Андрей Готлибович Шопперт "Охота на Тигра 6. Комбриг"

Теперь и про мысль можно. У Брехта было два дела. Сам себе поручил. Поручил устранить в Польше две одиозные личности, кучу вреда потом СССР принёсшие. Пока почти неизвестные в СССР фигуры, даже не пешки. Пшик. Но это пока. Так, может, пусть пшиком и останутся. Брехт ещё давно, в той жизни, биографии обоих читал, не всё запомнил, потом и забылось многое, но одно точно в голове застряло. Сейчас оба этих «товарища» сидят в польских тюрьмах. Один в Варшаве, второй во Львове. Брехт решил посетить два этих города и попытаться устранить будущих врагов СССР. Был огромадный пробел в плане. Он не знал польского языка, от того самого слова «совсем». Нужен был переводчик, а ещё он не знал местных реалий, да и дорог, нужен был проводник и соратник.

И оба эти человека сейчас сидели перед ним за огромным дубовым столом. Эх, как бы такую неординарную вещь залучить в свой удел.

– Пан Лабес, у меня к вам есть очень выгодное предложение. Переведи, Малгожата, – улыбнулся он пейзанке.

Событие пятое

Штирлиц шёл в тумане и еле-еле разбирал дорогу.

– На утро Мюллеру доложили, что 6 км дороги разобрано.

– Обоих? – грузный мужчина встал из-за стола и прошёлся вдоль этого монстра. Почти десять шагов в одну сторону, да столько же в другую, потом перешёл на ту сторону, на которой Брехт сидел и, как бы со стороны, посмотрел на свою дочь, потом и на сына взгляд перевёл. Ну, с сыном-то, какой вопрос, вон даже в Германию ездит, а эта его идея с удобрениями резко подняла благосостояние Лабесов. Молодец, лабесовская порода. Плохо, что не он один такой умный, сразу полно нашлось подражателей, и в последнее время, несмотря на то, что посевная на носу, с продажей удобрения дела пошли так себе. Полно навезли селитры чилийской и цена, и спрос упали. Всё одно пока в прибыли, но вот за следующей партией ехать точно уже не стоит, эту бы продать. Так ведь, в крайнем случае, можно и на своё поле высыпать, в том году вон как после внесения селитры просо знатно уродилось. В этом годе можно кукурузу посеять. Мало кто её в их местах сеет. Пока диковина.

А Малгожата? А что? Тоже ведь одна в Познани живёт. Дурью не занимается, а занимается науками, вон, с немцем как знатно разговаривает. Потому и пригласил её богатей этот в переводчицы. Как вот только они вдвоём с женой Марысей будут с хозяйством справляться, Ну, разве, что на часть тех денег, что немец посулил, батраков парочку нанять. А и то дело. Ребята страну посмотрят, деньжат немного заработают, а он Важика с братом наймёт, втроём-то, хоть они и лодыри знатные, справятся. И с севом, и со скотиной. Только сразу нельзя соглашаться с богатеем. Чем чёрт не шутит, господи прости, вдруг ещё сотенку с немчина удастся стребовать. Ему и нет разницы, туда-сюда сотня, вон, машина какая, а им всё в кубышку. Две свадьбы же играть, ну, может, и не в этом году.

– Пан Матеуш, я бы на вашем месте сам их отправил подальше, и чем скорее, тем, лучше, – словно угадав его намерения поторговаться, бросил свою гирьку на весы германец.

– Это зачем? – Лабес так же грузно, самую малость прихрамывая, прошёл на своё место, сел и замочил усы седые пышные в кринке с молоком. Время потянуть и сообразить, о чём это гость говорит.

– Вы же радио вместе со мной слышали. Германия напала на Францию. Сейчас Англия объявила ей войну и Сейм ваш сегодня или завтра тоже объявит войну Германии. Англичане их заставят. И тогда у вас реквизируют машину, да и сына в армию заберут, а дочь тоже, она же уже медсестрой может работать. Потому вам просто сегодня же нужно отправить их как можно дальше от дома. Германец воевать умеет, уж поверьте на слово.

– Так думаете, герр Отто? – разговаривали неспешно. Пока Малгажата одного выслушает, пока переведёт второму, тем более что этот немчин её с трудом понимал, говорит, жил долго в Испании забыл язык.

– Я не думаю, я вместе с вами радио слушал.

– Так всем миром навалимся и сотрём ту Германию с карты, теперь навсегда. – Махнул рукой Матеуш, он в первую мировую не воевал, хромой, не сильно, но хромает. Под конец войны хотели обозным взять, да тут фронт и посыпался. Австрияки деру дали, не до обозных им стало.

– Не думаю. Немцы серьёзные вояки. Готовились к войне. Танки новые делают, самолёты. Нет, быстро война не кончится.

– Так, что собирать детей? – забыл пан Лабес про сотню марок, что выкружить хотел.

– Собирать и быстрее, нам сегодня обязательно нужно Познань миновать. Большой город – большая опасность. Их бомбить Германия будет в первую очередь.

– А вы … – Матеуш хотел напомнить гостю, что он сам германец, и что ему вообще опасно будет в стране оставаться, если война начнётся. Однако гость его понял с полуслова и достал из кармана паспорт синий, а не немецкий серый.

– Я – гражданин Испанской Республики. Мне ваши войны не интересны. Там у нас своя идёт.

– А чего же rozmawiac (разговариваете) на немецком?

– Ну, по рождению я немец, а вы знаете испанский или ваша дочь? Как бы мы с вами общались.

– И то, правда. Ну, тогда пойдёмте собираться. Познань не близко. Да ещё если на двух машинах ехать. Это у вас быстрая машина, а у Ласло грузовик.

– Согласен с вами, пан Матеуш, чем быстрее выедем, тем лучше.

Малгожата перевела и вопросительно взглянула на отца. Что скажет? Отпустит или нет в такое далёкое путешествие, страсть как ей хотелось проехаться на этой красивой дорогущей машине. А сколько всяких событий их ждёт в дороге, будет, что потом подругам рассказать, когда домой вернётся.

– Чего расселись! – грузно поднялся из-за стола пан Матеуш. – Десять минут вам на сборы, – но, глянув на дочь, поправился. – Ладно, но чтобы через полчаса вас духу не было дома. Марыся, не реви, бегом дочь собирай. Потом уедут, и поревёшь, если все дела по хозяйству уже сделала. Да и пошукай там в погребу, чего из еды им с собой собрать по-быстрому можно. Сало, рыбки солёной. Хлеба. Мёд, жбанчик возьми.

– Держите, пан Матеуш, здесь тысяча марок. Проживание в гостиницах ваших детей за мой счёт, питание тоже. Бензин на обратную дорогу тоже я куплю. Но на всякий пожарный дайте им с собой немного ваших денег. Да, стоп. Если у вас есть лишние деньги польские, то я немного поменял бы на всякий случай, если вам нужны рейхсмарки, конечно.

– Чего же не поменять, только не больно много. Марок на сто хватит злотых у меня.

– Нормально. Думаю, на первое время хватит, а в Познани заедем в банк и поменяем. Пошёл и я собираться. Орлы, подъём. Уезжаем через полчаса. – Это уже осоловело сидящим с полными пузами интербригадовцам.

Событие шестое

Если вы увидите ядерный взрыв – повертитесь на 360 градусов, чтобы получилась равномерная корочка.

Опять опоздали. Только выехали из Любневиц, по направлению в городок соседний Мендзыжеч, как сидевший с надутым ртом на заднем сидении Ванька – Хуан тронул Брехта за плечо. Иван Яковлевич спокойно вёл «Мерседес» за «Фордом» Ласло и разговаривал с устроившейся на переднем сидении пани Малгожатой. Не просто так разговаривал, красивые веснушки у девушки расхваливая и клинья подбивая, нет, информацию собирал. Познань не миновать, вот и интересовался, есть ли там немецкие банки, много ли банков вообще, нужно ведь поменять чуть не двадцать тысяч марок. Куча денег. Это почти два таких Мерседеса в Германии купить можно. Вообще Брехт не знал, что теперь делать с деньгами, после того, как «Мерс» им достался бесплатно. В СССР они не нужны, их придётся сдать государству. Напокупать на них назад золота?! Так, ещё хуже. Уж русские пограничники найдут. Купить в Польше антиквариат? Ну, может быть, но на таможне в СССР тоже не дураки и поймут, что это такое и сколько это стоит. Уже те картины, что Брехт с собой вёз и то под вопросом, не реквизируют ли. Культурная ценность, и всё – ваши не пляшут. Пока ничего интересного Иван Яковлевич не придумал, но, что марки нужно поменять на злотые, вроде бы напрашивалось.

– Товарьищ колонель, – по-русски обратился к нему Хуан, – Миня тудья надо.

– Тудья? – Брехт сбросил скорость. – Тудья кудья?

– В кусти. – Покраснел пацан.

Ага, вона чё, и русский понятен. Приспичило парню, а тут деваха молодая и красивая сидит. Неудобно ему. Брехт. Нажал на клаксон несколько раз, в надежде, что Ласло услышит. Такой простой и полезной вещи, как заднее зеркало на машинерии фордовской поставить не додумались. Усвистает парень без них. Нет, услышал и остановился. И прямо перед свороткой в лес.

Брехт ему и показал, чтобы сворачивал, самому вдруг организмус тоже напомнил, что он чуть не литр молока час назад выпил. Всё, пришла пора удобрение для кустов наружу выпускать. Свернули, остановились на опушке, но под прикрытием огромного дуба, который даже без листвы небо застил. Вылезли, Иван Яковлевич только вылез из машины, как услышал непонятные звуки.

И тут над ними пролетели самолёты, три тройки. Оба-на гевюр цузамен!!! Лаптёжники! Или – Junkers Ju 87 – пикирующий бомбардировщик – одномоторный двухместный (лётчик и стрелок) пикирующий бомбардировщик и штурмовик. Всё, друже паны, приплыли. Эти придурки в польском Сейме объявили Германии войну. Земельки им мало. Дебилы, ну, сейчас эти певуны, споют вам песню, траурную.

Спутать с каким либо другим самолётом Ju 87 нельзя. Самолёт выделялся крылом типа «перевёрнутая чайка», развитым неубирающимся шасси и, в начале войны, рёвом сирены, которая, кроме устрашения, давала лётчику определять на слух скорость пикирования. Сейчас в пике не шли, а значит и не распугивали пейзан рёвом сирены. Дальность полёта у лаптёжника восемьсот километров. Значит, ребята летят бомбить Познань. И чего войну тогда поляки объявляли, где их ПВО, где их самолёты??? Ну, дураков нужно учить. В реальной истории оборона Польши по границе была просто разогнана санными тряпками. Вот он заварил кашу, начав вторую мировую на год с лишним раньше.

– Это что Иван Яковлевич? Немцы? – проводил Хуан взглядом «певунов».

– Немцы. Летят бомбить Познать. Но их не много, наверное, аэродром хотят уничтожить.

– А мы? – это влез Ласло.

– А мы? А мы пойдём другим путём. Нужно нам ехать тогда не в Варшаву, а во Львов. Немцы туда не сразу пойдут. А если замирятся, то после этого в Варшаву скатаемся.

– И как мы поедем? – все вместе на четырёх языках.

– Я карту смотрел. Не доезжая до Познани, есть своротка на юг. Сначала Зелёна Гура, потом Вроцлав, оттуда на Краков, ну, а потом через Перемышль на Львов. По карте у меня примерно восемьсот километров получилось. За два дня должны добраться. Главное сейчас, дождаться, когда юнкерсы назад полетят и не пропустить своротку на эту Зелёную Гуру.

– Не пропустим, я ездил туда месяц назад, возил селитру. Продавал. Маленький городок, но брали удобрения хорошо. За день всю машину продал. – Ткнул пальцем в машину Ласло. Будто у него другая была.

– Ну, и замечательно. Отряд, слушай мою команду. Оправиться! Мальчики налево, девочки направо. И далеко не отходите, как полетят «певуны» назад, сразу по коням. Теперь время работает строго против нас.

Глава 3

Событие седьмое

"Лучше поздно, чем никогда"! – подумал старый еврей, положив голову на рельсы … глядя вслед уходящему поезду.

Знал, что так будет. Раз война, то машину кто-то из генералов или полковников польских захочет реквизировать в пользу великой польской армии. Вот надо было Вторую Мировую начинать? Ехали бы себе спокойно, и никто бы их не трогал. Случилось это, когда к Вроцлаву подъезжали. Там и остановиться на ночь решили. Подъезжали к железнодорожному переезду. Шлагбаум закрыт и стоит такой же «Форд», как у Ласло, а в нём шестеро солдатиков нахлобучили шинельки на головы, ветер с севера дунул, тучу принёс и мелкий противный дождик пошёл, а ведь утром ни облачка не было и солнце огромное. И пан Матеуш, глядя на сборы детей, сказал Брехту, что денёк хороший будет, вот и верь народным синоптикам.

Шлагбаум закрыт, а поезда нет. Вышел Иван Яковлевич глянуть, чего это за вынужденная остановка. И в это же время из кабины «Форда» вылез с пассажирской стороны поручик польский. Вышел и стал облизываться на тёмно-зелёный «Мерседес» глядючи. Ох, и не понравился полковнику взгляд этого молодца. Полковник прямо почувствовал, что этот толстячок сейчас ему неприятности организует.

Всё, попёрся навстречу.

– Dzien dobry, panie. Twoje dokumenty?! (Добрый день, пан. Ваши документы?!) – переводчика не надо, и так почти по-русски.

– Jestem Hiszpanem. – Ну, эту фразу выучил, болтая с Малгожатой.

– Twoje dokumenty? – нет, по-доброму не получится. На такой случай Брехт с пацанами договорился. Они должны выйти из машины и встать за ней, и быть готовыми стрелять, не доставать «Вальтеры», а быть на стрёме. Условным сигналом служило падение шляпы.

Брехт полез почесать затылок и уронил шляпу на дорогу, поднял, намеренно медленно отряхнул её, водрузил на голову и только после этого полез в карман коричневого счастливого пальто. Слышал, как позади хлопнула дверца «Мерседеса», в котором сидел Хуан и гораздо громче дверь «Форда» Лабесов.

– Prosze. (Пожалуйста). – Штук десять фраз самых нужных пейзанка ему поставила, даже говорила, что почти без акцента. Брехт протянул офицеру синий паспорт Испанской республики.

Поручик полистал для видимости документ, а потом выдал длинную фразу на польском. Из которой Брехт уловил два слова: «война» и «реквизируем». А нет, ещё «войско польское».

– Rozpoczela sie wojna Pan Hiszpan. I jestem zmuszony zarekwirowac wasza maszyne na potrzeby Wojska Polskiego. (Началась война, пан испанец. И я вынужден реквизировать вашу машину для нужд польской армии.)

– Хрен тебе, дорогой! В носу у тебя ещё не кругло, такие машины реквизировать у полковников, – Брехт это проговорил по-русски с милой улыбкой, и развёл руками, типа, «моя твоя не понимать».

– Янек, – поручик махнул рукой солдатам в кузове.

Так-то лучше. Сейчас ещё надо уйти с линии огня.

Солдатики неспешно стали спускаться на грешную землю, что за дисциплина, у них, в Спасске, за такой «вылаз» из машины можно и двадцать пять километров кросса с полной выкладкой заработать. Когда последний вылез, Брехт снова уронил шляпу ещё и пнул её якобы ненароком, она полетела к обочине, и Иван Яковлевич поспешил за ней. На полпути, когда уже вышел с линии огня, он развернул, достал не спеша пистолет из-за пояса брюк и стал стрелять в сгрудившихся поляков. Загремели выстрелы и от их машин.

– Отставить! – гаркнул во всё горло и бросился к «Форду». Там ведь ещё один бравый вояка за рулём.

Бах. Водитель уже кобуру лапал, там у него револьвер дореволюционный обозначился. Тело свалилось на сиденье, заливая кровью коричневый диванчик. Брехт, стараясь в крови не извозиться, револьвер вынул из кобуры. Мало ли что в жизни пригодиться. Теперь железнодорожник. Он как раз с семафором, или как эта штука на палке называется, вылез из будочки своей. Махонькой. Как только умещается в неё.

Бах. Лежит и этот пан.

– По машинам. Ласло, тарань шлагбаум! – И побежал к «Мерседесу».

Хренушки. Не кино. Ласло завис.

– Хуан, садись за руль! – гаркнул парню Иван Яковлевич и бросился к «Форду».

Ласло круглыми глазами смотрел на гору трупов и икал. Блин, понаберут по объявлению. Брехт его сдвинул с водительского места на пассажирское и, переключив скорость, медленно тронулся. Разогнаться не удалось, потому машина не снесла деревянную полосатую палку, а просто тупо упёрлась в неё и сломала. Из-за поворота вырулил паровоз. Брехт газанул и, переехав рельсы, сбил вторую палку. И только потом разрешил себе оглянуться. «Мерс» проскочил буквально в паре метров от паровоза.

Иван Яковлевич вышел из машины. На этой стороне стояла телега, а в ней мужик в пиджаке. Просто крестьянин, но побежит же в дефензиву докладывать о происшествии, коему стал свидетелем. (Второй отдел Главного штаба Войска Польского, «Двуйка» – польская военная разведка в 1918–1939 годах. Отдел разведки при этом называли офензива, а контрразведки – дефензива). Бах. Зачем нужны свидетели, которые опишут красивый зелёный «Мерседес», наверное, единственный на всю Польшу. Ну, не повезло поляку, оказался не в том месте, не в то время. Потом, всё поляки враги, или станут ими, ну, разве вот Малгожата пока не враг.

– Ласло, садись за руль. Сможешь вести? – тряханул всё ещё зависшего Лабеса.

– А… О … У… – Это на суахили, должно быть, эх, не полиглот, не знал этого языка Брехт, потому снова сел за руль «Форда» и тронулся, даже не высовываясь и назад не смотря. Уж, Ванька-то не поляк, он крови насмотрелся и икать не будет. Только проехав с километр после первого поворота дороги, Иван Яковлевич всё же высунулся из окошка в двери и глянул назад. Разбрызгивая намечающие уже лужи, «Мерседес» зелёный мчался следом.

– Блин блинский, там же Малгожата, ещё облюёт все внутренности красавца.

Событие восьмое

В ужасных американских мультиках кот постоянно пытался убить мышонка, а мышонок – кота. То ли дело добрые советские мультики, где маленького мальчика подозревают в убийстве дедушки с помощью лопаты.

Ласло вышел из ступора неожиданно. Прямо вот сидел себе сидел с выпученными глазами, а потом на плоховастом немецком проблеял:

– Ви иха убиватька?! Савсемь. Матка Боска. О йа пьйэрдоле. Что есть теперя?

Брехт пока гонки по дороге вполне себе нормальной устраивал, мысль родил, чего Ласло с Малгожатой сказать по поводу войны на переезде.

– Это были переодетые германцы. Диверсанты, Они хотели взорвать поезд. Это был воинский эшелон, он вёз войска к границе. Взорвали бы и тысячи польских воинов погибли, так и не добравшись до границы. – А что нормальная версия и не проверишь при всём желании.

– Германццццы? Немциы? Диверьсьянты?

– Точно. Диверсанты. Поезд с поляками хотели взорвать.

– Надо ехать полиция! – теперь почти нормальные глаза, голубые и не выпученные.

– Не надо ехать в полицию. Они нас задержат и будут долго выяснять, что да как, но я-то иностранец, меня потом отпустят, а тебя отправят в армию и на фронт сразу, а Малгожату тоже на фронт, в госпиталь, и обоих вас там убьют. Я вашему отцу обещал, что вас в армию не возьмут. Ферштейн!!!

– A furman? Na koniu? (А возчик? На лошади.) – после минутной паузы.

– Возчик поляк. Он свидетель. Это ненужный свидетель. Он видел мою машину. Она приметная. Рассказал бы в полиции. И всё, нас найдут и опять тебя в армию. Тебя с Малгожатой спасал.

– Это грех. Матка Боска.

– Как будет время, зайдём в костёл поставим свечку и пожертвуем на что там у вас положено? Молебен? Мессу. Не специалист я.