Айрин Лакс "Порочный. Скандальный роман"

Уходить не хочется. Болтаться по городу – тоже. Медитировать весь вечер в дешевых кафе над чашкой чая?

С подруги мужик может всю ночь не слезать, а мне и податься некуда. Денег снять хату на сутки нет.

И поэтому вместо того, чтобы дать выход той горькой злости, которую вызвало во мне предложение Рахмана, мать его, Исаевича, я выпаливаю.

– Я хромаю. Не думаю, что вам… нужна… хромоногая содержанка!

Пялюсь на лицо мужчины, губы расплываются в легкой усмешке. Крупные пальцы крадутся выше, заходят за голову, обхватывают затылок.

Лицо мужчины оказывается совсем близко от моего.

– На ноги поставлю. Ерунда. Ты просто не представляешь, с какими серьезными травмами приходится иногда сталкиваться тамошним специалистам. Не пройдет и года, как ты и не вспомнишь о временном недуге. Оплачу восстановление.

Пальцы Рахмана поглаживают затылок. Губы зависают над моими.

– Это было да?

– Это было…

Успеваю выставить ладонь, жаркий, требовательный поцелуй приходится именно туда, и меня потряхивает. Тело вибрирует от касания его губ к моей руке.

– Нет, – отвечаю хрипло. – Восстановление вы мне оплатите, чтобы я к вашей дочери не приближалась. У нас уже есть… уговор.

Мужчина с рыком вжимает губы в мою ладонь и скользит ниже, захватывая прикусывающими движениями запястье.

– Словила. Подсекла. Шельма… – поднимает на меня горящий, тяжелый взгляд. – Все так. Верно. Так что ты хочешь? Что еще ты хочешь?

Голова идет кругом. Он так близко.

Так смотрит.

В груди вихрь.

Немножко страшно, но предвкушения и острого, захватывающего дух волнения намного больше.

Я привыкла к мужским взглядам. Они все – ужасно похотливые бабуины. К выкрикам «я бы вдул» и «покатайся на моем банане» я уже привыкла. Но так, как смотрит на меня отец Амиры, еще никто не смотрел.

Обещания кружат голову.

Он вроде торгуется, но я не чувствую, что он меня покупает.

Предлагает другую жизнь?

Это же самообман.

Ты обманываешь себя, Рори. Об-ма-ны-ва-ешь…

Ему просто хочется тебя… натянуть.

Стараюсь мысленно обозначить как можно более грубо и пошло это действие, внутри растекается лава.

Ох, да…

Глаза бесстыже падают на мощные бедра мужчины. Стыд? Нет, не слышали… Его ширинка напоминает палатку…

– Квартиру? – предлагает сам.

Снять? Купить?

Не все ли равно?

У меня сердце вот-вот разобьется о грудную клетку от волнения и жара.

– Хватит, – прошу. – И телефон Амиры тоже… Тоже себе оставьте. Я пришла, только чтобы сохранить номер, и все.

Обхватываю себя за плечи, больше всего хочется коснуться плеч мужчины, но я не позволяю себе этого сделать. Неясно, какая будет у него реакция. Он дикий, необузданный, горящий, как факел.

Мне следует держаться от него подальше. Слишком опасно.

Слишком волнительно и… соблазнительно.

– Пусть будет по-твоему.

Мужчина медленно выпрямляется, сложив руки под грудью. Смотрит на меня сверху вниз, я все еще в его тени.

Тону? Вязну? Сгораю?

С ума схожу…

Задыхаюсь.

– Записывай номер, – командует.

Я вынимаю из кармана спортивных штанов древний кирпич, нажимаю. Он не включается.

– Разряжен! Есть зарядка?

– Какая у нее…

Перехватывает мою кисть, фиксирует руку с телефоном и хмыкает:

– Нет, под такую дырку ничего не найду. На бумажке запиши. Не хочешь брать бэушный телефон, завтра получишь такой же. Новый.

– Что?! Нет! Я… на ваше спонсорство… не подписывалась! – шиплю возмущенно.

– Не подписывалась, – кивает невозмутимо. – Но телефон получишь. В счет того, что, если моя дочь сама… с тобой дружить захочет… ты просигналишь об этом мне и не станешь втягивать ее ни во что. Годится?!

Подумать мне не дает.

– Годится!

Отец Амиры пожимает мою руку крепко-крепко, трясет, будто мужлану, и вдруг…

Напоследок…

Снова кусает за запястье.

Я потрясенно вскрикиваю, покрываюсь жаром.

Не знаю, куда деться от смущения.

Отец Амир отстраняется с довольной ухмылкой, сверкнув глазами:

– И насчет моего предложения. Подумай. Будешь согласна, звякни.

Довольный собой, он делает шаг назад, со словами:

– Мне лень куда-то ехать сегодня, и я не хочу переживать, что твоя задница замерзнет где-нибудь еще или нарвется на неприятности. Остаешься с ночевкой.

Мне не оставили выбора! Я все еще пытаюсь найти причины отказаться, но, если честно, мне хочется остаться. Слишком устала…

– Выбери спальню. Ужин через полчаса, ты прибираешь со стола.

Рахман… у меня язык не поворачивается назвать его Исаевич, уходит, величественно и гордо. Я снова его разглядываю. Теперь уже по-новому смотрю, внутренне сгорая: какой он… пздц…

Свожу ноги вместе, их потряхивает. И я понимаю, какими мокрыми внезапно стали мои трусики.

И как ночевать с этим мужиком под одной крышей?!

Глава 9

Рахман

Я выбираю, что надеть к ужину. Когда в сторону сдвигается очередная вешалка с футболкой и рубашкой, понимаю, что тупо перебираю шмот, будто девица перед свиданием!

Злюсь… Вот надену первую попавшуюся…

На глаза попадается ярко-синяя, к ней нужны праздничные брюки. И все больше я испытываю раздражение на самого себя. Рахман, дружище… Тебе лет сколько, за сорок перевалило, такая ерунда давно волновать не должна.

К тому же наряжаться павлином перед девчонкой будет глупо и тупо.

Тупо и глупо, еще раз повторяю, захлопнув дверь шкафа с сильнейшим раздражением.

Плюс ко всему Аврора сама одета более чем скромно. У нее вообще вид такой, будто она с пожара сбежала. Плюс на голове большая шишка, припухлость, которая мне совсем не нравится.

Поскользнулась и упала? Или чего похуже?

Мысли так и вьются, вьются, стекаются к ней ручейком…

Ух, шельма.

Зараза.

Ножки еще эти. Губки нежные, но так и не поцелованные.

Кожа сладкая.

Горящие взгляды, колкие шуточки…

Острый язычок, вах, какой острый… Таким бойким язычком головку только лизать и лизать…

А манящая дрожь отзывчивого гибкого тела?

Отзывчивую самку чую с первого раза. Мой зверь в ней страстную натуру учуял и не может перестать подталкивать к тому, чтобы взять и присвоить. Взять и… присвоить!

Она еще в моей постели спала, зараза.

Может быть, белье уже не хранит запах ее тела, но мне теперь в этой постели спать спокойно не удастся.

Я же думать буду. Представлять.

Фантазировать.

Нет… Уф… Давно бабы так не цепляют.

Обычно все как-то по-простому и по-накатанному.

Я уже давно не бережу свое сердце и душу романами, отношениями долгосрочными и притирками. Откровенно говоря, никогда и не бередил. Брак – это одно, тут вообще ничего не обсуждалось. Никто меня спрашивать не собирался, хочу я эту девочку, мою бывшую, в жены, или не хочу. Отец сказал – женись, дед сказал – женись, прадед припомнил, что мы давно с Кусаиновыми породниться хотели, но все как-то не получалось… Так и женили. Чувства, привязанности – тьфу. Жили же наши родители как-то без всего этого? Жили… Бабушка вообще впервые своего мужа на свадьбе увидела, но жили хорошо, крепко, сколько детей родили, вырастили. Хорошая же семья.

Вот только у меня с той девочкой не сложилось. Брак – это не только взять по-быстрому и сделать полноценной женщиной. Не только запустить в нее новую жизнь и дать в распоряжение дом не из дешевых. Настоящий муж, глава семьи всегда рядом будет, а у меня в то время карьера бойцовская в самом расцвете. Постоянные бои, разъезды, тренировки, кураж побед и горечь поражений. Невозможно пройти до титула, ни разу не потерпев поражение. Падал. Злился. Вставал. Давал себе обещание в следующий раз взять реванш и брал…

Куда уж тут до семьи? С собой не повозишь… Не для того жена нужна.

Если быть честным, паршивый из меня муж получился и отец хреновый.

Первые двенадцать лет жизни дочери я хорошо, если появлялся четыре-пять раз в год. Амира меня пугалась постоянно, а потом перестала воспринимать, как отца, родного человека. Я же в это время построил карьеру, титулов собрал немерено, славы… Несколько школ спорта открыл, бизнесом занялся.

Говорят, хороший отец дает пример того, что нужно заниматься тем, что любишь. Тем, что хочешь, и никак иначе, и потом дети впитывают это словно губки и вырастают теми людьми, которые точно уверены в своих желаниях и не мнутся перед выбором. Стойкие, славные… Вот только при этом нужно как-то себя показывать, да. Быть чаще рядом. А у меня с этим огромные пробелы…

Поэтому, когда, нагулявшись, настроившись карьер, я к семье вернулся… Наблядовался, чего уж скрывать, мы стали жить как чужие люди. Настолько чужие, что я даже о проблемах своей жены толком не знал. Однажды тромб оторвался, и все. Нет человека. Неважно, ей и сорока не исполнилось. Просто не стало жены. Я ее провожал, как едва знакомого. Совесть жрала? Еще как кусала…

Дочка осталась.