Наталья Шнейдер "Хозяйка собственного поместья"

Парень сник. Я спросила:

– А Марья вам что обещала?

– Говорила, дня три. Но если на то ваша барская воля будет.

Выходит, конкретных обязательств у меня нет. Но работа есть. Правда, тяжелая, а парни несовершеннолетние еще по моим меркам, да и по местным, скорее всего, тоже, раз неженатые. Я уже слышала от Марьи и Дуни, что в деревне неженатый мужчина и за мужчину не считается. Так что женили их рано, да на девушках постарше, чтобы в доме не лишний рот, а рабочие руки появлялись.

Я еще раз оглядела «дитятко» на голову выше меня и раза в полтора тяжелее. Нет, не буду я себя чувствовать эксплуататором детского труда.

– Сторожа, получается, без надобности, но работа есть, если грязи не боитесь, – сказала я. – И заплатить готова не только едой.

Запоздало вспомнила, что следовало бы посоветоваться с Марьей, чтобы не получилось, как в прошлый раз. Но, с другой стороны, она сама этих парней и привела. Точнее, брат ее направил. Не будет же он собственной сестре пакостить?

– Какой же мужик грязи боится, – хмыкнул парень. – Из земли выходим, в нее и ложимся.

– А навоза? – полюбопытствовала я.

– И навоза тоже. Что надо сделать, барыня?

Вместе с ним я обошла участок, показывая фронт работ. Проложить дно ямы срезанными ветками и присыпать соломой для теплоизоляции. Заполнить навозом яму под будущую теплую грядку, да навоз не утрамбовывать, а вилами перерыхлить. Пролить водой как следует. Потом вылить в него несколько ведер кипятка – не пролить сплошняком, а в лунки, чтобы прогрелись и ожили бактерии, которые начнут перерабатывать органические остатки, превращая навоз в перегной и одновременно вырабатывая немало тепла. Кипяток спросить у Марьи или Дуни. Если останется время и силы – парень распрямил плечи, давая понять, что силы-то останутся, плати только, – разбить, пока ломом, лопате поддавался лишь верхний слой, старый компост в сгнившем ящике и перенести в теплицу.

Михаил прошелся со мной до навозника и обратно, попросил взглянуть на инвентарь в сарае. Выбрал две тачки, двое носилок и трое вил. Докатил тачку до навозника.

– Таскать-то ничего, да неблизко, – сказал он.

Я не стала спорить: навозник был выстроен в добрых пятнадцати минутах быстрой ходьбы от хлева – видимо, чтобы не оскорблять носы и взоры обитателей усадьбы.

– Чуть меньше дня займет навоз перетаскать.

Выходит, те, вчерашние, обманули меня с самого начала. Таскать навоз они и не собирались. Сразу, видимо, решили дополнительную плату потребовать – дескать, куда барыне деваться, если со стороны нанимает. А потом разглядели двух девушек и старуху и совсем распоясались. Последние крохи вины – как ни крути, часть работы мужики все же сделали, а в качестве оплаты получили только телесные повреждения – развеялись.

– Только дайте времени домой сбегать поесть, – попросил Михаил.

– Я же обещала вас накормить! – возмутилась я.

– Так то вчера, а про сегодня мы не договаривались.

– Дам я вам завтрак. И обед, само собой. С кормежкой двух змеек на нос хватит за навоз и компост?

Дуне я платила змейку в день, а у нее тоже работа была не из легких.

Парень расцвел, пообещав все выполнить в точности, махнул рукой остальным, что наблюдали за нами от крыльца людской избы.

Караулить их я не стала, предупредила Марью, что кормить снова придется ораву едоков. От помощи на кухне она отказалась, сказала, что с Дуней управится. Петр собирался помочь парням, но я велела ему пока натаскать дров в теплицу – хотя бы раз ее стоило протопить, после того как навоз ляжет на место. Аккуратно, конечно, чтобы промерзшие и отсыревшие за зиму печи не треснули, как это случилось в доме. Так же, как Дуня по моим указаниям вчера аккуратно протапливала избу для работников. За самими работниками, по словам Марьи, пригляд не нужен был: «все всех знают».

Печами я собиралась заняться сама. И в саду снова была работа.

Хоть снег и покрылся за ночь коркой наста, он изрядно осел. Днем солнце светило вовсю, недолго осталось до того, как сойдет. Я немного подраскидала его вчера, а сегодня, поглядев, решила совсем отгрести от стволов деревьев, чтобы начали прогреваться корни. Еще нужно было снова пройтись по кустам смородины, в этот раз в поисках круглых вздувшихся почек – гнезд почкового клеща. А потом приниматься за семена, как я вчера и планировала.

Я заскочила к себе сменить платье на рабочую одежду – все те же штаны и куртку. А когда снова вышла во двор, там стоял Виктор, наблюдая за парнями, которые как раз подвезли тачку с навозом к теплице.

– Снова вы в этой нелепой одежде, – проворчал он вместо приветствия. – Все равно что я вырядился бы в юбку.

– Я бы очень хотела, чтобы вы хоть раз надели юбки и попробовали поработать в них в саду. По-настоящему поработать, а не расхаживая и не указывая прислуге, что делать, – огрызнулась я.

Мало того, что навязался на мою голову, еще и распоряжается, в чем мне ходить!

Может, Виктор и хотел что-то ответить, но увидел подходящего Петра и состроил свою фирменную каменную физиономию. Конюх поздоровался с нами обоими, замер, явно не зная, к кому обратиться, а потом уставился в пространство между мной и мужем и сказал:

– Дров совсем мало осталось. Барыня, вы бы у барина попросили разрешения, чтобы я в лес съездил да привез?

В самом деле, наши невеликие запасы дров стремительно таяли, а тут еще непредвиденная топка. Но при чем тут Виктор?

– А всю зиму вы откуда дрова брали? – спросил муж.

Петр почему-то смутился.

– Так Марье брат помогал.

– А сам ты в лес не ездил по старой памяти. – Виктор усмехнулся непонятно чему.

– Ну что вы, барин! Я же помню, что он теперь не барыни, а ваш.

– Ох, врешь… – Виктор покачал головой, будто с ребенком разговаривал.

Петр начал оправдываться, дескать, никогда бы не посмел, и совершенно очевидно врал.

Но мне было не до того.

Если лес, который считался нашим – то есть отца Настеньки, если не ее самой, – сейчас принадлежал Виктору, то что, получается, он был одним из тех, кто растаскал имущество ее покойного батюшки за долги?

Или я чего-то не поняла.

Петр удалился, а я все еще пыталась переварить эту новость.

Видимо, лицо мое было очень выразительным, потому что Виктор нахмурился.

– Не смотрите на меня так. Мы с вами уже не раз обсуждали эту тему. Я перекупил земли у кредиторов вашего отца, чтобы они не ушли из семьи…

А семьи не получилось. Но, поскольку у мужа и жены по местным законам раздельное имущество, после развода земля останется у Виктора. А у меня – только то, что есть сейчас. Немало по моим меркам. И все же…

– И я не желаю, чтобы вы пустили их по ветру, как это уже один раз сделал ваш батюшка. Я оплатил его долги перед свадьбой, а вскоре он задолжал еще больше. – Виктор говорил все громче, все быстрее. – Вы толком не смогли ответить, как собираетесь распорядиться этим имуществом! Земля требует заботы, земля требует вложений, а вы не снисходите до хозяйства, вы…

Он осекся, видимо, поняв, что обвинение «не снисходите до хозяйства» звучит довольно глупо, будучи обращено к женщине, которая несколько минут назад возмущалась, что юбка мешает работать в саду.

– Зачем вы оправдываетесь, если считаете, что все сделали правильно? – негромко спросила я, глядя ему в глаза.

Он отвел взгляд. Буркнул:

– Съезжу за вещами.

Резким, стремительным шагом понесся к конюшне.

А кто вчера занимался его лошадью? Или он приехал в санях доктора?

Эта мысль скользнула по поверхности сознания и исчезла, вытесненная обидой. Я чувствовала себя обделенной, будто это в самом деле были мои, а не Настенькины земли. Земли, отобранные у меня, а не у нее. И кем отобранные? Человеком, который заявлял, будто его долг – заботиться обо мне и защищать, невзирая на неприязнь между нами. По крайней мере до осени.

Я вздохнула, успокаиваясь.

В конце концов, никогда я не была барыней – нечего и начинать. Я знаю, как обходиться с домом и огородом, но поля и леса – это совсем другой уровень. Уровень хорошего менеджера, который понимает, как нанимать работников и имеет средства их оплачивать, имеет контакты с оптовыми покупателями, знает, лучше ли продать зерно само по себе или смолотое в виде муки – учитывая издержки на переработку, следит за севооборотом и… И многое, многое другое, о чем я скорее всего и не догадываюсь. Виктор, если не занимается всем этим самостоятельно, наверняка держит управляющего, а я…

Все равно обидно.

Вот разбогатею и выкуплю все обратно! Пусть не в этом году, пусть потом, но непременно разбогатею, назло ему!

Я топнула ногой. Опомнившись, фыркнула сама над собой. Детский сад, штаны на лямках. Для начала надо разбогатеть, так что пошла-ка я садом заниматься. И стоило отметить в своем ежедневнике – который я завела и старательно прятала ото всех – выписать из матушкиных документов координаты тех, с кем она вела дела, сбывая выращенное и продумать, как с ними связаться. Это только сейчас кажется, будто может подождать, а потом хоп – и осень на носу.

И только я успокоилась, как увидела, что Петр выволакивает из каретного сарая повозку, а Виктор выводит из конюшни мою лошадку, и вместе они начинают запрягать ее.

Руки зачесались взять кочергу, угрожая ею, отобрать у мужа упряжь и заявить, что если земли порознь, то и к лошадке пусть руки не протягивает, а топает домой пешком, увязая в снежном крошеве, в которое превратилась по теплу дорога.

Что-то ткнулось в мои лодыжки. Мотя, кто бы это еще мог быть. Кот затерся о мои ноги, громко мурлыча.

Я не выдержала, рассмеялась. Присела погладить его.

– Говоришь, нечего уподобляться?

Мотя поставил передние лапы мне на колени, заглядывая в лицо.

– Ах ты подлиза. – Я вспомнила еще кое-что. – И сводня.

Кот преданно смотрел мне в глаза не хуже собаки.

– И что ты в нем нашел, – покачала головой я. Выпрямилась. – Ладно, пойдем за лопатой.

Главное, этой лопатой не настучать кое-кому.

Все же есть своя прелесть в физической работе. Как бы я ни злилась на Виктора, помахав лопатой, успокоилась. Он – пусть и незваный, но все же гость в моем доме, и относиться я к нему буду как к гостю. Ожидая лишь, чтобы он соблюдал правила общежития, и ничего больше. Рано или поздно ему надоест и он уедет, а осенью мы окончательно друг от друга избавимся.

Я как раз закончила с деревьями и собиралась сходить в сарай за секатором, когда Марья нашла меня и погнала обедать. Парни сидели на лавке у дома, уплетая вчерашние пироги.

– Зашли бы вы в избу да поели по-человечески, – предложила я, но Михаил только отмахнулся.

– Неохота. Здесь хорошо, солнышко вон какое и птички. Да и засиживаться соблазна не будет, как зябко станет, так, значит, и пора вставать и снова работать. Быстрее закончим – быстрее деньги получим.

Я хотела было сказать, что надрываться тоже не стоит, но промолчала. Хорошо мне, барыне, советовать не надрываться. А для них эта пара змеек – деньги.

Для меня, к слову, тоже: средства таяли медленно, но неуклонно. Как и еда в погребе, что заполнил Виктор, но поскольку заполнил его он, то и требовать с него компенсацию за выпитое, съеденное и дрова было бы неправильно.

Легок на помине! Во двор въехал Виктор верхом, а следом – телега, укрытая полотном. На телеге, кроме кучера, сидели двое парней. Кучер и еще один были мне незнакомы, а третьим оказался белобрысый хам Иван.

Глава 6

А не сходить ли мне за кочергой?

Но прежде, чем я успела на что-то решиться, Виктор выскочил из повозки и подошел ко мне.

– Петр подвез меня домой и уехал за дровами. Обещал вернуться к вечеру. Я передал своему егерю, что ваши работники могут рубить дрова в лесу безвозмездно. Но, если вам вдруг понадобится строевой лес, я бы все же хотел, чтобы вы обратились ко мне.

И он думает, что на этом тема исчерпана?

Хотя для него она в самом деле исчерпана пару лет назад. Это я только сегодня узнала и не переварила. Но какой теперь смысл махать кулаками после драки?

– Хорошо, спасибо за дрова, – сказала я.

– Не за что. С моей стороны было бы очень некрасиво жить и столоваться у вас после того, как сам лишил вас содержания.

Неужели уже домой захотелось? Тогда что за телеги?

– Я привез продукты, – разрушил мои надежды Виктор. – Пожалуйста, откройте погреб или велите Марье открыть, и пользуйтесь ими на свое усмотрение.

– Спасибо, – не стала отказываться я. – Сейчас схожу за ключами.

– Анастасия, – остановил меня Виктор, прежде чем я успела отвернуться. – Я был бы очень вам благодарен, если бы вы согласились готовить для меня так же, как и для остальных домочадцев. – И торопливо добавил: – Согласитесь вы или нет, продукты в любом случае останутся в полном вашем распоряжении, а я обойдусь тем, что сварю сам на спиртовке, как когда вы болели.

А вот сейчас обидно было.

– Хорошо же вы обо мне думаете. Да, я не приглашала вас, но, раз уж впустила в дом, не буду же морить голодом! Тем более после того, как вы притащили мамонта.

– Мамонта?

– Говорят, в первобытные времена мужчины приносили к костру с охоты тушу мамонта, – пояснила я. – Не обращайте внимания, это глупости. Но все, что я говорила вчера насчет вашего слуги, остается в силе.

– Иван думает, будто вы его прокляли. Через пару дней после вашей встречи у него вскочил ячмень.

Я хотела глянуть на Ивана, но Виктор совершенно закрыл мне обзор. Не помогло даже то, что он стоял на ступеньку ниже меня, – все равно смотрел сверху вниз.

– Если бы я умела проклинать, после нашей последней встречи у вас как минимум чирей на языке бы вылез, – хмыкнула я. – А может, еще и на заднице, для симметрии, все равно вам на ней спокойно не сидится.

Виктор рассмеялся.

– Спасибо, что не на другом месте. – Он посерьезнел. – Мне извиниться еще раз?

– Зачем? Вы уже это сделали, я извинения приняла. Это вы простите, что напоминаю. Не остыла еще.