело. – Ну и сколько я проторчал в этом булыжнике?
