Почувствовав, что руки у него свободны, серо— бурый ломанулся в угол, куда Бин только что сложил всё оружие, и через мгновение ока стоял перед Бином с древним дедовским мечом. И тут он заорал, так что содрогнулись стены рыцарского замка. Вороны, угнездившиеся на крыше, с испуганными воплями взмыли в голубизну утра, жалуясь своему вороньему богу на оглашенных людей, кричащих, ни свет – ни заря, почище их самих.
Бин от неожиданности (не от страха же) присел. Это ему жизнь и спасло. Огромный меч со свистом рассёк воздух над рыцарской головушкой. И тут хозяин замка не растерялся. Почти без замаха метнул он кинжал в неблагодарного гостя. Фьють! И одна только червлёная витая рукоятка торчит из правого плеча чужака.
И опять вороньё поднялось в воздух от крика, только теперь от крика бессильной злобы. Меч выпал из рук чёрного и звонко лязгнул о каменный пол. Залитое кровью лицо врага исказила гримаса боли. Колдун пошатнулся, но нашёл в себе силы, стиснув зубы, выдернул кинжал из своего плеча и устремился с ним на не твёрдых ногах к Бину. Теперь настала очередь кричать хозяину замка:
– Только вперёд! – заголосил Бин, как недорезанный, и со вторым, длинным, кинжалом бросился на мага.
– Только вперёд! – с этим боевым кличем десятки предков рыцаря ходили в битвы.
С ним умирали, с ним брали города и сердца красавиц. С ним, опять по самую рукоять, воткнул Бин кинжал в сердце чёрного, ловко увернувшись от неверного удара слабеющей руки.
– Передай от меня привет Такхизис, – Бин вытащил кинжал из ещё дёргающегося в агонии колдуна и спокойно вытер его об одежду умирающего.
У юноши ещё хватило сил вынести тело колдуна во двор, уложить рядом с остальной голопузой компанией, выстругать топором пять кольев из лежащих в сарае дров и пригвоздить этими кольями, бывшее чёрное воинство к земле матушке. А вот тут силы рыцаря совсем оставили. Как сомнамбула дотащился он до осквернённого неверной женой семейного ложа и рухнул в пахнущие цветами, потом и плесенью перины. Как в прорубь. И ни сны его не одолевали, ни совесть не мучила.
Проснулся Бин оттого, что таракан пробежал у него прямо по губам. Мерзкое ощущение. Будущий граф его смахнул с лица, но от усердия пребольно себе по носу заехал. Какой уж тут дальше сон, тем более что всплыли в памяти картины ночного боя и утреннего допроса. Вдруг до ушей его долетели человеческие голоса. Бин бросился к одному из последних стеклянных окон и с радостью увидел, что Гро, его старый слуга, практически заменивший ему отца, изрыгает все мыслимые и не мыслимые проклятия на троих колченогих приживал, живущих у Бина в замке на правах то ли слуг -то ли гостей, которые не за плату, а так – за кормёжку, помогают хозяину, чем могут.
– Свиньи, жирные отупевшие свиньи, я вам на общем языке сказал, чтобы вы вырыли яму и скидали туда трупы. И это было два часа назад. Так объясните мне, пьяные засранцы, почему эта мерзость всё ещё валяется тут и портит вид из окна! – Гро сделал жест в сторону господского окна и увидел там всклокоченную со сна голову юного героя. Сообщив, всем троим об их родстве по отцовской линии с овражными гномами, старый воспитатель молодого рыцаря поспешил наверх.
Бин, предчувствуя серьёзный разговор, растёр для ясности взора глаза и ясности мыслей виски. Потом ему в просветлённую голову пришла мысль умыться. Только воды в рукомойнике не оказалось.
Гро, несмотря на преклонные годы, был ещё дядька крепкий. О возрасте говорили только волосы, точнее полное их отсутствие на голове, если не считать седых, свисающих до ключиц усов. Такие усы были бы в пору и самому магистру. Один глаз ветерана был выбит, на правой руке не хватало трёх пальцев, а перерубленные жилы на левой ноге мешали ей, как следует сгибаться. Из— за чего походка у старого солдата была несколько скачущей. Множество шрамов на лице делали не заметными морщины.
Бин его немного побаивался, ещё бы – не мало затрещин доставалось мальцу от воспитателя за нерадение в воинской науке, которая, кстати, вчера молодому рыцарю ой как пригодилась.
– Пытался я тебя добудиться утром, горазд ты спать, сынок, – старик обшарил комнату взглядом, будто ещё кого-то, опасаясь обнаружить.
– Утром? – удивился Бин.
– Понятно утром, скоро десять часов пробьёт.
И словно в ответ на эти слова каминные часы пробили десять раз. Правда, это ещё ничего не значило. Заводить регулярно их забывали, а, спохватившись, переводили стрелки, сверяясь с солнышком. Так что могло быть и больше, и меньше. Но ведь и ровно десять тоже могло быть.
– А ты когда проснулся? – решил пока избегать вопросов о чёрных будущий граф.
– С петухами и проснулся. Лошади орут, коровы ревут, гуси с курами такой гвалт подняли, что мёртвого разбудят. Первый раз такое вижу.
– С петухами? – вот уж этого точно не могло быть, в это время Бин ещё мародёрством занимался. – Там лошадей не добавилось? – решил, наконец, начать тяжёлый разговор юноша.
– Лошадей – нет. А вот пять драконов чёрных в конюшне стоит. Всю изгородь сгрызли. Кобылку вашу один из них до смерти заездил. Ох, и зверюга! Жеребёнок отменный будет. Только вот чем кормить такой табун станем. Зима на носу. Сена и на три недели не хватит.
– Купим.
– Видал я кошельки. Сто сорок монет, и доспехи хоть куда. Только вот понять не могу, – почему я боя не услышал. И зачем у каждого в груди по колу торчит.
– Это колдуны. Они вас всех кроме меня усыпили. И не мог ты с петухами проснуться. В десять я только последнего прикончил…, после допроса, – Бин поморщился, вспоминая свою глупость. Зачем руки развязал? Мог ведь и жизни лишиться.
Тут ему желудок и напомнил – зачем. Как засосал. Юноша даже скрючился. Позеленел весь.
– Принеси чего пожевать, да выпить, а то я умираю. Потом всё по порядку расскажу.
– Боюсь, не просто это будет. Все с утра точно с ума сошли, и люди, и животные. На еду бросаются, будто не ели года три.
– И что, всё съели? – скрипнул челюстями Бин.
– Пойду пошукаю, у стряпухи в закромах, может, где чёрствая корочка на твоё счастье и завалялась, – скривился одноглазый старик.
Подмигнул, наверное.
На самом деле, скудная получилась трапеза. Гро притащил ломоть зачерствевшего хлеба и пару луковиц, сорванных тут же, у кухарки на грядке. Бин хотел поморщиться, увидав такие деликатесы, только желудок ему не позволил, как напомнил о себе спазмой голода. Бин схватил луковицу, и даже не почистив, в рот целиком запихал. Слёзы брызнули из глаз, сопли брызнули из носа… и дым повалил из ушей. Хорошо!
Гро нетерпеливо прохаживался у юноши перед самым носом, пытаясь, совершенно, впрочем, безрезультатно, привлечь к себе внимание. Бину было не до разговоров. Рот занят. Но, всему бывает предел, даже сухари вскоре кончились.
– Может, всё-таки расскажешь, – не выдержал старый вояка.
– Угу, – их сиятельство выплюнул на грязный пол остатки луковой шелухи.
– Если можно, то с начала.
– Как скажешь, – Бин выковырял пальцем из сломанного о баранью кость зуба последнюю шелуху и щелчком послал её в портрет жены. Попал. Прямо в нос. Удачно! Пусть нюхает.
– Кто они? – Гро скрипнул зубами.
Это был зловещий признак. Бин решил судьбу не искушать и, перепрыгивая с пятого на десятое, коротенько обрисовал картину ночного боя.
– Вот так— так, значит, они приехали за тыщи вёрст старенькую, заваленную шахту покупать, а ты их ни с того ни с сего всех перестрелял, да потом ещё над трупами поиздевался.
– Колдуны они, вас ведь всех усыпили. Я будить пробовал, не смог, – рыцарю такая интерпретация вчерашних событий не понравилась.
– Давай съездим в Палантас и там всех магов и фокусников кольями к земле поприбиваем, стоит ли на пятерых закругляться.
– Они ворота ломали, – нашёл последний аргумент провинившийся ученик.
– Видел, поэтому и не выпорол тебя ещё, – скривился старик. Бин эту гримасу решил посчитать улыбкой.
– А сам, ты, что, думаешь про всё это? – юноша поискал глазами на столе хоть, что ни будь съедобное. Разве только початая бутыль с гномьей водкой. Нет. Пить как раз не хотелось. Не то настроение.
– Думаю я самое время освободить хозяйку и разузнать у неё всё, что она про шахту серебряную знает, – Гро посмотрел на портрет эльфийской работы и бережно его протёр.
В животе урчало. В носу свербело. От лука должно быть. Во рту икалось. От сухаря всухомятку зажёванного, не иначе. И, если честно сказать, Бин чувствовал себя совершенно разбитым. Встречаться сейчас с женой, выслушивать её мольбы о прощении, смотреть, как она размазывает слёзы и сопли по нежным своим щёчкам…
– Может, лучше после? – его будущее сиятельство очень вопросительно посмотрел на решительного старичка.
– Нет уж, после, может, нагрянут ещё эти чёрные колдуны, биться надо будет, а не разговоры разговаривать.
– Эх! – рыцарь махнул рукой на загубленную свою жизнь и «решительно», ну, почти «решительно», заковылял к двери, выискивая предлоги, чтобы к жене не ходить.
– А мы сами не найдём шахты, разве, я там был пару раз, за несколько часов доскачем, – ухватился он за последнюю соломинку уже на пороге подвала.
– Угу, – насупил Гро брови, – Только сначала спросим, что хозяйка о ней знает, – и заскрежетал засовом, тяжёлым засовом.
В подвале было сыро, но тепло, через щель открытой двери свет выхватил коридор и две двери, справа и слева. В правой было оружие. Раньше было. Теперь не было. Хотя, может скоро снова будет. В левой была жена.
Очевидно, услышав голоса Бина и старого его наставника, хитрая бестия, распутная бестия, принялась реветь в голос, шумно сопли в себя втягивая носом. Бин распахнул дверь. Горели две свечи. Надо же? Откуда бы это? Он таких распоряжений не давал.
– А…а…а…а, – во весь голос заныла супруга.
– Будет! Послушай что спрошу, – рыкнул на неё Бин.
– У…у…у…у, – разве что голос противней стал.
– Тихо! – заорал и сам во весь голос его будущее сиятельство.
Подействовало. Жена захлебнулась на самом верху своего сопрано, и сквозь растопыренные пальцы, не отрывая рук от мокрого от слёз и соплей лица, зыркнула на мужа.
– Родненькая, ты помолчи чуточку и помоги нам клубочек один распутать, – взял инициативу в свои руки Гро.
Бывшая будущая графиня утёрлась рукавом, шмыгнула носом и стала недоумённо переводить взгляд с молодого тюремщика на старого, а потом, наоборот, со старого на молодого.
– Скажи, дочка, что ты знаешь о своём приданном, о шахте серебряной.
– А? – этого вопроса женщина не ожидала.
– На вопрос отвечай! – опять повысил голос Бин.
– Ничего не знаю, – выпучив прекрасные свои глаза, затрясла головой несчастная.
– Хватит кричать, – нахмурился на юношу старый солдат, – Ты, девочка, вспомни, может в детстве, что необычное слышала о ней, слухи, сплетни всякие, страхи глупых крестьян, – опять переключил своё внимание на беспутную блудницу Гро.
– Шахта тогда ещё работала, – вдруг неожиданно для Бина спокойно заговорила девушка (хм, девушка), – Говорили, что раз в ней исчезли трое рудокопов, их уже все мёртвыми считали, а они через неделю появились, и ничего не помнили, словно зашли и сразу вышли.
– Интересно. А их искали в самой шахте? – и Бин заинтересовался, даже забыл про некоторые «разногласия» с женой.
– Конечно, искали, только шахта старая, ходов много, там легко заблудиться.
– Стоп, – Бин сразу и про «разногласия» вспомнил, – Я ведь там был, что ты врёшь, там одна штольня и та полузасыпанная.
– Это сейчас. Потому её и забросили рудокопы, уходить приходилось всё дальше, серебра становилось меньше, а тут ещё обвал случился и завалил почти все проходы, и погибло шесть человек и один гном.
– Гном? – теперь и Гро засомневался.
– Так было, – упрямо топнула ногой (или ножкой) распутница.
– Ладно, ещё, что можешь сказать? – примирительно выставил руки вперёд воспитатель новых графов Соламнийских.
Ели вдвоём. Бин усадил Гро напротив себя, пропустив мимо ушей кухаркино ворчание насчёт ещё одного господина на её седую голову. Если честно сказать, то голова была седой только отчасти. В большей же своей части она была лысой. Бедная женщина этого сильно стыдилась и везде ходила в чепчике. Да шила в мешке не утаишь. Нет. Не в мешке – в чепчике.
Ели кашу. От того, что появились почти полторы сотни золотых, мяса пока не добавилось. Его ещё ведь раздобыть надо. Купить, значит. А до ближайшей деревушки миль пять будет. И не купить там вечером мяса за палантасские золотые. Не продадут. Побоятся, что золото поддельное, и даже если и не побоятся, то сдачи не насобирают во всей своей деревне. Бедно живут простые поселяне. Ещё беднее Бина.
Рыцарь взял бутыль гномьей водки и щедро себе и Гро отмерил, а потом подержал в руках почти пустую посудину и разлил всю мутную жидкость по кружкам. Получилось с горой у Гро и с горкой у себя.
– Давай за новую жизнь выпьем, – проговорил уже изрядно пьяный Бин, одновременно соображая, отхлебнуть сначала или всё же попробовать донести кружку до рта не разлив. Осторожность победила.
– Что это за жизнь такая? – повторил его манёвр старый вояка, только без всех этих лишних кряканий, вздохов и выдохов, да передёргиваний.
– Вызовем завтра из деревни лучшего плотника, и пусть крыльцо изладит и мебель, какую можно, починит, – Бин сделал ещё один глоток, не беря кружку в руки.
– Ого! – Гро опять последовал примеру господина, только опять без мимики и жестов.
– Вызовем из города садовника, чтобы он эту погань вокруг замка извёл и цветами, и деревьями засадил, – и будущий граф попытался снова отхлебнуть пойло, не пуская в ход руки, для этого пришлось, правда, взять кружку зубами за край и приподнять. Сколько потом было кашля и слёз.
– Ого! – сказал ветеран, и так как разум его ещё не покинул, то просто поднял кружку и сделал приличный глоток.
Когда слёзы и сопли перестали бежать у их сиятельства, он запил водку колодезной холодной водичкой и заел солидной ложкой каши. Во рту ещё была каша, когда он заставил своего опекуна в третий раз сказать «ого».
– Нужно купить масла и смазать ворота, а ещё нанять крестьян и вычистить ров вокруг замка.
– Ого! -тоже, конечно с набитым ртом, не гоже отставать от молодёжи.
– Как думаешь, хватит денег? – старик в интонации, однако, уловил, что это был не вопрос, а скорее бахвальство.
– Легко пришло, почему бы легко не уйти, тем более что дела всё полезные.
– А останется снарядить экспедицию к шахте?
– А то! Сто сорок золотых – большие деньги.
– Хорошо. С конями вот ещё что-то делать надо.
– С конями? – Гро с сожалением переправил остатки водки в рот и потянулся ложкой за остатками каши, но тут молодость взяла своё. Бин его опередил. Пришлось учителю луковицей закусывать. Горечь горечью загрызать.
– Коней не продать. Нет ни у кого таких денег в округе. А до Палантаса их не довести, сбегут по дороге. Сожрут все путы по дороге, разорвут и сбегут.
– И что же делать? – Бин и сам это прекрасно понимал, но услышать и понимать совсем разные вещи.
– Приручить и себе оставить. Через три месяца смотр.
– Как же приручишь таких. Звери.
– Попробуем. Это они не на свободу рвутся, а к хозяевам. Очень хорошо обученные кони. Надо только их под себя перестроить.
– Ты – молодец, Гро! – Бин его пьяно обнял и тут же у него на плече и заснул. Всё-таки бутыль гномьей водки на двоих, да почти без закуски – много. Для молодёжи, конечно. Какие из них выпивохи? Так, срам один.
Вот просыпались вы с глубокого похмелья хоть раз. Нет. Это не когда голова болит. Это нечто другое. Сначала начинаешь соображать, где это ты оказался. Мысли путаются. Похлопайте вокруг себя рукой. Ага, жены нет. Где же она? И где же я? Нет. Нет. Нет. Не я, а вы. Вот, блин, до чего водка доводит. Не я, не вы, а Бин, конечно, о нем, сердечном, сейчас речь.
Бин для верности ещё раз похлопал. Не было жены. Так, комната чужая. Жены нет. Никакой другой голой девки тоже нет. Это хорошо, хоть денег никто требовать не станет. Потихоньку мысли возвращались, конечно, вместе с головной болью и тошнотой. Оно и понятно – похмелье. Рыцарь вспомнил, что жена, на счастье, сидит в темнице, что перебил он чёрных колдунов и разбогател, и про шахту серебряную вспомнил, а ещё через пол часика осознал даже, что спит он всё же в своём замке, на топчане в комнате кухарки. Уж, не с нею ли? От этой мысли молодцу совсем дурно стало. Старая лысенькая толстушка с изъеденным оспой лицом, всплыв из памяти, вызвала у рыцаря позыв рвоты, который он сдержать не смог. Тут возле топчана его и вырвало. И как оказалось не в первый и не во второй раз, не переваренных остатков каши и лука на полу было уже предостаточно. Пахли они скверно. И от запаха этого скверного Бина снова вывернуло, на этот раз из-за отсутствия каши вывернуло желчью.
На стон его вошла Марта – кухарка лысенькая.
