Лишь когда Форсов закончил и кивнул ему, Матвей спросил:
– Не слишком ли это сложно – вот так подставлять его? Если это подстава, разумеется.
– Таким способом как раз подставить его проще всего. Если тебе нужно подставить человека, что ты используешь против него? То, с чем он был реально связан, или нечто бесконечно далекое от его жизни? С учетом этого, в чем Гарика обвинить проще – в наркомании или поджоге курятника?
– Зачем это делать?
– Тут мы снова возвращаемся к основному тезису: мы не знаем. Ты и сам понял бы это, если бы не спешил с выводами. Я сто раз повторял тебе, насколько это опасно. Особенно в моменты, когда тебе больно.
На этот раз Матвей с ответом не торопился. Он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, и когда он снова заговорил, его спокойствие казалось куда менее наигранным, чем раньше.
– Хорошо, я допускаю, что случилось нечто… непредвиденное. Как один из вариантов. Я поговорю с ним, когда он очнется.
– Нет.
– Нет? – нахмурился Матвей.
– Нет, не поговоришь, – безразлично пояснил Форсов. – Как я уже предупреждал, на восстановление Гарику потребуется несколько дней, и ты можешь стать… препятствием в этом процессе.
– Значит, я должен держаться от него подальше?
– Это станет неизбежно: тебя в городе не будет.
Матвей снова злился, да еще и не пытался это скрыть. Таиса не бралась определить, что именно его задевает: приказы Форсова или то, что узнать правду быстро не получится. Ей просто чертовски не нравилось напряжение, повисшее в воздухе. С таким она раньше не сталкивалась, она хотела бы разрядить обстановку, но пока не знала, как, просто слушала, а мужчины, кажется, и вовсе о ней забыли.
– Если меня не будет в городе, куда же я денусь? – осведомился Матвей.
– Проверь почту – я уже скинул тебе задание. Собственно, я намеревался поручить тебе его в любом случае, просто завтра утром. Но раз сложилось вот так, поручаю сейчас. Ты улетишь уже в восемь утра. И Таиса тоже.
– Меня-то за что? – пискнула Таиса из недр пледа.
Форсов обернулся на нее, будто только сейчас осознав ее присутствие, и невольно улыбнулся. Матвей, кажется, тоже чуть расслабился – хотя уверена она не была. Таиса не рвалась ни в какую внезапную командировку, но от того, что эти двое больше не косились друг на друга кровожадными зверями, стало легче.
– Твое мнение и твое содействие там пригодятся, – пояснил Форсов. – Это действительно очень сложное и очень важное задание. Речь идет о пропавших людях. Думаю, Таисе захочется переодеться и взять с собой кое-какие вещи, отправляйтесь к ней домой. Билет Матвея уже на почте, когда вы закончите сборы, Вера пришлет и билет Таисы. Не опоздайте на рейс.
Таиса готова была поспорить на что угодно: изначально Форсов не собирался отправлять ее на это задание. Матвея – да, и билет был куплен давно. А в ней не было необходимости, она все равно не превзошла бы лучшего ученика… если бы лучший ученик был в норме. Но Матвею сейчас действительно тяжело, и Таиса подозревала, что наставник отправляет ее не расследовать дело, а присматривать за Матвеем.
Или нет? Или им обоим предстоит присматривать друг за другом, потому что тяжело не только Матвею?
В любом случае, отказываться она не собиралась. В том хаосе, которым обернулась эта ночь, спокойные инструкции Форсова представали спасательным кругом. Таиса видела, что Матвей как раз готов спорить – и не позволила ему. Она поплотнее закуталась в плед, перехватила старшего ученика за здоровую руку и с мрачной решимостью потащила его за собой к выходу.
Больше она ничего для Гарика сделать не могла.
?
Николай Форсов не сомневался, что выглядел уверенно – с первой секунды до последней. Впрочем, в день, когда он не сможет изобразить абсолютную уверенность, ему и практиковать больше не стоит. Он знал, что Матвей ему поверит – и это успокоит его ученика, а Таису и подавно, потому что она как раз искала веры и не желала спорить.
Ему и самому хотелось бы так обмануться, да не получалось. Он знал о бедах Гарика больше, чем кто бы то ни было… пожалуй, больше, чем сам Гарик. Николай понимал, что добровольный срыв, которого боялся Матвей, оставался вполне вероятным вариантом.
Форсову доводилось встречать разных наркоманов, и он знал, что их на острие иглы приводят очень разные причины. Кого-то – откровенная слабость, кого-то – глупость, кого-то – несчастье, которое невозможно вообразить.
Но Гарик в свое время подсел от большого ума. И в этом, как ни странно, было меньше иронии, чем можно предположить. В его случае сошлось многое – поразительно высокий от природы интеллект, пресыщенность и отсутствие истинной эмоциональной связи с близкими. Талантливому подростку хотелось контролировать не только то, что он думает, но и то, что он чувствует. Он наивно поверил, что это возможно при помощи… сопутствующих средств.
Именно поэтому Николай и заинтересовался им. Что бы там ни думал в нынешнем приступе гнева Матвей, никакой симпатии к наркоманам Форсов не испытывал – скорее, наоборот. Но Гарик был особым случаем. Его можно было поставить на ноги… Вероятно, если бы Николай встретил его на более раннем этапе своего жизненного пути, он бы прошел мимо, предоставив юного пациента специалистам. Но к тому моменту ему уже удалось «починить» Матвея, и ему хотелось проверить, получится ли у него провернуть такое снова.
Получилось. Хорошо – но не идеально. Гарик увлекся, и как только он увлекся, проблема наркотиков отпала сама собой. Профайлинг был для него новым миром, неожиданным вызовом, требовавшим полного сосредоточения. Когда он получил такой вызов, наркотики он бросил – редкий ум может стать и ловушкой, и преимуществом. Но потом прошли годы, успех накапливался… Форсов замечал опасные моменты, хотя и не говорил о них. Гарику то и дело становилось скучно, интеллектуальный вызов еще мог его увлечь, а вот с эмоциями возникали проблемы.
Форсов готов был вмешаться, если бы потребовалось, однако Гарик каждый раз спасался сам. Ну а потом грянула болезнь… Проклятая болезнь, которая ввела куда больше ограничений, чем хотелось бы. Николай вынужден был сосредоточиться на собственном выживании, у него просто не осталось выбора. Поэтому он не мог с уверенностью сказать, когда его ученик сталкивался с последним кризисом, как преодолел… и преодолел ли вообще.
Именно поэтому сценарий, больше всего пугавший Матвея, нельзя было отрицать. И все равно Николай не мог поверить, что настолько грандиозный срыв случился внезапно, без предупреждения… Последние месяцы Форсов чувствовал себя все лучше, он должен был заметить! Похоже, он и сам способен угодить в западню эмоций, о которой предупреждал Матвея, ему следовало быть осторожней.
Именно поэтому ночное дежурство он оставил за Верой. Он не сомневался, что жена, вытянувшая его из тяжелой болезни, справится. Николаю же требовалось время, чтобы успокоиться и подумать. Утром он пришел в медицинский кабинет собранным и готовым к полноценной работе.
Гарик очнулся ближе к полудню. Сначала, конечно, не соображал, что происходит, взгляд оставался мутным, вопросы, обращенные к нему, он то ли не понимал, то ли вообще не слышал. Николай не спешил. Он не знал, что именно ввели Гарику и в какой дозе, – пока он предпочитал верить, что наркотик не был принят добровольно, – но он сразу мог сказать, что это были не «милые студенческие забавы». После такого бессмысленно ожидать, что человек мгновенно придет в себя. Мозг не пострадал – уже спасибо! Поэтому вопросы Николай отложил, он сделал Гарику укол и поставил новую капельницу.
Разговор стал возможным лишь через два часа. К этому моменту Гарик, бледный, осунувшийся, с заметными темными кругами под глазами, подняться с постели еще не мог, но явно разобрался, что к чему. Николай за часы ожидания тоже кое-что понял: у него не получится вести допрос так же, как он сделал бы это в случае с обычным пациентом. Не получится и все, хотя так было бы правильней.
Никакой профессионализм не позволяет пинком отправить собственную душу в дальний угол до лучших времен. Николай начал работать с Гариком, когда тому не было и двадцати. Он знал его – в лучшем и худшем проявлении. Он просто не мог отменить эти годы… да и не хотел.
Поэтому он отказался от правильного, по протоколу, метода ведения беседы еще до того, как эта беседа началась. Он придвинул стул ближе к кровати, уселся так, чтобы их лица во время разговора были на одном уровне. Правда, Гарик подобному подходу не обрадовался, он пялился в окно с таким вниманием, будто именно там сейчас решались судьбы Вселенной.
– Посмотри на меня, – велел Николай.
Гарик подчинился, пусть и неохотно. Форсов никогда не заявлял, что ученики должны выполнять его указания беспрекословно, порой они спорили с ним, порой чуть ли не подальше посылали. Но каждый из них умел чувствовать момент, когда отказывать нельзя. Для Гарика этот момент наступил прямо сейчас.
После недолгой паузы он все-таки перевел взгляд на учителя. Глаза по-прежнему оставались воспаленными, покрасневшими, чуть заметно слезящимися – но это было последствие отравления. Для Николая куда важнее оказалось то, что зрачки нормально реагировали на свет, да и взгляд стал осмысленным.
И все же Гарик, тот самый, которого обычно не заткнуть, теперь молчал, и молчание это разливалось по комнате свинцовой волной. Николай понял, что полноценного разговора с обсуждением деталей не будет. Может, только сегодня. Может, никогда. И он даже готов был это допустить – потому что людям, которых мы любим, мы прощаем куда больше, чем следовало бы.
Но есть и то, что простить нельзя. Для Николая эта черта уместилась в одно-единственное слово:
– Сам?
Гарик еще пару секунд смотрел ему в глаза, потом откинулся на подушки, отвернулся, так и не ответив. И все равно Николай почувствовал, как его накрывает грандиозная, жизненно необходимая после этой ночи лавина облегчения.
Нет. Не сам. Прав был он, Николай, а Матвей ошибся – но ошибся тоже из-за любви, и это можно понять.
Мало кто разобрался бы, что произошло, даже из коллег Форсова. Они как раз решили бы, что молчание Гарика – это доказательство вины, что ответить ему не позволил стыд. Но они не знали ученика Николая Форсова так, как знал сам Форсов, да и не нуждался опытный психолог в их мнении.
Конечно, Гарик порой склонен к определенной инфантильности. Но он всегда знает, когда нужно остановиться. В такой ситуации, как сейчас, он не стал бы изображать из себя напуганного мальчика, ему хватило бы совести признать свою ошибку.
Ну а то, что он не сказал «нет»… Это тоже показатель, причем куда более важный, чем любые слова, долгие и громкие. Если бы Гарика подставил тот, кто ему безразличен или даже враждебен, он бы без сомнений указал на этого человека. Но молчанием обычно пытаются защитить тех, кому не желают зла несмотря ни на что. И от этого сейчас, должно быть, намного больнее… Николай ведь без труда догадался, кого может защищать Гарик, кто мог сотворить с ним такое. И осознание этого для самого Гарика наверняка было тяжелее, чем любое наказание, которое мог бы придумать для него Матвей.
– Ты справишься, – просто сказал Форсов. – Будет трудно, особенно в первое время. Но то, что случилось, тебя не сломает.
Гарик снова посмотрел на него, на этот раз удивленно, а потом медленно, неуверенно улыбнулся – и это было лишь жалкой тенью его обычной улыбки.
– Вы не знаете этого, – тихо сказал он.
– Я не предполагаю, я знаю.
– Не успею я справиться… меня Матвей раньше убьет, нашинкует и скормит галапагосским черепахам.
– Он никогда так не поступит с черепахами, – невозмутимо сказал Форсов. – Он тебя поймет.
– А сейчас он где? Копает мне могилу в мерзлой земле?
– Он и Таиса уехали на несколько дней, я дал им задание. Тебе нужно окрепнуть, им – обдумать то, что случилось. Потом мы все вместе решим, как быть дальше. Я могу оставить тебя с уверенностью, что ты не сделаешь глупость?
– Пока не смогу, – вздохнул Гарик. – Потом – ничего не обещаю.
– Вера заглянет к тебе чуть позже, отдыхай.
Хотелось поговорить с ним прямо сейчас. Объяснить ему, почему он ни в чем не виноват, поддержать – и убедить, что тех, кто за этим стоит, не стоит оставлять безнаказанными. Но Николай прекрасно понимал, что для такого еще рано. Долго бодрствовать Гарик не сможет, да и самому Форсову нельзя было задерживаться – он и так опаздывал на встречу, всего на пять минут, однако с его неприязнью к опозданиям и это было много.
Он даже не мог использовать в качестве аргумента то, что ему эта встреча даром не нужна. Если уж согласился – будь любезен держать слово! Хотя встреча, конечно, бестолковая. Николай понятия не имел, чего от него хочет эта Ирина Су?ржина, она лишь просила передать, что ей очень нужна помощь профайлера. Для Форсова это ничего не значило, и все же для Ирины пришлось сделать небольшое исключение. Не из-за нее самой – за тридцатичетырехлетней визажисткой особых заслуг не водилось. Зато Ирина сумела удачно выскочить замуж, и ее свекор оказался знаком с некоторыми друзьями Форсова.
Впрочем, даже с их заступничеством Николай был готов лишь встретиться с Ириной. Он никому не обещал, что обязательно ей поможет. Он даже предполагал, что откажет: все эти скучающие домохозяйки, которые не могли описать свою проблему в письме, обычно не стоили его времени.
Когда он вернулся в свой дом, Вера предупредила его, что гостья уже приехала и теперь дожидается в его кабинете. Николай поднялся туда, ожидая увидеть типичную светскую львицу – не факт, что красивую от природы, но обязательно ухоженную и дорого одетую, стереотипы не на пустом месте появляются.
Может, в иное время Ирина и была такой, но не теперь. Она прибыла на встречу в обычных джинсах и свитере, да еще постоянно оттягивала вниз рукава, чтобы спрятать кисти рук – привычка, выдававшая нервозность. Волосы Ирина уложила кое-как, не накрасилась, она явно много плакала и мало спала, из-за этого она теперь выглядела измученной, почти больной. Дожидаясь Николая, она еще держалась, но, когда он вошел, все-таки дала волю слезам.
Все это не означало, что он сумеет или захочет ей помочь. Но Форсов уже мог сказать: она не из тех, кто придумывает проблемы от скуки, она действительно верит, что у нее горе.
– Что случилось? – поинтересовался Николай, спокойно, однако без обманчивого дружелюбия.
Ирина сильнее сжала рукава свитера и все-таки заставила себя посмотреть собеседнику в глаза.
– Случилось то, что весь мир считает моего папу террористом. И вы единственный, кто может его оправдать!
Глава 2
Спать совсем не хотелось, даже при том, что проснулась Таиса больше суток назад. Хотя стоит ли удивляться? События этой ночи спокойному отдыху точно не способствовали. Она подозревала, что организм еще поквитается с ней за это, но пока сосредоточилась на задании.
Действовать пришлось быстро: ей ведь предстояло собрать вещи и переодеться, плюшевый костюм и так видел слишком многое. Матвей, как оказалось, и вовсе хранил подготовленную для путешествий сумку, его даже внезапная командировка из колеи не выбила – и не отвлекла от возмущения. Но, к его чести, Таису он не торопил и о времени не напоминал. Она допускала, что он вообще не помнил о ней, погруженный в свои мысли.
Да и ей было о чем подумать. После осенней встречи с Ксаной ей, пожалуй, следовало подготовиться к тому, что прошлое может свалиться на них в любой момент, без предупреждения, без особой причины. И все равно она готова не была… Упущение? Определенно. Знать бы еще, как это исправить.
Таисе казалось, что любые сложности будут связаны с прошлым Матвея. Она не знала, что там таится, но кто угодно уже догадался бы, что нечто очень нехорошее, то, что вообще ни с кем случаться не должно. Ну а Гарик… Гарик непробиваемый. Если он все время шутит, ухмыляется и мало что воспринимает всерьез, разве это не доказывает, что уж у него-то за спиной никаких зловещих теней нет?
Теперь, осмысляя все еще раз, Таиса была вынуждена признать, что логика так себе. Желая представить Гарика неуязвимым, она просто закрывала глаза на некоторые факты. Например, на то, что Николай Форсов, никогда не рвавшийся к роли учителя, вряд ли стал бы опекать обычного задорного парнишку с неуемным чувством юмора. Таиса никогда не спрашивала, почему он выбрал Гарика… Она много о чем не спрашивала.
Она даже не задала те самые важные вопросы о Ксане. Вот это как раз было иронично, смешно даже. Изначально Таиса требовала ответов, чуть ли не скандалила из-за них, однако это под влиянием шока. Тогда Форсов уговорил ее успокоиться и пообещал, что ответы она получит позже. И что в итоге? «Позже» наступило: они справились, Ксана удрала в какой-то темный сырой угол, из которого вякнула один раз, получила по соплям и больше не высовывалась. Никто не запрещал Таисе вернуться к сложным вопросам…
А она все равно этого не сделала. Она прекрасно понимала, что простым такой разговор не будет, и все ждала идеального момента, зная, что таких моментов не бывает. Ей было куда легче найти оправдания для своего молчания, чем перейти к сути. Ведь сразу после осеннего расследования Матвей угодил в больницу, и его вроде как нельзя было беспокоить. Он серьезно не пострадал и быстро выписался, но Таиса убедила себя, что ему требуется хоть какой-то период реабилитации, и по-прежнему помалкивала. Потом была подготовка к Новому году, время после праздников, новые расследования, дела… Повод избежать сложного разговора всегда найдется, если очень хочется.
Она боялась знать правду, вот и весь секрет. Убеждала себя, что это не так уж важно, она ведь не чувствовала никакого страха рядом с Матвеем. Почему бы не оставить все так, как есть? Вот она и оставляла… А теперь не могла. Таиса не была готова к тому, что произошло с Гариком, она сумела помочь ему лишь чудом. Чтобы в следующий раз оказаться чуть более полезной, ей следовало знать больше – обо всех, кто ее окружает.
Да и условия сложились подходящие, если уж говорить о том самом пресловутом идеальном моменте. Вера купила им билеты в бизнес-класс – при коротком перелете в этом не было особой необходимости, но, видно, в последний момент других мест, расположенных рядом, не осталось. В итоге кресла в ряду было всего два, места сзади не выкупили, впереди и вовсе располагалась стенка. Здесь можно было говорить о чем угодно, не опасаясь быть подслушанными. Да и высота намекала, что удрать от разговора Матвей не сможет… Хотя кто его знает? Может, сейчас достанет из кармана парашют, скажет, что истинный профайлер должен быть готов ко всему, и сиганет в иллюминатор…
Пока Таиса размышляла об этом, Матвей читал материалы, присланные ему Форсовым, и, казалось, вообще забыл о недавних событиях. Таиса прекрасно знала, что ничего он на самом деле не забыл, просто переключаться он умел лучше, чем она. Ну, ничего, сейчас и на другую тему так же легко переключится…
– Мы можем поговорить? – тихо спросила она.
Матвей бросил на нее быстрый взгляд, тяжело вздохнул и закрыл ноутбук.
– Трагичность твоего тона намекает на то, что этот разговор мне не понравится.
– Ну, разговоры со мной вряд ли входят в топ твоих любимых занятий, так что ты мало что потерял, – рассудила Таиса. – Это… о Ксане.
Было бы замечательно, если бы он начал рассказывать сам. Заявил, что давно уже ждал часа исповеди, и выплеснул тут душу, все равно в самолете не так много развлечений. Однако Матвей ничего выплескивать не собирался, равно как и упрощать собеседнице задачу. Он смотрел на Таису, не моргая, и под этим взглядом хотелось отшутиться, закрыть тему, поверить, что неведение – оно порой к лучшему.
И все-таки нет. Есть тот минимум знаний, который спасает от очень опасных домыслов.
– Она сказала, что ты ее…
Таиса запнулась, а вот Матвей произнес нужное слово с завидным равнодушием:
– Изнасиловал.
– Да… А когда я завела об этом речь, ты все подтвердил, но дальше мы обсуждать не стали, не до того было…
– И в чем вопрос?
– Скорее, просьба. Ты можешь рассказать мне, как это произошло? Меня, естественно, интересует не процесс, а обстоятельства.
Вот, она все-таки сказала… Таиса надеялась, что, когда разговор начнется, станет легче, но, конечно же, не стало.
Матвей не спешил с ответом, но хотя бы прекратил давить на нее одним из своих фирменных взглядов – этот Таиса про себя называла «ледяная глыба». Он отвернулся к окну, за которым сейчас вилась сероватая дымка, создававшая ощущение, что они и не в небе вовсе, они просто потерялись в очень густом тумане.
Но Матвей обещал ей ответить – и он ответил.
– «Обстоятельства» – очень правильное слово здесь. Иногда обстоятельства заставляют нас делать то, что нам не нужно и не близко. Вся история с Ксаной строится в первую очередь на обстоятельствах. Они для нас обоих оказались уникальными, но уникальность – это не всегда хорошо. Ситуация сложилась так, что выбор пришлось делать между плохим и худшим. Я выбрал плохое.
– А что было вторым вариантом?
– Нам объявили, что смерть. Для нас обоих.
Чего-то подобного Таиса и ожидала… Она не представляла Матвея в роли безумного маньяка, который напал бы на женщину – или на девочку, если сделать поправку на время. Вопрос в том, кто мог заставить совершить такое. Точный год случившегося Таиса не знала, однако могла определить, что это был не разгар «шальных девяностых», в которые, согласно слухам, творилось все без исключения.
Нет, это было позже, да и вряд ли речь шла о том, что двух подростков просто заставили заниматься таким потехи ради. И Матвей, и Ксана теперь если не гении, то очень необычные люди. И одно наверняка связано с другим, только непонятно, как.
Матвей снова замолчал, и Таисе пришлось подбирать новый вопрос, хотя сам процесс сейчас напоминал прогулку по минному полю – вприпрыжку и с завязанными глазами.
