– Ко мне!!!
В глазах собаки вдруг появилось новое выражение. Они расширились и потемнели до темно-оливкового цвета. Я старался не думать о том, что она увидела в противоположном конце платформы. Вытянув руки, я мысленно дал себе не больше трех секунд, когда песик вдруг отскочил в мою сторону и, неожиданно для меня, встал на задние лапы, опершись передними о стену. К его потертому ошейнику был привязан обрывок веревки, за который я не преминул ухватиться, после чего резким рывком вытащил пса на платформу, не обращая внимания на его жалобный скулеж.
Когда я вставал, одной рукой прижимая к себе пса, а другой поправляя съехавшие ниже поясницы брюки, мимо пронеслись переполненные вагоны. Был час пик, народу в метро было в избытке, и каждый хотел уехать как можно быстрее. Но собравшаяся вокруг меня толпа не спешила расходиться. Некоторые смотрели с сочувствием, некоторые с выражением недоуменного разочарования на лице, словно надеялись увидеть, как меня перережет пополам, а я помешал им насладиться этим зрелищем. Пожилой тучный мужчина, который не дал мне свалиться на рельсы, похлопывал меня по плечу. На мгновение мне показалось, что боковым зрением я увидел рыжие волосы и зеленый пиджак, но видение это исчезло еще до того, как мой мозг успел сформировать его в образ конкретного человека.
Песик дрожал под моей рукой, тыкался носом мне в шею и дышал на меня открытой пастью, обдавая горячим несвежим запахом проглоченной несколько часов назад пищи. С ним надо было что-то делать, но сейчас у меня были дела поважнее. Протиснувшись через толпу, я направился в дежурную комнату милиции. На теплый прием я не рассчитывал, но и моим коллегам мой визит вряд ли доставит особую радость.
Дверь оказалась незапертой. Высокий лейтенант стоял у стола и что-то рассказывал сидевшему на диване юному сержанту. Я бы мог поздороваться, но мне некогда было тратить время на церемонии. Я швырнул взвизгнувшего пса на диван и коротким резким ударом послал замолчавшего на полуслове лейтенанта в нокаут. Он был моложе и явно сильнее меня, так что мне ничего не оставалось, как призвать в союзники все свое коварство и неожиданность.
Не дожидаясь, пока лейтенант рухнет в угол, я повернулся к сержанту и под грохот падающих стульев приставил ему к переносице дуло пистолета. Только теперь я понял, что имеют ввиду, когда говорят, как по лицу «разливается смертельная бледность». Парень, по всей видимости, не старше двадцати-двадцати двух лет, испугался не на шутку. В наступившей тишине мы услышали, как он перднул. Почувствовав, что испортили воздух, а, возможно, просто оценив весь комизм ситуации, песик звонко тявкнул. Несмотря на всю свою злость, я, не выдержав, улыбнулся и оглянулся на лейтенанта. Вытирая рукавом кровь из разбитой губы, он сидел на полу у стола и с ненавистью смотрел на меня. Страха в его глазах не было. В отличие от сержанта, он знал, кто я такой, и был уверен, что я не выстрелю. Может, он был и прав. Я не хотел сейчас это проверять.
– Ну? Ты ничего не хочешь мне сказать? – я навис над лейтенантом, поигрывая перед его носом пистолетом.
– Пошел ты!
Сержант поморщился и отвернулся, когда раздался звук очередного удара. Кровь тонкой струйкой потекла из расквашенного носа, бордовым пятном впитываясь в белоснежный воротник форменной рубашки. Лейтенант уже не вытирался, а взгляд его стал затравленным и недоуменным. Вряд ли его когда-нибудь до этого избивал подполковник.
– Я знаю, что ты очень дорожишь этим местом. Но в моей власти сделать так, чтобы твоя задница оказалась на улице в двадцать четыре часа. А может, и не на улице, а в КПЗ. Там твою задницу встретят с гораздо большим удовольствием. Кто эта тварь с собакой?
– Вы же сами все знаете! – в голосе лейтенанта появились нотки отчаяния. – Вы же знаете, что я ничего не должен рассказывать!
– О чем ты говоришь, парень?
– Если вы сорвете операцию, поимеют вас, а не меня!
Я поднял перевернутый стул и присел. Одно из двух. Либо он от моего удара получил сотрясение мозга, либо это у меня поднялось внутричерепное давление, когда я висел вниз головой над рельсами.
– Десять минут назад из-за тебя и этой твари я чуть не попал под поезд. Так что мне сейчас на все наплевать. Это понятно?
– Понятно, – процедил лейтенант, морщась от боли в разбитой губе.
– Меня интересуют собаки.
– Всех сейчас интересуют собаки.
– Что?
Он слегка отклонился, словно подумал, что я его опять ударю. Самое смешное, что он действительно не понимал, чего я от него хочу – чтобы он рассказал, все что знает, или чтобы продолжал молчать. Мне ведь могло быть все известно, и даже гораздо больше того, что было известно этому лейтенанту.
* * *
Я шел через площадь как никогда отягощенный знанием. Ставшее за эти годы привычным здание Главного управления внутренних дел вдруг показалось мне мрачным и зловещим, абсолютно не вписывающимся в окружающий его архитектурный ансамбль. Сколько же еще человек за этими окнами знало или догадывалось о том, что в действительности происходит в городе? Сколько из них могут стать моими сторонниками, а сколько так и останутся недоброжелателями или, хуже того, врагами? Но это зависело, по всей видимости, не от них, а от меня самого. Впрочем, сам того не понимая, я уже на тот момент подсознательно сделал свой выбор.
Я возвращался на работу под усилившимся к вечеру дождем, а сзади неуклюже семенила по лужам спасенная мной такса. Я держал ее за импровизированный поводок, сделанный из одолженного у милиционеров ремешка. Болтавшуюся у нее на шее веревку я оставил, только продел ее через пряжку ремня и завязал на двойной узел.
Вообще-то тащить собаку в управление с моей стороны было если и не полным безумием, то, по крайней мере, проявлением крайней степени идиотизма. Но сейчас я не мог вести ее домой (тем более, без согласия Мурча). Поиск ответов на некоторые вопросы не требовал отлагательства. Прежде всего, мне нужно было переговорить кое с кем из руководства, чтобы оценить ситуацию в целом. Кроме того, не мешало бы выяснить и степень осведомленности Смолина, чьи намеки и недомолвки, как мне сейчас казалось, в последнее время носили несколько двусмысленный характер. А самое главное – мне нужен был шеф.
Когда мы с псом, мокрые и взъерошенные, вошли в центральный холл, дежурный с недоверием посмотрел на меня, словно сомневался в том, что это именно я, потом уставился на оскалившееся чудо у моих ног, с которого на паркет стекала вода, и, почему-то отдав честь, пропустил нас в здание. Несмотря на поздний вечер, в коридорах еще кипела жизнь, и встречавшиеся нам по дороге сотрудники кто молча, кто с ехидными замечаниями провожали нас недоуменными ухмылками. Шеф, с которым я столкнулся в дверях приемной, чуть не наступил на пса, чертыхнулся и рявкнул на меня.
– Что, очередную суку на расстрел ведешь?
– Мне нужно поговорить с вами.
– Не сейчас. Если задержишься, я появлюсь минут через сорок.
– Это насчет операции.
Он непонимающе посмотрел на меня.
– На Горьковской, – пояснил я. – Одиннадцатого октября.
– Меньше болтай, Мальцев! – в его взгляде появилось раздражение. – В том, что нам приходится заниматься этим дерьмом, есть и твоя заслуга.
Он закрыл дверь приемной на ключ (Светочка уже ушла, поскольку, в отличие от оперативного состава, могла себе позволить работать по установленному трудовым законодательством графику, за который ей, собственно, и платили зарплату) и, не сказав больше ни слова, пошел по коридору, подтянутый, сильный, уверенный в себе офицер.
Смолин тоже еще работал. Он подошел минут через десять после того, как я ему позвонил. Попытавшись усесться в полуразваленное им же самим кресло, он с удивлением обнаружил, что его привычное место занято. Уставший песик, закончив вылизывать свою мокрую шесть, свернулся на сиденье, вытянув над полом грязные лапы со стертыми об асфальт когтями. Когда Смолин попытался его согнать, песик неожиданно проявил характер, зарычав на нависшего над ним человека, недвусмысленно давая понять, что он прекрасно знает, кто является хозяином этого кабинета, и у кого есть право в нем распоряжаться. Смолин недовольно хмыкнул, но все-таки уступил и уселся на диване.
– По какой статье товарищу дело шьешь? Или это свидетель?
– Скорее, потерпевший. Что там у тебя с ножами?
– Ты шутишь? – Смолин был искренне удивлен. – Ты серьезно думаешь, что я специально сейчас готовился к докладу? Ты на часы-то смотрел?
– Да ладно, – я махнул на него рукой. – Можно подумать, что когда-нибудь ты бываешь не готов к вопросу.
Мне показалось, или он действительно бросил на меня настороженный взгляд?
– Ты до сих пор не оставил это дело?
– Всех сейчас интересуют собаки, – усмехнулся я, исподтишка изучая Смолина. – Ты же сам говорил, что в городе с животными происходит что-то странное.
– Разве? – он с недоверием посмотрел на меня.
Мне надоело это хождение вокруг да около, и я устало вздохнул.
– Миша, мне действительно важно знать, что ты думаешь по поводу образцов холодного оружия, которые я тебе дал, – соврал я ему. Гораздо больше меня интересовало, что же на самом деле знал Смолин, и насколько его осведомленность отличалась от моей. Но я боялся задать ему этот вопрос. Не исключено, что такой же вопрос он, в свою очередь, боялся задать мне.
Покосившись на собаку, Смолин достал мятую пачку сигарет, вопросительно посмотрел на меня и, после того как я молча кивнул, закурил. Почувствовав дым, песик недовольно прикрыл лапой нос.
– Мне жаль тебя разочаровывать, но ни один из ножей, изъятых в ходе следствия по делу Заики и Кондрашова, нам не подходит. Клинки не те. Ни форма, ни соотношение основных элементов конструкции не дают возможность нанести обнаруженные нами характерные раны.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71327395&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
