Не поздоровавшись, я тяжело опустился на стул. В ответ на попытку парня в черно-белой униформе подскочить ко мне с раскрытым меню я отрицательно покачал головой. Цены в этом кафе кусались. На те деньги, которые здесь стоила чашечка то ли турецкой то ли китайской жижи, я мог нормально перекусить в управленческой столовой.
– Угостить меня не хотите?
– Вы считаете, что за мужчину должна платить женщина? – она тоже не собиралась здороваться.
– Все зависит от того, кто в ком заинтересован.
– Могу вас заверить, что лично вы меня абсолютно не интересуете.
– Я рад, что наши чувства взаимны. Может, мы постараемся побыстрее покончить с этим?
Женщина достала зеленую, в тон пиджаку, пачку «Данхила» и зажигалку. Пока она прикуривала, я обратил внимание, как дрожат ее пальцы, и только после этого заметил, что тщательно уложенный слой косметики скрывает припухлость и темные круги под глазами.
– Я смотрю, вы очень дорожили своей сукой.
– Почему вы все время стараетесь меня оскорбить?
– Не вижу в этом особой нужды.
Она недобро сощурилась. Мы сидели молча и злились друг на друга. Я на нее за молодость и глупость, она на меня, по всей видимости, за зрелость и тупость.
– Итак, – она постучала зажигалкой по столу, – для начала я хотела бы знать…
– Для начала давайте договоримся, что это я вас согласился выслушать.
– Вопросы здесь задаете вы?
– Смешно, – скривился я. – И выключите диктофон.
Она с неплохим артистизмом недоуменно вскинула брови. Тогда я молча вытащил диктофон из ее сумочки, выключил его и сунул себе в карман.
– Отдам после уроков.
– Смешно, – передразнила она меня. Похоже, контакт между нами начинал налаживаться.
– Ну и как убили вашу собаку? – спросил я не очень тактично.
Она отвернулась к окну. На какой-то момент мне показалось, что она заплачет, но она лишь со злостью взглянула на меня и нервно затянулась.
– Она гуляла во дворе. Я всегда ее отпускаю одну. Отпускала… Знаете, она еще щенком научилась самостоятельно выбегать на улицу (я живу на третьем этаже), делать свои дела и возвращаться домой. Она так смешно мотала ушами, когда бежала по лестнице…
Она с недоверием посмотрела на меня, словно сомневалась, способен ли я понимать такие вещи.
– А в этот раз… Она долго не возвращалась. Она иногда не спешила назад, если замечала что-нибудь интересное. Я не беспокоилась, ее ведь все в доме знали, даже любили, наверно. А потом я услышала выстрелы. Позже мне сказали, что кто-то из соседей вызвал милицию, потому что какая-то собака напала на ребенка.
– Может, она и правда кого-нибудь укусила?
– Как вы думаете, какую угрозу для человека может представлять спаниель?
Я пожал плечами.
– Даже домашний кот может случайно заболеть бешенством.
– Вот! – она ткнула в мою сторону сигаретой. – Вы говорите точь-в-точь как они. Сначала они прострелили ей голову, а потом сказали, что она была бешеной.
– Я думаю, что все-таки это была случайность. Некоторые наши сотрудники чересчур рьяно выполняют свои функции по наведению порядка.
– А для того, чтобы навести порядок, обязательно надо убивать?
Я чуть было снова не пожал плечами. Вопрос, на мой взгляд, был риторическим, и даже в отношении людей, а не только животных, я бы не дал на него однозначного ответа.
Она не докурила до фильтра сантиметра полтора и яростно раздавила окурок в пепельнице. С нервами у нее явно было не все в порядке, а от таких дамочек я стараюсь держаться подальше. Я демонстративно посмотрел на часы.
– Знаете, мне пора…
– Проверьте вызов!
– Что?
– Вы можете узнать, был ли на самом деле зафиксирован вызов?
– Это глупо.
– Я обошла всех соседей. Каждую квартиру в нашем доме! Никто в милицию не звонил. Никому и в голову не пришло заказать мою собаку!
– Это мог быть кто угодно. Какая-нибудь мамаша шла с ребенком по улице, ваш спаниель, ошалев от свободы, тявкнул на ее чадо, а она из вредности позвонила в милицию.
– Вы можете проверить вызов? – невзирая на еле сдерживаемую злость, она смотрела на меня почти с мольбой. По всей видимости, она была крайне неразборчива в средствах. – Ведь все звонки регистрируются. Кто звонил, когда, по какому адресу. Думаете, я не понимаю, что оперативная машина не может нежданно-негаданно свалиться с неба?
– Вы думаете, мне больше заняться нечем?
– Почему же? Я прекрасно знаю, что в свободное время вы тоже любите поохотиться на собак!
– Тьфу ты, господи! – я еле уговорил себя воздержаться от более крепких выражений. – Стоит один раз нажать на спусковой крючок, чтобы защитить ребенка, как вы уже готовы размазать человека пополам с дерьмом!
– Да! – она наклонилась над столом, и ее бледное, искаженное отчаянием лицо приблизилось ко мне. – Я сделаю это с вами, если вы не поможете мне! У меня готов очередной репортаж, и там как раз не хватает героя на главную роль милиционера-убийцы.
Я был готов схватить чашку и плеснуть остатками кофе ей в лицо. Пока я играл желваками и пытался придумать, как бы пообиднее ее оскорбить, она смерила меня презрительным взглядом, достала блокнот и на вырванном из него листке написала номер своего мобильного.
– Я думаю, что даже ваших мозгов достаточно для того, чтобы выяснить все завтра к вечеру.
Она, резко отодвинув стул, встала, неожиданно подошла ко мне вплотную и, сунув руку мне под куртку, вытащила из внутреннего кармана диктофон.
– Спасибо, что сэкономили пленку!
Проводив ее взглядом, я некоторое время сидел неподвижно, все еще ощущая на своем теле холод от прикосновения ее ладони. Потом взял валявшийся передо мной клочок бумаги. Под телефонным номером были написаны ее адрес и имя. Татьяна. Татьяна Волович.
– Тупая, злобная, хитрая сука! – задумчиво произнес я.
– Простите? – склонившийся над столом официант замер с пустой кофейной чашкой в руке.
– Повторить?
Парень благоразумно покачал головой.
Когда я вышел на улицу, журналистки уже и след простыл. На стоянке была пара свободных мест, возле которых отчаянно сигналили несколько не желавших уступать друг другу иномарок. Возможно, эта особа, пока я чухался в кафе, успела уехать на своем автомобильчике, наверняка подаренном богатым спонсором или оказывающим ей особые знаки внимания телевизионным продюсером. Впрочем, это меня не касалось. Каждый зарабатывает на свой жизненный цикл так, как умеет.
Пока я добирался к ближайшей станции метро, мои мысли невольно крутились вокруг участвовавших во всей этой истории автомобилей. В моей коллекции уже было три номера, а теперь добавился четвертый. Номер оперативный машины, который журналистка записала на листке со своим телефоном. Самое интересное, что все это были автомобили разных марок и разных, так сказать, классовых признаков. По всей видимости, как обычно, я опять тянул пустышку. Впрочем, в моей записной книжке было еще достаточно места, и я мог внести туда, при желании, половину автомобилей Санкт-Петербурга.
В вестибюле метрополитена, обнаружив, что у меня кончились жетоны, я купил смарт-карту и направился к эскалатору. Суетливый поток мокрых плащей, курток и полупальто омывал мою сутулую фигуру с обеих сторон. Неожиданно кто-то легонько толкнул меня в спину. Обернувшись, я увидел лишь ярко блестевшую в электрическом свете розовую ткань раскрытого зонтика. Какая-то девица, пытаясь его сложить, нервно и безуспешно дергала за удерживающую спицы защелку. Наконец зонтик сложился, и в поле моего зрения попало знакомое лицо. У самой стены возле автомата для оплаты услуг сотовой связи стояла та самая женщина с бездомной собакой, которую я видел пару недель назад. Правда, в этот раз вместо коляски у ее ног стояла большая картонная коробка с черным трафаретом «Гав! Мяу!» и надписью «Помогите голодным». В коробке, с любопытством поглядывая на мелькавшие вокруг ноги, сидел похожий на таксу, шоколадного цвета песик.
Я усмехнулся про себя. Вот уж кто наверняка не ложится спать голодным! Уже отворачиваясь, я вдруг почувствовал, как вспотели мои ладони. Да, женщина была та же самая, но собака была другой! Та псина была гораздо крупнее и более светлой масти. И была она, если мне не изменяет память, беспородной. Да и взгляд ее, затравленный и грустный, ничем не напоминал то веселье, которым так и светилась вытянутая морда этого песика.
На первый взгляд, ничего странного в том, что бомжи выходят на промысел с разными животными, не было. Но я слишком хорошо знал этот бизнес, чтобы почувствовать неладное. Здесь ничего не происходило просто так. Строго очерченные территории сфер влияния, распределение наиболее прибыльных мест, талантливый дизайн маскарадных костюмов, режиссура характеров и тщательно отрепетированная манера поведения. Здесь крутились такие деньги, что по степени доходности профессиональное нищенство постепенно приближалось к проституции. И если эту тетку поставили с новой собакой, значит со старой что-то произошло.
Чтобы меня не толкали, я отошел к сувенирным киоскам и уже оттуда стал наблюдать за женщиной. При ближайшем рассмотрении она оказалось далеко не старухой, как мне показалось в прошлый раз. На вид ей было лет шестьдесят, и выглядела она довольно-таки крепкой. Вместо потрепанной шали сейчас на ней было старенькое, но чистенькое пальто, а пышные, соломенного цвета волосы прикрывал головной платок. Поджав губы, она стояла с тоскливым видом, время от времени низко кланяясь и бормоча слова благодарности, когда в высокую банку из-под консервированных ананасов опускались мятые рубли. Выражение ее лица практически не менялось, и только когда рядом присела на корточки девочка лет десяти, положившая в банку монетку и осторожно протянувшая руку, чтобы погладить собаку, я отметил, каким напряженным взглядом женщина посмотрела вниз. Честно говоря, я и сам напрягся. Я смотрел на маленькую ладонь, на тонкие пальчики, которых изучающее коснулся влажный собачий нос, а перед глазами была совсем другая девичья ладошка, окровавленная и безжизненная, вся в рваных лоскутках кожи в тех местах, где на ней сомкнулись клыки.
Из задумчивости меня вывел раздавшийся неподалеку противный смех. Несколько юнцов, посасывая пиво из банок, дружно ржали над какой-то ерундой. Я вздохнул. Мне бы тоже не помешало освежить свой организм какой-нибудь жидкостью, но сейчас об этом можно было только мечтать. Я понимал, что рано или поздно тетка покинет свой пост и пойдет на встречу с куратором точки, чтобы отчитаться за дневную выручку. При этом меня больше всего интересовало, что она будет делать с собакой. Отведет к себе домой, накормит и уложит спать на коврик под теплой батареей? Привяжет на ночь к столбу во дворе, а завтра снова пойдет с ней на промысел? Или избавится странным и непонятным мне пока способом, как избавилась от ее предшественницы? Я мог гадать сколько угодно. Чтобы ответить на эти вопросы, стоило бы проследить за нищенкой. Но только зачем это мне? Вот в чем вопрос.
У турникета мелькнула милицейская форма. Дежурный лейтенант неторопливо прохаживался у входа в вестибюль, со скучающим видом поглядывая на пассажиров. Если я не хотел проторчать здесь до позднего вечера, мне следовало бы воспользоваться его помощью.
Я вернулся назад, встал у стены и, дождавшись, пока лейтенант не остановится на моей неподвижной фигуре натренированным взглядом, поманил его пальцем. Даже на таком расстоянии мне послышалось, как он скрипнул зубами. Что ж, я мог его понять. На его месте я бы точно не стал изображать из себя мальчика на побегушках. Тем не менее, он подошел. Высокий, на полголовы выше чем я, он стоял почти вплотную ко мне и бесцеремонно рассматривал меня, пока я доставал удостоверение.
– Только не козыряй, – предупредил я его, прежде чем раскрыть «корочку».
Прочитав мою должность и звание, он понимающе кивнул.
– Вон та дама давно здесь попрошайничает? – я кивнул в сторону женщины с собакой.
Он проследил за моим взглядом, замер на несколько секунд, а когда снова повернулся ко мне, я почувствовал, как в глубине его глаз что-то изменилось.
– Приходит иногда, – голос его был хриплый и неуверенный. – Мы пробовали прогнать, так она каждый раз опять просится. Говорит, собаку кормить нечем.
Я сделал вид, что поверил. Ведь если я не знал, сколько псевдонищие платят милиции в день за точку, это еще не значит, что они этого не делают.
– Собаку, говоришь. Эту?
– Какую же еще? – казалось, что он был искренне удивлен. – У нее только одна собака.
– Слушай, лейтенант, – я буравил его взглядом, но он оставался невозмутим. – Мозги будешь парить кому-нибудь другому. Эта дамочка собак меняет как перчатки.
– Это преступление?
Мне показалось, что он издевается. Он стоял, наклонив голову, и делал вид, что внимательно слушает меня. Я вздохнул.
– Когда следующее дежурство?
– Завтра.
– Отлично. К завтрашнему утру мне нужна полная информация по этой особе. Как зовут, где живет, кто ее контролирует. И, самое главное, где она берет собак. Понятно?
Он прищурился, но спорить не стал, хотя лицо его выражало крайнюю степень недовольства.
– Я должен буду явиться в управление?
– Зачем? Я тебя сам найду. Где ваша комната?
– Внизу, у входа на платформу.
– Лады, тогда до завтра.
Я отпустил его и направился к раскладке с прессой. Не то, чтобы я сгорал от непреодолимого желания почитать последние опусы о демократичности грядущих президентских выборов. Просто мне нужно было немного подумать, в том числе и о том, вернуться ли мне на поверхность сейчас, чтобы немедленно где-нибудь выпить, или потерпеть до дома. К тому же вдруг что-то ноюще кольнуло внизу живота.
Ожидая, пока боль утихнет, я прислонился к витрине соседнего киоска и стал листать первый попавшийся журнал. Не найдя на глянцевых страницах ничего, что стоило бы моего внимания, я купил газету с телепрограммой, повернулся и замер, слегка потрясенный увиденным.
В противоположном конце зала у входа на эскалатор высокий мужчина в милицейской форме наклонился к стоявшей у стены пожилой женщине в головном платке и что-то говорил ей на ухо. Я видел их лишь несколько секунд, после чего поток пассажиров загородил их от меня. Когда в толпе мелькнул очередной просвет, лейтенанта уже не было видно, а женщина, подхватив собаку на руки, быстрым шагом удалялась по направлению к эскалатору.
– Твою мать! – в моем голосе звучала такая неподдельная досада, что несколько стоявших поблизости человек обернулось.
Я, конечно, подозревал, что милиция в метро курирует попрошаек, но не мог даже представить, что лейтенант так открыто решится предупредить свою подопечную о слежке. Теперь о том, что он добудет интересовавшую меня информацию, можно было и не мечтать. Поэтому, мне ничего не оставалось, как броситься за убегавшей от меня женщиной.
Утверждают, что петербургский метрополитен самый глубокий в мире. Наличие большого количества рек и речушек, заболоченность почвы, насыщенность грунтовыми водами прилегающих к поверхности пластов стали причиной того, что линии подземки были проложены на значительно большей глубине, чем где-либо еще. Я никогда не задумывался о том, насколько соответствует действительности это утверждение. Но сейчас я был готов согласиться с ним безоговорочно.
Казалось, что я бежал по эскалатору целую вечность, но прозрачная будка дежурной все еще была где-то далеко внизу. Впрочем, «бежал» было слишком громко сказано. Несмотря на расклеенные везде предупреждения о том, что при спуске на эскалаторе необходимо держаться правой стороны, люди стояли на ступеньках как попало. На меня косились и неохотно уступали дорогу, сердито пихали локтями и бросали вслед ругательства. Какой-то парень, дождавшись, пока я перепрыгну через его сумку, которую он даже и не пытался сдвинуть в сторону, подтолкнул меня в спину. Воистину, этот город исполнен зла.
Я еще был на середине эскалатора, а женщина с собакой уже приближалась к платформе. Привлеченная шумом, который я поднял, она обернулась, несколько секунд пристально смотрела в мою сторону, после чего, сообразив, что гонятся-то за ней, перескочила через уже начавшие складываться в ленту последние ступени и оказалась на платформе.
У нее были все шансы скрыться от меня, но тут она сделала ошибку. Вместо того, чтобы бежать к противоположному выходу, она устремилась поперек движения к только что подъехавшему поезду. Из открывшихся дверей выплеснулась толпа, и женщина, захваченная встречным потоком, закрутилась на месте. Ее платок сбился на плечи, ошалевшую от происходящего собаку она прижимала к груди, и люди вокруг испуганно шарахались, когда перед их лицами вдруг появлялась клацающая клыками узкая собачья морда.
Мне понадобилась целая минута, чтобы спуститься вниз. За это время женщина все-таки успела выбраться из толпы и подбежать к поезду. Но двери вагонов уже закрылись. Набирая ход, с нарастающим протяжным визгом состав скрылся в тоннеле. Женщина повернулась, несколько секунд отстраненно смотрела на то, как я расталкиваю двигающихся мне навстречу пассажиров, после чего подошла к краю платформы и вытянула руки.
У меня было такое ощущение, что все происходит неестественно медленно, словно диск в ДВД-проигрывателе поставили на воспроизведение не на ту скорость. Я даже успел увидеть, как песик недоуменно крутит головой по сторонам, как в последний момент он успел лизнуть женщине руку. А через секунду она с усилием оттолкнула его от себя и бросила на рельсы.
Сперва мне показалось, что никто ничего не заметил. Но вот послышалось жалобное тявканье, показывая на собаку своим приятелям, загоготал прыщавый подросток, возмущенно закричала молодая девица. Воспользовавшись суматохой, женщина скрылась в толпе, а я все еще стоял с растерянным выражением лица, не в силах сообразить, что же мне предпринять в этой ситуации. Я еще мог догнать эту тварь, но что-то удерживало меня на месте. А драгоценные секунды уходили одна за другой.
Выругавшись про себя, я развернулся и, не очень-то вежливо отодвинув в сторону нескольких человек, пробрался вперед. Песик стоял прямо в центре расположенного между рельсами углубления, нервно вертел головой, но убегать, по всей видимости, не собирался. Ему свистели, цокали языком, звали, но он не обращал на людей никакого внимания. Я присел на корточки, демонстративно сунул руку за пазуху и, громко причмокнув губами, стал шарить под курткой, делая вид, что что-то ищу. Заинтересованный песик не сводил с меня взгляда, а когда я вытащил сжатую в кулак ладонь и протянул в его сторону, он оперся передними лапами о шпалу и вылез из лотка.
Какое-то время мы растерянно смотрели друг на друга. Он – на мою руку, в которой, как он надеялся, могло быть что-нибудь вкусное, и до которой он не в силах был дотянуться, а я смотрел на него, понимая, что для того, чтобы вытащить его наверх, мне нужно самому спрыгнуть вниз. Но это было выше моих сил. К тому же ради собаки никто не собирался отключать контактный силовой рельс.
Бросив взгляд на электронное табло, отсчитывающее время между поездами, я увидел, что часы уже показывают две минуты. Отпихнув напиравших на меня сзади людей, из-за которых я мог в любой момент сам упасть вниз, я освободил себе место, лег на платформу и свесился над краем, протянув к собаке руки. Мне не хватало сантиметров тридцать. К тому же песик, вместо того, чтобы помочь мне спасти его жизнь, отошел от стенки и, навострив уши, уставился в непроглядный мрак тоннеля. Его лапы, опиравшиеся на рельсы, дрожали, и я даже успел подумать о том, испытывают ли собаки страх, прежде чем понял, что его лапы дрожат не от страха, а от вибрации. Легкий сквозняк коснулся моей щеки, взъерошил волосы, а через мгновение превратился в мощный порыв вырвавшегося из преисподней воздушного потока. Одновременно издалека донесся нарастающий гул приближающегося поезда. Кто-то закричал.
– Ко мне! – заорал я на пса. – Иди сюда, тупая сука!
Песик наконец-то посмотрел на меня. В его огромных влажных глазах было удивление, вызванное то ли пониманием неизбежности смерти, то ли моим хамством. Но он все-таки сделал пару шагов по направлению ко мне. Я вытянулся еще дальше, почувствовав через рубашку, вылезшую из-под задравшегося свитера, какой холодной была плита, на которой я лежал. И еще я почувствовал, как мое свесившееся над рельсами туловище перевешивает ноги, и я потихоньку соскальзываю вниз. Тут же кто-то навалился на меня, прижал к полу, схватил за брюки и потащил назад.
– Подожди! – крикнул я, заставляя себя не оборачиваться в сторону тоннеля.
Гул нарастал, вибрируя скрежетом и визгом железа по железу. Мне казалось, что кричат уже человек сто, не меньше. Но я не собирался сдаваться. Сломанный секундомер моего мозга отсчитывал секунды в обратном порядке, но я не был уверен, что тот лимит времени, который я себе отмерил до последнего шанса на спасение, соответствует действительности.
