Ирина Андрианова "Теракт"

Помедленнее, дура. Тебе нельзя привлекать внимание. Куда пошла?! Там слишком чисто, могут быть уличные камеры. Тебя по ним живо отследят. Шагай сюда, направо в проулок. Видишь прореху в стене? Полезай!

Тишину прорезали свежие звуки сигнализации – то ли «Скорой», то ли полиции. Маша сжалась. Точно, едут. Уже за мной? Да нет же, они едут на теракт. ТЕРАКТ. Слово из новостей, которое теперь стало частью ее жизни. Нет, нет, она этого не хочет! Нет, не надо!

Не хочешь, хе-хе? Тогда беги прочь. То есть иди, как можно спокойнее. Но дальше и дальше.

Маша и уходила, дальше и дальше. Теперь она бессознательно выбирала заброшенные проезды и закоулки между гаражей, где точно не могло быть камер. Пересекая улицу с домами и машинами, опускала голову и надвигала пониже капюшон ветровки. Где я? Кажется, где-то между Пескаревкой и Ручьями. Вряд ли мы успели доехать до Мурино, когда случилось это. А куда я иду? Куда мне вообще теперь идти? Она остановилась, чтобы подумать, но тут же сама, как плетью, погнала себя прочь. Нет, нет, об этом потом. Сначала убежать. Сейчас мы будем думать только о том, чтобы тебя не поймали. Итак, они наверняка уже знают, что это ты. В таких случаях они действуют необычайно резво. Это если деньги с карты снимут или хулиганы нападут, их не дождешься. А вот если теракт… Да прекрати ты, сейчас речь не об этом! Значит, они уже отследили тебя на платформе, входящую в поезд. Скорее всего, прямо в эту минуту они уже едут к тебе домой, чтобы тебя брать. Помнишь, как быстро брали участников последних терактов? В тот же день…

Под ними Маша разумела таинственных и всеведущих сотрудников спецслужб. Она не могла представить их людьми с лицами, руками и ногами; сейчас это была какая-то аморфная масса синего цвета. Подобно ядовитому туману, она растекалась по улицам и проникала во все. От нее было не сбежать. Но Маша, хоть и не веря в чудо, все-таки убегала.

Но откуда они могут узнать, где я живу? Во-первых, я живу не по прописке, снимаю. Во-вторых, как они вообще узнают, что на камере – именно я, Маша Панасевич? Она вздрогнула, произнеся в уме свою фамилию. Ей показалось, что даже так ее могут услышать.

Во-первых, дорогая, приехать по адресу прописки в Луках – это дело пятнадцати минут, – насмешливо отвечала она себе. – Мама сама им скажет, что ты уехала учиться в Питер… Да и незачем беспокоить маму – они наверняка уже пробили тебя по всем своим базам и знают, где ты учишься. В течение часа они с пристрастием побеседуют со всеми твоими однокурсниками, среди которых двое… нет, четверо-пятеро точно знают твой адрес. А насчет узнать, кто на камере – ты что, не слышала, что у спецслужб есть программа распознавания лиц? Они уже наверняка узнали о тебе все…

Мысли снова начали путаться. Не успев додумать одну, Маша хваталась за следующую и упускала предыдущую. Мама… Что они с ней сделают? Они будут ее пытать? – Да нет же, дура, успокойся. Они, скорее всего, даже не сообщат ей ничего, чтобы не паниковала. В надежде, что ты попытаешься сбежать и поедешь к ней. И там они тебя возьмут. А может, еще в поезде. Или на вокзале. Поэтому тебя нельзя на вокзал, поняла? И вообще ни в какой транспорт тебе нельзя. Хотя бы потому, что там точно есть камеры. По камерам они на раз-два вычислят твой маршрут.

Тогда, в первые минуты и даже часы, Маше не пришло в голову подумать о том, кто виноват в случившемся. Поняла лишь, что сумку с взрывчаткой ей дал Вася. И сразу отодвинула эту мысль в сторону. Мозг работал предельно экономно, решая только вопросы безопасности. Спустя полчаса она уже двигалась так, словно всю жизнь только и делала, что тренировалась уходить от слежки: косым взглядом быстро сканировала пространство на предмет камер и, если что-то внушало опасение, круто меняла направление. Не раздумывая, запутывала следы, делая повороты то вправо, то влево, а то и вовсе поворачивая назад. При этом генеральный вектор – подальше от того места – не менялся. По мере того, как одни задачи усваивались до автоматизма, на освободившееся место всплывали новые. Примерно через полчаса после начала бегства она поняла, что им не надо будет распознавать лицо – ее могут отследить по одежде.

Боже, что же делать? – почти вскрикнула она, но тут же спокойно ответила себе: надо поменять одежду. Окинув взглядом местность – Маша не знала, где находится, да это было и неважно – она заприметила вдали неказистый магазинчик с надписью «Высокая мода». Нет, там точно есть камеры… Спокойно, смотрим рядом… Чутье не подвело: оказалось, магазинчик – часть ярмарки, и с другой стороны к ней примыкают открытые палатки. Вот уж где камер точно нет. Бегло осмотрев лица продавщиц, она догадалась, что у них нет также и прописки – это были типичные уроженки Узбекистана и Таджикистана. У первой же улыбчивой толстушки Маша, не торгуясь и почти не глядя, купила черную ветровку и бейсболку. Бейсболок она никогда прежде не носила, считая пошлятиной, но сейчас растворение в чужой пошлости давало шанс спастись. Подумав, она взяла еще дешевые черные штаны – решив, что темная фигура в толпе будет меньше привлекать внимание. К счастью, денег в кошельке и на карточке пока хватало: как раз накануне мама прислала очередной щедрый транш… Боже, карточка! Ею нельзя пользоваться: по переводу они сразу отследят. И, собравшись было перевести оплату, она к удивлению таджички быстро спрятала телефон и вытащила купюры. Так, телефон! Конечно же, ее вычислят по местоположению устройства! Неважно, что геолокация отключена; уж она-то знает, как эти сволочи умеют отслеживать по Ай-Ди… На самом деле Маша ничего не знала о том, как отслеживают по Ай-Ди, и лишь приблизительно догадывалась, что это вообще такое, но мозгу ничего больше не требовалось: раз могут отследить – значит, от телефона надо избавиться. Запихав старую одежду в купленный тут же пакет, она вышла из импровизированной примерочной, представляющей собой занавеску в углу палатки, и быстро зашагала прочь дворами. Только здесь, спрятавшись в тени кустов жасмина (откуда хорошо просматривались все входы и выходы) она впервые остановилась. И сразу же опустилась на корточки. Усталость навалилась, как гора. А ведь до этого она не чувствовала утомления – шла, как автомат. Временное чувство безопасности разрешило организму расслабиться, и вмиг отяжелели руки, сбилось дыхание, выступил пот. Нет-нет, отдыхать нельзя! Они, может быть, уже близко! Озираясь, Маша вытащила телефон и несколько раз нажала непослушным пальцем на кнопку включения. Но экран оставался таким же черным: лишь упавшая на стекло капля пота размазалась в кляксу. Маша наморщила лоб, словно пытаясь расправить свои спутавшиеся мысли – и, как ни странно, это помогло.

«Наверное, телефон выключился, когда началась свалка. Ударился обо что-то». Она несколько мгновений тупо смотрела в черноту экрана, раздумывая, плохо это или хорошо. И вдруг поняла – конечно, хорошо! Это прекрасно! Раз телефон отключился в момент взрыва, значит, геолокация в нем тоже не работала! Уфф… Значит, как минимум, в реальном времени за ней не следят. Уже удача. Разумеется, ее вычислят по камерам, но ведь не мгновенно же: спецслужбистам потребуется какое-то время, чтобы собрать информацию со всех уличных глазков. Значит, у нее есть немного времени… Сколько? Неизвестно, но сколько-то есть… Тело хотело снова расслабить мышцы, но мозг опять грубо окрикнул: стоп! А ты уверена, что выключенный телефон не отследить? Маша задумалась. Где-то в дальнем уголке памяти зашевелились сомнения: ну да, есть какая-то система «биос», которая работает даже без энергии… Хотя нет, это же про компьютер. Но если можно в компьютере, то и в телефоне запросто! Неужто производители телефонов не предусмотрели такую возможность? Да они все под колпаком у ФСБ… Или ФБР, неважно… Она повертела в руках смартфон. Как вытащить батарейку, непонятно. С другой стороны, а зачем ее вытаскивать? Вряд ли в ближайшее время опасность минует, и у нее появится возможность снова пользоваться телефоном. (А когда появится? Когда все закончится? Это надолго? – Блин, не время сейчас об этом!) Значит – только избавиться. Она хотела просто бросить смартфон на землю, в сплетение корней, но передумала и стала рыть сухой грунт руками. Закопать? Но это же неэкологично, батарейка – это опасные отходы… Услышав этот слабый писк в глубине души, Маша чуть не рассмеялась: это был голос ее-прежней, ее-до-того-что-случилось, и насколько же он был далек от требований текущего момента! Но она почему-то не стала с ним спорить. Достала из кармашка рюкзака пустой полиэтиленовый мешочек, быстро обернула и сунула под корень. Потом подумала, вытащила, развернула, отыскала камень и несколько раз сильно ударила по стеклу. Чтобы уж наверняка прибить этот биос… Стекло треснуло, но сам телефон не деформировался. Еще раз оглядевшись по сторонам, Маша достала маленький складной ножик (собираясь в лес «на костер», она решила, что надлежит взять с собой кое-что из туристических аксессуаров), раскрыла и принялась ковырять лезвием в трещинах. Может, удастся пробить? Телефон не поддался. Тогда она вздохнула, снова закутала не желавший умирать аппарат в пакет, сунула в ямку и закрыла землей. Ну вот, теперь можно уходить…

Если они отследят ее маршрут через биос, то он закончится под этим кустом. Значит, отсюда надо начинать все с начала: оглядываться в поисках камер, выбирать самые непрезентабельные закоулки, и идти, идти, идти. Маша снова пустилась в путь. Но дома вокруг становились все выше, а людей и машин было все больше: пошел обычный спальный район, не изобилующий закоулками. Она старалась идти дворами, но все равно время от времени приходилось пересекать улицы. На одной из них навстречу ей попались две женщины, сообща уставившиеся в телефон. Из динамика неразборчиво бубнил голос диктора, а хозяйка телефона, которая несла его в руке, тревожно приговаривала: «Прикинь, теракт… Недалеко от нас, около «Ручьев»… Прям на железной дороге…» Маша застыла на месте, как подстреленная. На миг ей показалось, что все кончено, ее уже нашли, и что эти женщины, увидев ее, сейчас же завопят, схватят за руки и начнут звонить в полицию. Но они прошли, даже не взглянув на Машу, и издали до нее долетел вдруг ставший четким голос из телефона: «…на место выехали все экстренные службы… пока ничего не комментируют… ведется поиск преступников по горячим следам…

«Преступников по горячим следам» – как молотом стучало в голове. Преступники – в единственном числе – это она, Маша. Это ее сейчас ищут отряды ФСБ, которые ничего не комментируют. А зачем им комментировать? Им надо поймать. И посадить на всю жизнь.

Ей вдруг захотелось разрыдаться, броситься к первому встречному и закричать – это не я, это Васька! Это он дал мне сумку! Он все подстроил. Я ни в чем не виновата. Пожалуйста, отпустите меня! У меня больше нет сил. «Ты с ума сошла?! – остановила она себя. – Ты знаешь, что такое пожизненное заключение? Над тобой будут всю жизнь издеваться и тюремщики, и сокамерники. То есть сокамерницы. Представляешь себе уголовниц? Не таких, как ты, а настоящих. И ты никогда в жизни больше не увидишь ни маму, ни брата, и друзей. И замуж ты не выйдешь, и детей у тебя не будет…»

Маша сглотнула не успевшие пролиться слезы и крепко сжала зубы. «Ну что ж, поймают – так поймают, а сама я им не сдамся». С трудом, но она заставила себя шагать спокойней. Вскоре встретился еще один прохожий, смотревший в телефоне новости про теракт. Он шел впереди, Маша нагнала его, но не стала обгонять. На экране у парня мелькали картинки, которые издали было не разглядеть, но Маше чудилось, что она видит скрюченную змею электрички и людей, со стонами выползающих из ее мертвой утробы. «Меня там нет. Меня не показывают. Меня не успели снять!», – твердила она себе. «Двадцать один погибший… Пятьдесят два раненых… Количество уточняется… Эпицентр взрыва… На месте работают спасатели…» А тот пенсионер, который предложил подержать сумку? Маша представила, что стало с его телом, и в глазах у нее помутилось. А еще все те бабушки с тележками, и мамаши с детьми, и мужики с удочками… Она вдруг явственно увидела лицо каждого из них – тех, кто прежде сливались в аморфную массу. Ей страшно захотелось, чтобы все, кого вычленила ее память, остались живы. Она пыталась вспомнить, насколько близко каждый из них был к месту, который диктор назвал словом «эпицентр». А вдруг, утешала себя она, до этой тетушки все-таки не дошло. До того мужика, конечно, дошло, а вот до тетушки… Она силилась представить себе ее, живую и вылезающую из вагона, но ничего е получалось: перед глазами выплывало что-то бесформенное, залитое кровью. Нет, они были слишком близко. И эта бабушка, и тот мальчик. И много других бабушек, дедушек, мальчиков и девочек. Маша закрыла лицо руками. Нет, нет, надо держаться, чтобы никто ничего не заметил!

«…Пока ни одна из группировок не взяла на себя ответственность за теракт…»

Какое ужасное слово – теракт. Зачем они его говорят?!

«…Рассматриваются различные версии… Изучаются данные с камер наблюдения…»

О Боже, камеры! Они уже нашли ее? – Маша пониже опустила капюшон ветровки.

«…Пострадавшим оказывается помощь на месте… Десятки человек госпитализированы… Машины «Скорой помощи» непрерывно отъезжают с места крушения состава…»

Отъезжают? Значит, Слава, Юра и другие спасены? – Она снова вспомнила о друзьях. – Их увезли в больницу? А может, они и не пострадали! Они ведь были в другом вагоне. Непонятно только, спереди или сзади. Но даже если она перепутала, и сама вошла в третий, а ребята ехали в четвертом – тогда взрыв был совсем близко от них, потому что они сидели в начале четвертого, а сумка была в конце третьего – но все равно между ними был тамбур, он должен был их защитить… Маша напрягла память и снова увидела свой искореженный вагон. Тот, что был позади него, выглядел почти неповрежденным, разве что неестественно кренился в сторону.

Значит, все хорошо! Они живы! И тут Маша сделала то, что ни за что бы не стала делать, успей она обдумать: она шагнула в сторону, к палатке с мороженым, где сидела, облаченная в розовую униформу, толстая таджичка, и произнесла:

– Девушка, а у вас не будет телефона позвонить? Я заплачу?. Я телефон дома забыла, а мне срочно нужно… – и с удивлением увидела свою руку со сторублевкой, протянутую к самому носу продавщицы.

Наверное, в этот момент Маша верила, что счастье от того, что Слава, Юра, Наташа и другие оказались живы, должно ощущаться и таджичкой-мороженщицей. На круглом лице, обрамленном косынкой, отобразилось сначала удивление, потом легкое неудовольствие, потом тревога. Маша ужаснулась. Она машинально продолжала бормотать про забытый телефон, хотя уже готова была развернуться и бежать. Однако девушка скосила глаза на сторублевку, и хмурая складка между бровей разгладилась. Одной рукой она быстро взяла деньги, а другой вытащила из кармашка фартука потрепанный смартфон.

– Я позвонить… – строго сказала она, когда Маша, не веря своей удаче, потянулась к трубке. – Я сама позвонить. Ты говорить телефон…

Телефон! Господи, какой же… Маша принадлежала к тому подавляющему большинству людей, что послушно передали искусственному интеллекту заботу о сохранности всей своей информации – номеров, имен, адресов. Телефон Славы представлял собой кнопочку «Слава», которую надо было нажать, чтобы услышать его протяжное «алло-о». И так же было с остальными. Маша замерла, мучительно вспоминая хоть одну последовательность цифр. Юра? Нет. Рома, Наташа… Таджичка начала проявлять нетерпение. И тут Маша вспомнила – Женя! Ее «красивый номер» с комбинацией из девяток и единиц она помнит! Благо, что префиксом служили эмтээсовские «911». Когда все знакомились, кто-то пошутил, что Женя, наверное, дочь олигарха, потому что каким еще образом она может быть обладательницей такого номера… А Женя смущенно улыбалась и ничего не объясняла. Женя была там, с ребятами! Она собиралась поехать, и Маша слышала из трубки ее голос!

Запинаясь, она проговорила номер. Толстый палец с накрашенным ногтем потыкал в стекло. Несколько секунд тишины, и послышались сдавленные гудки – телефон оставался в руках у продавщицы. Один, два, три, пять…

– Нет никого, видишь! – Таджичка полезла было телефоном в карман. Деньги за неиспользованный звонок она явно не собиралась возвращать.

Но вдруг гудки прекратились, и из кармана донеслось шелестение. В трубке говорили! Маша почти вырвала ее из рук таджички. Но, так как та все же не разжала пальцев, пришлось слушать, перегнувшись через прилавок.

– Алло, алло! – закричала Маша.

В телефоне не отвечали, однако на заднем плане звучал оживленный разговор нескольких человек. Как показалось Маше, прогудел какой-то железнодорожный сигнал. Поезд! Значит, они еще там, на месте аварии! И они живы! По крайней мере, Женя…

– Алло, Женя, ответь!

В хоре голосов прорывался и женин, но слов разобрать было нельзя. Истошных криков не было – собеседники говорили хоть и громко, но спокойно. Значит, беда их миновала! Слава Богу! Но что же ты не отвечаешь?

– Женя, Женя! Слава, Юра! Это я, Маша! Ответьте!

Продавщица уже тянула телефон на себя, собираясь нажать на отбой – по ее мнению, сторублевка была отработана. Но связь прекратилась раньше. Маша услышала женино озабоченное «ой, не могу, не сейчас» – и в трубке чмокнул завершающий сигнал. Таджичка вырвала телефон.

– Видишь, никого нету.

Маша ошалело взглянула на нее и, ничего не говоря, пошла прочь. Что все это значило? Судя по голосу, с Женей было все в порядке. То, что она не может говорить – это объяснимо. Еще бы, ведь такое произошло! Она увидела незнакомый номер и решила не тратить на него время. Голоса Маши, прорывавшегося к ней сквозь толщу воздуха – видимо, она так и не поднесла телефон к уху – Женя не услышала.

Наверное, теперь надо уходить отсюда подальше, – снова заговорил внутренний голос. – Меня ведь ищут. Вдруг они запеленгуют этот звонок? – И она послушно прибавила шагу.

Повернув за угол, Маша вышла на большую улицу – по ней в несколько рядов неслись машины. По тротуарам неровными вереницами шли люди. Со всех сторон светились витрины известных торговых сетей. Маше сразу сделалось не по себе. Заставив себя перейти дорогу, она юркнула во двор. Фасад улицы был уставлен высокими «сталинками», а за спиной у них притаилась застройка шестидесятых годов. Облупленные хрущевские пятиэтажки утопали в зелени успевших вырасти высоких деревьев. «Хорошее укрытие», – щелкнуло в мозгу Маши. Она поплутала между домами, детскими площадками и припаркованными машинами, и выбрала старую скамейку в окружении кустов сирени. Цветы, как и везде, здесь были оборваны; только на самом верху одиноко торчали несколько лиловых гроздей. У скамейки валялась перевернутая урна. Рядом – куча семечковой шелухи. Должно быть, дворник решил сделать вид, что не заметил беспорядка. Но это и к лучшему, – подумала Маша. – Из-за мусора никто сюда не зайдет. Она села на скамейку, сняла рюкзак и положила на колени. Откинулась на спинку. Опустила руки. Расслабилась. Боже, как она устала! Как бы ей сейчас хотелось, чтобы ничего этого не было! И чтобы она сейчас оказалась дома, одна! С каким бы наслаждением она забралась сейчас с кровать. Или нет – сначала к холодильнику. Поесть и попить! Маша вспомнила о термосе и бутербродах, заготовленных с утра. Слава Богу, хоть это есть. Она раскрыла рюкзак и извлекла припасы. Хлеб с колбасой утолил голод, горячий чай избавил от жажды, но повернуть время вспять они не могли. Маша по-прежнему сидела здесь, на скамейке, в чужом дворе на незнакомой улице, и не знала, что ей делать дальше. Домой ей нельзя. Звонить и нельзя, и нечем. Ее наверняка уже ищут. То, что сейчас она на свободе – лишь отсрочка неизбежного наказания.

«Но за что?! – не выдержала Маша, и опять заспорила сама с собой. – Я ведь ничего не совершала! Это Вася! Он меня подставил».

«Ты прекрасно знаешь, что в таких случаях эти оправдания не работают, – жестко ответила она себе. – Им надо кого-то посадить. Теракт – это громкое, резонансное преступление. (Сама того не замечая, она заговорила языком теледикторов). Они не станут тебя слушать. Просто закроют на тридцать лет, и все. Ты же помнишь Дарью Трепову?»

О да, она помнит Дарью Трепову*. Все время с начала своего бегства (а сколько прошло времени? Час, два? Или больше?) она то и дело вспоминала о ней, просто боялась себе признаться. Ведь у нее все в точности, как у Треповой. Ее тоже подставили, чтобы убить чужими руками людей (произнося в голове эти слова, Маша поморщилась, как от боли). Трепова думала, что передает Татарскому* под видом статуэтки подслушивающее устройство. Решила поиграть в шпионку. А те, кто все это организовали, кто дали ей статуэтку, засунули туда бомбу. Конечно, Трепова не могла быть убийцей! Маша помнила, как ей было жалко эту наивную дуреху, когда прочитала о ней в новостях. Ведь даже идиоту понятно, что, знай она о бомбе, она бы ни за что не осталась сидеть рядом с Татарским. Вручила бы «подарок» – и тут же убежала вон. Пусть бы публика в зале заподозрила неладное, неважно! Перед лицом смерти – а то, что Трепову не разорвало вместе с ее жертвой, само по себе невероятное везение – она бы позабыла о таких мелочах. Просто убегала бы со всех ног. Но она не убегала, потому что не знала о том, что смертельно рискует! Она – не самоубийца. И это, казалось, должно было стать стопроцентным доказательством ее невиновности. Но понятно, что после такого «резонансного» убийства суду нельзя было ограничиться пятью годами за попытку прослушки. Это было бы просто неприлично. И ее посадили на двадцать семь лет – практически на всю жизнь, выйдет она уже старухой – именно из приличия. И так же посадят ее, Машу.

Но нет, нет, нет! Она будет бороться. Она им не дастся просто так! Маша непроизвольно сжала кулачки, но тут же в изнеможении уронила руки. Ведь Трепова все-таки совершила какое-никакое преступление – вступила в сговор с вражеской разведкой, пыталась вторгнуться в личную жизнь погибшего и тэ пэ. А она-то, Маша, за что пострадает? Она же ничего не знала! Впервые Маша заплакала. Но ни угрозы, ни слезы не действовали на ту немую бездушную силу, что шла за ней по пятам. По ее злой воле она сейчас сидит здесь, одинокая и бездомная, и по ее воле скоро отправится туда же, где сейчас Трепова…

Но может, ей все-таки повезет? Ну держись, держись, не дрейфь! – пыталась она подбадривать себя бессмысленными словечками, которые где-то когда-то слышала. Сейчас только эти словечки, да память о прошлом оставались у нее. Будущего нет, либо оно туманно. И из этого прошлого, из сохранившихся в памяти имен и телефонных номеров, да еще из скудного запаса еды, чая и денег ей предстоит собрать спасательный плот, который вывезет из пучины. Но вывезет ли? Черт возьми, надо попробовать! Если она ничего не сделает, ее точно посадят. А если попробует спастись – то, может, получит хотя бы отсрочку. Отсрочка! Ну хоть месяц, неделя! Да хотя бы день. Маша опять вспомнила Трепову – как та убегала от полиции, как моталась в такси по городу туда-сюда, пытаясь запутать след, как меняла одежду и перекрашивала волосы. Все эти подробности злорадно смаковали официальные новостные каналы. Трепова, по крайней мере, пыталась сбежать. А почему у нее не получилось? Во-первых, потому, что она зачем-то пошла к себе домой. Маша этого не сделает, она умная. Во-вторых, потому что ее лицо крупным планом сразу попало в лапы спецслужб. Она ведь не знала, дурочка, что ее используют втемную. Маша тоже не знала, что ее используют, но… вряд ли камеры на платформе могли крупно выхватить ее лицо… И ведь надо еще проанализировать записи, убедиться, что взорвалась именно эта сумка – желто-синяя, с надписью «Лента». Конечно, они наверняка раскумекают, что одной входившей пассажирки в вагоне не хватает… А впрочем, каким образом? Там же свалка была. Небось, не одна она со страху бросилась бежать. Короче, тут целая исследовательская работа нужна! А это – дело не одного дня. Да и камеры эти – какое у них качество изображения? Может, она на платформе далеко от камеры стояла, и там только одежду зафиксировали… А в вагоне – вообще мешанина лиц…

Короче, неделя у меня точно есть! Пока картинки сопоставят, пока искать ринутся. А за неделю ой как далеко сбежать можно! Да хоть за границу. Жаль, некуда ей за границу ехать. – Маша вздохнула. – В общем, надо успокоиться и взять себя в руки. И подумать, что делать дальше. Вот только домой все-таки лучше не ходить.

Глава 2. Идея

Она нашла самую тесную и грязную шавермовню в самом дальнем уголке рынка. Другого, конечно. Она никогда не наступала на свои следы. Отсчет этого «никогда» начался только сегодня утром, но до этого ничего не было – как до Большого взрыва. А это и был Большой взрыв, пусть и в отдельно взятой электричке. Он завершил одну жизнь и начал с чистого листа другую. Все, что было раньше вокруг Маши, что составляло ее саму – мама, брат, друзья, универ, стеснительность, зависть к чужому успеху, мечты о мужской любви, планы на будущее – все это осталось по ту сторону Взрыва. Та, что сидела сейчас в шавермовне и тоже называлась Машей, должна была создавать себя заново. Вряд ли в новой жизни найдется место хоть чему-то из прежней – хотя бы потому, что неизвестно, сколько она продлится. Здесь нужно бороться за каждый лишний час.

Бегло оглядев испачканные жировым налетом стены, она убедилась: камер нет. На рынке вроде тоже не было. Какое счастье, что в наше время в городах еще есть вот такие оазисы свободы и неопределенности, где можно затеряться. Впрочем, это мы еще поглядим. Молодой ливанец с таким же маслянистым лицом, как и стены его заведения, как-то очень хитро посмотрел на нее, подавая через прилавок картонную тарелку с рулончиком теста. Из него высыпались кусочки овощей. Да нет, все в порядке, это он на всех так смотрит. Особенно на девушек. Профессиональное. Еще раз говорю тебе – успокойся! Хотели бы взять, так давно бы взяли…

Когда на маленьком телеэкране, где до этого мелькала непрерывная реклама, вдруг вспыхнула заставка новостной программы и закадровый голос взволнованно заговорил о теракте – и тут же в кадре появилась изломанная змея-электричка, и мельтешащие муравьи-люди – Маша чуть было не встала и не ушла. Но усилием воли, словно тяжелым грузом сверху, пригвоздила себя к месту. Спокойно, спокойно. Это сейчас везде показывают, куда не зайди. А мне и кстати будет новости узнать. Опять же, шаверма недешевая, а денег в кошельке не то чтобы много. Маша не очень хотела есть, но понятно, что сидеть просто так ей бы не разрешили. Да и привлекать внимание нельзя. Короче, сиди и ешь. И помедленнее. Ага, мне еще чай, спасибо!

Оказалось, что погибших уже двадцать три человека. Между выпусками новостей еще двое успели умереть в больнице. Плюс пятьдесят раненых. Двое раненых перекочевали в список убитых. Разорвало полвагона – около того места, где была сумка. Еще ближайшему тамбуру досталось, и даже хвосту предыдущего, четвертого вагона. Где, получается, сидели ребята… А вот голове третьего, где была Маша, почему-то повезло. Вроде как какие-то исламисты уже взяли на себя ответственность… Или нет, это спецслужбы подозревают исламистов. Но также намекают на прямую связь исполнителей-исламистов с разведкой всем известного вражеского государства. В общем, все как в «Крокусе»**. Маша запнулась мыслью. О чем ты думаешь? Это ведь о тебе речь идет, а не о посторонних! Соберись! Исламисты – это хорошо. Значит, будут таджиков искать. В вагоне были таджики? Вроде да, они ж везде есть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71248972&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.