Мокрая… Чертовски мокрая промежность рисует на моих губах улыбку. Наверняка злорадную или даже маниакальную. Ведь всего одно прикосновение разом подтвердило все мои убеждения.
Она соврала.
Как тогда в аэропорту, так и сейчас врет безбожно. Самой себе, в первую очередь.
– И кто теперь из нас двоих лжец и лицемер? – с удовлетворением произношу я, утопая пальцем в ее горячей влаге.
– Прекрати! Не трогай меня! – продолжает она свою яростную тираду, но я игнорирую. Несколько раз погружаю палец в жаркие тиски, а затем подношу его к женским губам и размазываю по ним всю правду.
– Жертвы насилия так не мокнут, Каролина.
– Ублюдок! – выкрикивает она.
– Это я уже слышал.
И больше не собираюсь выслушивать оскорбления. С меня довольно! Член стоит колом, тело напряжено до невозможности. Подо мной лежит моя жена, которая, несмотря на всю гамму негативных эмоций, хочет меня. Что еще мне нужно, чтобы перейти к делу?
Запечатываю ее губы, вбирая в себя вкус ее желания. И под аккомпанемент новых приглушенных протестов отодвигаю женские трусы в сторону, направляю головку ко входу и проникаю внутрь. А точнее, гостеприимно проскальзываю, оказываясь в жарком тесном раю. Блять! Невыносимо. Чересчур приятно, черт возьми. Издаю мучительный стон в унисон с Каролиной. Замираю одновременно с ней. И, кажется, ненадолго перестаю дышать, пока источник моей головной боли, наоборот, увеличивает частоту вдохов и выдохов, наполняя меня своим горячим дыханием.
Губы в губы. Привкус крови с саднящей болью уходит на второй план. Мысли разлетаются в дальние уголки сознания, вся кровь в теле мощной волной приливает в область паха. Возникает ощущение, что от перевозбуждения начинает гореть все тело. И нужно срочно понижать этот накал, чтобы не спалить себя дотла.
Я выдыхаю сквозь зубы и начинаю двигаться, чтобы оттрахать свою жену так, как мне хочется. Так, как мне необходимо, чтобы поскорее облегчить свое состояние и наконец лечь спать.
Эгоистично? Было бы. Если бы эта зараза не текла подо мной, как и полагается невесте в первую брачную ночь.
Выхожу почти полностью и с влажным характерным шлепком загоняю член обратно. Один раз, второй, третий… и так далее. Сильнее. Быстрее. Жестче. Стоны – громче, дыхания – чаще. Поцелуи – глубже, неистовей, агрессивней. Хлесткие удары плоти о плоть заполняют пространство, женское тело становится горячее и податливее. Но увы, эта сумасшедшая, умопомрачительно приятная гонка не помогает ослабить пыл и доставить необходимый кайф.
Когда я раскрываю отяжелевшие веки и мутным взглядом вглядываюсь в лицо Каролины, понимаю почему.
Несмотря на неподвластное ей физическое удовольствие, по ее вискам стекают слезы.
Дерьмо!
Что-то едкое и острое мгновенно пробивает грудь, будто вспарывая плоть без анестезии. Жалость? Сочувствие? Моральные принципы? А, может, все вместе? Черт его знает. Но это мерзкое чувство одним махом рушит все мои жесткие намерения на ее счет. Однако и остановиться, чтобы выйти из Каролины и просто отпустить, я не в состоянии. Не настолько я хороший и благородный. Хотя второй эпитет вообще не про меня.
– Прекрати плакать, – замедлив темп проникновений, приказным голосом произношу я, неотрывно глядя в зеленые влажные глаза.
– Пошел на х…
Затыкаю ее рот языком прежде, чем она закончит выплевывать очередную грубость, и осознаю, что разговоры ни к чему не приведут.
Она ведь не со мной сейчас борется. И не из-за меня плачет. А исключительно из-за внутренних противоречий и чувств.
– Ненавижу, – стоит мне оторваться от ее губ, заявляет она в стотысячный раз. – Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу… – повторяет, как заевшая кассета, на каждом проникновении, на каждом стоне, вылетающем из горла.
– Взаимно, – парирую с раздражением, заталкивая член максимально глубоко. – Но ненависть не мешает мне хотеть тебя. И тебе меня тоже, – выдаю известный нам обоим факт и наконец освобождаю руки Каролины от оков своих пальцев.
Бестия не медлит. Тут же делает то, ради чего, собственно, я и подарил ее рукам свободу, – вновь причиняет мне боль.
На новом толчке она вонзается ногтями в мою рану, словно дикая кошка, а я слизываю с ее щек слезы, пропитанные кровью. Она рисует продольные царапины на моей спине, а я нежно провожу пальцами по шее, груди, талии и округлым бедрам. Она кусает меня за плечо до искр перед взором, а я вжимаюсь лицом в ее шею, нащупывая губами бешено пульсирующую венку. Она сильно тянет меня за волосы, явно мечтая их вырвать с корнями, а я путаюсь пальцами в каштановых локонах, второй рукой поглаживая щеку, шею, губы, подбородок… Она зверствует, выплескивает злость, а я впитываю ее в себя и, сука, призываю все моральные силы, чтобы сдержаться и не убить ее за все, что вытворяет.
Мазохист хренов. Не иначе. Но все эти сложности не проходят зря. Когда на моей спине, плечах и шее, кажется, не остается ни одного чистого места, я замечаю, что Каролина больше не плачет. Только стонет – еще громче и откровеннее, чем прежде. В глазах ноль здравого смысла, сплошные похоть и удовольствие. И это наконец срывает мне крышу полностью.
Выхожу из нее, к чертям срываю с нее сорочку и резко переворачиваю со спины на живот. Она охает, но больше не противится и не выплевывает смачную порцию мата. Видимо, голова отключилась окончательно. Прекрасно. Моя тоже. Шлепаю жену по заднице и тут же накрываю это место губами. Целую, зализываю подбитое место и скольжу выше, к пояснице, пробегаю губами по каждому позвонку, собирая россыпь мурашек. Добираюсь до шеи и, зарывшись пальцами в мягкие волосы, снова вхожу в Каролину.
Наш общий стон повисает в тяжелом воздухе, нагревая его еще больше. Кожа блестит от пота, капли стекают по вискам и лицу. Жарко, душно, аномально горячо, но остановиться невозможно. Особенно пока она так сладко стонет, прогибается в пояснице, сжимает в кулаке простынь, а я накрываю ее руку своей и врываюсь в девчонку сзади снова и снова. Без остановки. Прижимаюсь грудью к спине, губами впечатываюсь в щеку, желая пропитать ее своими вкусом и запахом. Со всех сторон. Во всех местах. Чтобы потом неделями не могла вытравить меня из себя.
Не знаю, как долго мы трахаемся в такой позе, но в какой-то момент понимаю, что мне этого мало. Хочу иначе. Так, чтобы Каролина никогда больше не смела упрекать меня в насилии.
Усмехаюсь в ответ на ее разочарованный стон, когда выбираюсь из нее и отрываю от матраса. Несколько секунд – и я занимаю сидячее положение, а Каролину умещаю на себя сверху.
Руки на округлых ягодицах, ее – на моих истерзанных плечах. Боль, кайф, ярость и очередное вышибающее мозги проникновение. Тесный контакт кожа к коже и прочное сплетение языков. Идеально. Теперь все так, как надо. Сминаю пересохшие губы, смачиваю их слюной, упиваясь отзывчивостью поплывшей бестии. Скольжу пальцами по ее влажному телу: по талии, к лопаткам до шеи и выше. Оттягиваю за волосы, на миг разорвав поцелуй, и требовательно шепчу:
– Трахни меня. Сама.
Встреча неадекватных взглядов, всего пара секунд немого диалога, в котором нет ничего разумного, и она… выполняет мой приказ. Прижимается губами к моим губам и трахает. Без возражений и споров начинает двигать бедрами так, что в глазах белеет от удовольствия.
Да, девочка. Вот такой ты мне очень нравишься – без тонны мыслей в голове, настоящая и честная.
В голове пустота, мышцы гудят, по телу проносятся разряды тока. Безрассудная страсть, животный голод, неутолимая жажда, желание ранить и доставить удовольствие… Абсолютно ненормальная смесь, что разжигает костер, который ни я, ни Каролина не способны унять.
И на этот раз я точно могу определить, сколько моей ведьме требуется, чтобы довести меня до исступления. Всего каких-то жалких пять минут, во время которых я пытаюсь не кончить раньше времени. Раньше, чем ее зеленые глаза закатятся от кайфа, стоны достигнут наивысшей тональности, а тело содрогнется от нахлынувшего оргазма.
Смотрю на нее в момент экстаза, чувствуя, как тугие стенки сжимают член, и отпускаю себя следом, изливаясь в Каролину и обнимая до хруста ее дрожащее тело. Я стопроцентно делаю ей больно, но не могу ослабить хватку, а она не жалуется. Вообще не издает больше ни звука. Просто обмякает в моих руках, как сдувшийся шарик, и роняет голову на мое ноющее плечо.
Частые вдохи и выдохи раздирают горло, сердце барабаном бьется в груди, повторяя ритм сердцебиения Каролины. С минуту сидим неподвижно, а затем тишина становится непосильной, и я заваливаюсь на спину, утягивая с собой вымотанную бестию. Она не реагирует. Похоже, оргазм выбил в ее голове все пробки. А я вроде и рассчитывал тоже отрубиться сразу, как получу необходимую разрядку, но, блять, какого-то хера не засыпаю.
Просто лежу, перебирая пальцами спутанные волосы Каролины, и ни в какую не могу отключиться. Наверное, потому, что часть меня хочет оттянуть наступление завтра по возможности дольше.
Глава 9
Каролина
Пробуждение кажется адом, и это мягко сказано. Голова раскалывается и гудит, словно в нее забрался рой трутней. В горле першит, во рту царит засуха, губы саднят и пульсируют, а в ноздрях свербит отчетливый металлический запах.
Кровь.
Тошнота накатывает молниеносно, сердце подскакивает к горлу и застревает там ледяным комом. Резко отрываю голову от подушки и ужасаюсь багровым разводам на простынях и моих руках.
Господи! Что вчера случилось?!
Стоит задаться этим вопросом, и в голову вихрем влетают эпизоды прошедшей ночи, обостряя и без того мучительную мигрень.
Боже! Нет!
Не думай, не думай, не думай. Не вспоминай!
Беззвучно заклинаю я, но память – непослушная сука. Против моей воли воспроизводит наш с Димой безумный секс так ярко и отчетливо, словно вчера я была трезва как стеклышко и абсолютно адекватна морально.
Но нет же! После окончания свадьбы я была как в бреду. Мои нервы сдали, психика вконец расшаталась, а шампанское не помогло мне расслабиться. Скорее наоборот – лишило меня всего: контроля, рациональности и благоразумия. Все растворилось, как шипучая таблетка в воде. И, похоже, недолгий сон только ухудшил мое состояние.
Когда я проснулась вчера в незнакомой спальне и нервно содрала с себя чертово свадебное платье, в сознании загорелась лишь одна цель, одно желание.
Покончить с Титовым раз и навсегда. Сейчас же!
И даже горячий душ не помог вытеснить из башки эту бредовую идею.
Издаю хриплый стон и сжимаю голову пальцами. Как же можно быть такой идиоткой? О чем я думала? На что надеялась? Что сумею так просто зарезать Диму во сне в его собственной спальне, на его территории, наверняка заполненной охраной? Да еще и жалким осколком?
Премия «тупица века» безоговорочно присуждается мне!
Однако сейчас не столько тупость и опрометчивость моего поступка повергают меня в шок, сколько все, что случилось между нами после…
Нет! Не думай! Не смей! Нельзя! Не выдержишь и еще сильнее возненавидишь. Теперь уже саму себя.
К счастью, от воспроизведения вчерашних событий меня останавливает звук открываемой двери ванной комнаты. Я отрываю взгляд от своих окровавленных рук с брильянтовым кольцом на безымянном пальце, смотрю на источник шума, и пульс повышается вдвое, лицо опаляет огнем.
Титов.
Мой гребаный муж.
Входит в спальню, практически голый, мать его. На бедрах повязано полотенце, на груди и плече красуется несколько больших пластырей, а смуглая кожа… Черт! Да она, словно холст, полностью исчерченный царапинами и следами укусов. Моих… Я помню.
Чтоб меня! Тут же прокручиваю в памяти, как раздирала Диму всеми возможными способами, выплескивая агрессию и ненависть, пока он врывался в меня и… Нет! Про его нежные поцелуи и касания я точно не хочу вспоминать. Не могу. Не было этого. Мне померещилось, галлюцинации начались. Да что угодно, но только не правда, посылающая табун мурашек на мою кожу.
– Уже проснулась, – бросив на меня короткий взгляд, констатирует он спокойным голосом. – Что-то ты рано.
Ничего не отвечаю. Не вижу смысла. Вообще не горю желанием с ним разговаривать. Особенно когда Титов без предупреждения сбрасывает с бедер полотенце и в чем мать родила двигается к шкафу.
Я резко отвожу взгляд от его крупного, обнаженного тела. Но, черт бы меня побрал, всего на несколько секунд. Потом невидимая сила возвращает мое внимание к его крепким ягодицам и расцарапанной широкой спине.
Сильные, частые толчки… Губы целуют мою шею… Родной, но столь ненавистный мужской запах ласкает обонятельные рецепторы… Руки… Они везде, гладят, очерчивают линии, массируют округлости, пока мои ногти оставляют кровавые следы на его коже…
Встряхиваю головой и сглатываю. Не помогает. Щеки горят, а в горле становится еще суше, чем прежде. Кажется, нескольких литров воды не хватит, чтобы избавиться от сушняка, вызванного далеко не только алкоголем. А что мне поможет унять чувство стыда и разочарования в самой себе – понятия не имею. Нет такого лекарства. Придется научиться существовать с этим грызущим нутро чувством и продолжать недоумевать – как я могла получать удовольствие от секса с человеком, которого ненавижу, презираю и даже пыталась убить?
Я точно ненормальная. Похоже, пришла пора обращаться за помощью к специалисту.
– Тебе нужно прекращать так громко думать.
Уверенный голос вырывает меня из неприятного потока мыслей, и только тогда я осознаю, что, пока я тупо пялилась на Диму, он уже успел надеть боксеры, брюки, белоснежную рубашку и кобуру, превратившись в солидного бизнесмена, который время от времени мочит людей.
Благо он стоял ко мне спиной и не видел моего застывшего взгляда. Однако это не мешало ему меня «слышать». Ар-р-р.
– А тебе нужно прекращать считать себя самым умным и проницательным, – парирую я, и Дима усмехается, поворачиваясь ко мне лицом.
– Чтобы считать твои мысли, не нужно быть самым умным, Каролина. Достаточно просто иметь пару работающих извилин.
Какой же он заносчивый козел! И это помимо всего остального, кем он является.
Игнорирую его очередную колкую фразу и вновь кидаю взгляд на пятна крови. Дима делает то же и стремительно мрачнеет настолько, что незримая, но ощутимая тьма сгущается вокруг его фигуры. Кажется, даже утренний солнечный свет, освещающий комнату, теряет несколько тонов яркости.
– Обычно девушкам пускают кровь в брачную ночь, но у нас с тобой и в этом плане получилось не как у нормальных людей, – сказано ровно, даже жестко. Без тени иронии. Хотя даже если бы Дима и улыбался, мне было бы вообще не до смеха, пока его ледяной острый взгляд полосует мои ноги, бедра, живот и обнаженную грудь.
Единственным моим желанием является накрыть себя одеялом, спрятаться от его изучающего прицела, но я не делаю этого. Отдаю все моральные силы, чтобы не шелохнуться, лишив его возможности еще раз надо мной посмеяться.
Между нами не может быть никакого смущения. Мне нечего от него скрывать. Он знает каждую мою черточку, родинку и шероховатость. Своим голым телом я не удивлю его, не погружу в смятение. Его вообще ничто не способно смутить. И это тоже бесит.
Однако все мое раздражение тут же закрашивается страхом, когда я замечаю на внутренней стороне бедра следы засохшей спермы.
Что за…
– Ты кончил в меня! – неосознанно повысив голос, сообщаю скорее самой себе. Дима же всем своим невозмутимым видом показывает, что данный факт для него не новость. – Какого черта ты кончил в меня?! – пялясь на белесые следы, впадаю в ужас.
Дети не входят в мои планы на ближайшие несколько лет. И он прекрасно знал об этом, да только в очередной раз показал, что на самом деле ему плевать на мои желания.
– Отменяй истерику, – завязывая галстук, скучающе выдает Титов, чем, естественно, раздражает меня еще больше.
– Я не хочу от тебя детей! – черт пойми зачем заявляю я. Это все эмоции. И страх. Я помру от горя, если столь быстро забеременею от этого монстра.
– Представь себе, я тоже.
– Тогда почему не вышел из меня вовремя? Разве это так сложно?
– Учитывая, что ты скакала на мне как опытная наездница, не так уж просто, хочу тебе сказать, – с едва заметной ухмылкой напоминает о моем вчерашнем поведении. Урод. Так и хочется вскочить и повторно попытаться замочить его. Пусть даже голыми руками.
– Ты не похож на немощного, чтобы не суметь сделать все как надо, – цежу сквозь зубы, с титаническим трудом сохраняя с Димой прочный зрительный контакт.
– Разумеется. И я сделал так, как надо было мне. Я захотел кончить в тебя и кончил. Выпьешь таблетку, и проблема исчезнет, – произносит он таким бездушным тоном, словно говорит об удалении лишнего слова в документе, а не о моем физическом здоровье.
Шикарно. И в целом не удивительно. Чего еще можно было ожидать от этого лживого, циничного и эгоистичного мужчины? Сама виновата, что вчера так смачно налажала и потеряла связь с реальностью. Понимаю. Да только легче от этого не становится. Нутро заволакивает инеем, к глазам подступают слезы, душа стонет. И все потому, что, сколько бы я ни пыталась убедить себя в том, что испытываю к Титову исключительно ненависть, это мерзкая ложь. И минувшая ночь – прекрасное тому подтверждение.
– Что это?
Резкий тон его голоса вынуждает меня вздрогнуть и сфокусировать непонимающий взгляд на Димином лице. Прищурившись, он пристально смотрит на меня, черты лица напрягаются до предела. Неужели я опять начала лить слезы у него на глазах и не заметила этого? Шустро касаюсь своих щек. Сухие. Слава богу. Не хватало только вновь расклеиться перед ним.
Но тогда какого лешего он сверлит меня неотрывно, а затем уверенными шагами сокращает расстояние между нами, и хватает за подбородок?
– Пальцы от меня свои убери, – шиплю я и совершаю попытку оторвать от себя его руку, но добиваюсь лишь того, что Титов сильнее сдавливает мой подбородок, вынуждая запрокинуть голову.
– Я спрашиваю: что это такое? – повторяет он еще более хлестко, впиваясь взглядом в мою левую щеку.
Несколько секунд уходит на то, чтобы сообразить, в чем заключается его вопрос. Синяк. Пожелтевший, но все еще заметный без слоя косметики, которую я впопыхах вчера смывала, стоя под горячим душем.
– Ты язык проглотила? – давит он, поворачивая мою голову так, чтобы лучше видеть остатки последствия удара моего любимейшего брата. – Что это за синяк?
