Таиса училась у Форсова не так уж долго, но со страхом за других сталкивалась не единожды. Когда ее преследовал маньяк, она боялась, однако куда меньше, чем когда похитили Гарика или когда Матвей чуть не погиб от рук сумасшедшего убийцы… Она тогда спросила у Форсова, как справляться, как подавить в себе этот страх. Она надеялась, что учитель знает – с его-то опытом!
Но Форсов лишь проворчал:
– Если обнаружу – обязательно тебе расскажу! На красивой открытке напишу. А до тех пор лучшее, что ты можешь сделать, – не поддаваться истерике и оставаться полезной, что бы ни случилось.
Он, конечно, был прав, и Таиса пыталась… Но ей казалось, что у нее всегда будет время подготовиться к возможному кризису. Когда кто-то из других учеников Форсова брал опасное задание, Таиса оставалась настороженной, даже если это дело ее не касалось. Она готова была помочь, если придется.
Но сейчас у нее не было времени на подготовку – и никакого предупреждения тоже не было! Так уж получилось, что ни она, ни Гарик, ни Матвей сегодня не работали. Они закончили предыдущие задания, пусть и не одновременно, а новые пока не получили. Матвей, кажется, собирался что-то взять, а Гарик заявил, что у него выходной… В выходные ничего не должно происходить, в этом и смысл!
А сложилось вот как. Гарик позвонил ей, заплетающимся голосом продиктовал адрес, потом повторил, и еще раз, и еще… Ну а дальше его слова слились в нечто непонятное и необъяснимое. Ни на один вопрос Таисы он не ответил, он как будто и не услышал их!
Ей нужно было решить, что делать, срочно. Хотелось позвонить Форсову, Матвею, в полицию… Передать ответственность кому-то другому, чтобы и вина была на ком-то другом! И все же Таиса так не могла. Она мгновенно сообразила: Гарик сейчас рядом, она из своей квартиры доберется до него гораздо быстрее, чем Матвей или Форсов, живущие за городом. Ну а полиция… Гарик тоже знал номер полиции – и он почему-то туда не позвонил.
Она отправилась сразу, как только завершился разговор. Еще год назад это было невозможно: своей машины у нее не было, а такси ждать порой так мучительно долго. Но обстоятельства последних месяцев заставили Таису на многое взглянуть по-другому, и автомобилем она все-таки обзавелась. Следовало догадаться, что однажды это станет спасением.
Она понятия не имела, что находится по тому адресу, который назвал ей Гарик, а времени проверять не было. Как оказалось – ночной клуб и ресторан. Ну и как это понимать? Он что, ужрался в хлам и решил использовать ее как трезвого водителя? Таисе очень хотелось поверить в это, потому что при таком раскладе Гарику ничего по-настоящему не угрожало бы. И все же она не могла, она понимала: при всей безалаберности Гарика, он никогда бы так с ней не поступил. В своих розыгрышах он мог заставить ее чуть поволноваться, а вот так напугать – ни за что.
Пока Таиса соображала, как быть, что делать дальше, Гарик появился сам, только вот не из клуба, а из ближайшей к клубу подворотни. И выглядел профайлер паршиво – при самой оптимистичной оценке. Он едва держался на ногах, опирался на стену, чтобы не упасть. Его одежду покрывала грязь, на лице засыхали кровавые полосы. Кажется, ничего серьезного, просто лоб разбит, но… Почему он тогда в таком состоянии?
Ответ Таиса получила, когда направила фонарик в лицо профайлеру. Гарик не отшатнулся от света, зрачки так и остались расширенными, а лицо… странным. Гарик всегда отличался живой, артистичной мимикой – но всегда она была в тему. Теперь же выражения лица менялись слишком быстро, без причины: то растерянность, то смех, то мрачная, болезненная обида – и снова смех.
Он определенно был не в себе, и он точно пострадал: то ли избили, то ли упал с большой высоты.
– Пойдем! – велела Таиса. – Я отвезу тебя в больницу!
Она была уверена, что Гарик ее не поймет, не в таком состоянии, и говорила она даже не с ним, а с самой собой: убеждала себя, что он адекватен, что дело не так уж плохо. А Гарик неожиданно понял ее, запротестовал, даже вырываться начал, слабо и неловко. Хотя с учетом разницы в весе и силе, Таисе и такое сопротивление даром было не нужно.
– Да что с тобой? – разозлилась она, прекрасно зная, что с ним. – Я тебе помочь хочу!
– Не блница… – еле различимо произнес Гарик. – Нельзя… н-зя…
Он бормотал что-то еще, но Таиса уже не слушала. Она лишь сейчас заметила, что где-то близко звучат сирены… Совсем близко! И, кажется, не «скорой», а полиции. Угрожающе так воют, приближаются… Может ли это быть совпадением? Или кто-то успел заметить состояние Гарика и намеренно вызвал полицию?
Проверять Таиса не хотела, она слишком хорошо понимала, что будет, если ее и Гарика застанут тут в таком состоянии. Если профайлер не хочет попасть в больницу, то за решетку – и подавно! Причину узнать не получится, пока он не протрезвеет, Таисе только и оставалось, что верить ему вслепую.
Она кое-как дотащила его до машины – порадовавшись, что купила все-таки пятидверную, хотя сомнения были. Даже так Таиса не справилась бы, если бы он отключился, у нее просто не хватило бы сил. Но Гарик и в своем нынешнем состоянии как будто понял это, он двигался медленно, резко, словно вырываясь с каждым шагом с невообразимой глубины. И все же он двигался! Этого Таисе пока было достаточно.
Усадить его она не надеялась, Таиса позволила ему завалиться на заднее сидение. Хотелось плакать, но плакать было нельзя. Ничего еще не закончилось, она определенно не ошиблась насчет полиции: сирены завывали совсем близко. Поэтому Таиса стартовала сразу же и огромным, отчаянным усилием воли заставила себя не вдавливать педаль газа в пол. Нет, ей как раз нужно в ту сторону, откуда приедет полиция, нельзя вызывать подозрения… Гарика не видно, он лежит на заднем сидении, она должна справиться!
Она миновала служебные автомобили спокойно, так, будто просто ехала по своим делам. Сначала не собиралась даже смотреть на них, потом сообразила, что это как раз подозрительно, и уставилась на переливающиеся огни с живым любопытством. Один из водителей перехватил ее взгляд, и Таиса смущенно улыбнулась в ответ. Полицейский остался безразличен, судя по всему, у него была причина спешить в клуб, которая его совсем не радовала.
Таиса же выехала из опасного района медленно, спокойно – и только после этого позвонила Матвею. Принимать сложные решения одна она больше не хотела.
Она попыталась быстро объяснить ему, что случилось, но из-за этой спешки получилось путано, дурацки как-то… Не так бессмысленно, как у Гарика вначале, однако тоже не лучшим образом. Таиса опасалась, что Матвей ничего не поймет, разозлится, заставит ее повторять, но Матвей остался Матвеем.
Он даже теперь сохранил ледяное спокойствие, будто ничего особенного не происходило.
– Езжай ко мне, – приказал он. – За сколько доберешься?
– Думаю, за час… Может, чуть быстрее.
– Не надо быстрее, не гони. Одна проверка документов – и дела будут плохи у всех.
– Ты его не видишь… Я не знаю… Есть ли у него этот час… – прошептала Таиса.
Не следовало этого говорить. Слова порой опасней, чем кажется – они открывают дорогу для слез. Но Таиса, то и дело косившаяся на своего спутника через зеркало заднего вида, иначе не могла.
Матвей понял даже это:
– У него есть и час, и больше. Он живучий.
– Но он… Я…
– Зеркало разверни.
– Что? – растерялась Таиса.
– Разверни зеркало заднего вида так, чтобы оно отражало только потолок. Включи музыку. Улыбайся. Подпевай.
– Я так не доеду!
– По боковым зеркалам доедешь, это несложно. Делай что говорят!
Он как будто издевался над ней… и он же оказался прав. В развернутом зеркале, музыке и даже натянутой улыбке не было ничего особенного, не было чудесного спасения, в котором Таиса так нуждалась. Однако это были отвлекающие факторы, действия, требующие сосредоточения, именно они не позволяли прижаться к рулю и разрыдаться – а ведь именно этого Таисе хотелось больше всего. Но когда страх накатывал особенно сильной волной, она заставляла себя повторять дурацкие слова дурацких песен, и напряжение чуть ослабляло хватку.
Матвей дожидался ее возле дороги. Таиса предполагала, что он проявит эмоции хотя бы сейчас, что в телефонном разговоре он просто притворялся, стараясь поддержать ее. Но нет, он и теперь был невозмутим, будто ничего особенного не происходило.
А еще он был не единственным, кто ее встречал. Когда Таиса остановила машину и заглушила двигатель, из дома Матвея появились Форсовы. Они как раз невозмутимостью похвастаться не могли: Николай хмурился, Вера нервничала и даже не пыталась это скрыть. Именно она велела Таисе:
– Иди в дом и дожидайся там, дорогая, мы со всем разберемся.
– Но как же… Я могу помочь! – запротестовала Таиса.
Матвей не обратил на нее внимания, Форсов отмахнулся, как от путающейся под ногами собачонки. Отвечать снова пришлось Вере:
– Не можешь, Таечка. Ты сделала достаточно, отдохни.
Ей пришлось отступить, даже если от этого становилось страшнее. Таиса видела, как Матвей и Форсов достали Гарика с заднего сидения, как Вера потом закрыла машину. Его понесли в медицинскую комнату – там уже горел свет. После того, как Матвея в этой комнате чуть не убили, Таиса предполагала, что он обустроит там что-то другое, но нет, он как раз сентиментальностью не отличался и прекрасно понимал, что проблема была совсем не в комнате. Теперь вот медицинское оборудование пригодилось, и Таисе оставалось лишь надеяться, что его будет достаточно.
Сама она помогать больше не рвалась. Она медленно, как будто сонно добралась до кухни, но свет включать не стала – почему-то не хотелось. Таиса только теперь поняла, что бросилась к выходу из дома, в чем была – а была она в розовом плюшевом костюме с забавными кроликами, не предназначенном для выхода за пределы квартиры. Но тогда она об это не думала, просто сменила тапки на кроссовки, даже куртку не натянула. Интересно, квартиру хоть заперла? Этого она совершенно не помнила.
Впрочем, сохранность имущества ее сейчас волновала меньше всего. Таиса лишь теперь поняла, что ее трясет. Может, от холода… должно быть, костюм ведь совсем не теплый! И все же трясет слишком сильно, а холод как будто изнутри приходит. Ей вроде как положено согреться, она в доме, здесь тепло, очень тепло… Но почему ей тогда только холоднее становится?
Она знала, что не сможет просто отстраниться от этого, да и вообще ничего толкового не сможет в ближайшее время. Таиса позволила себе сделать то, что оставалось под запретом слишком долго: опустилась прямо на пол и расплакалась. Плакать хотелось громко, в голос, выпуская из себя страх, однако на это она как раз не решилась – боялась отвлечь тех, кто помогал сейчас Гарику. Поэтому она плакала, зажав рот рукой, тихая, как будто потерявшаяся на большой кухне.
Может, поэтому Матвей и не заметил ее, когда пришел. Он сам не включил свет, просто сделал несколько шагов за порог, потом замер, размышляя о чем-то. Таиса хотела позвать его, но не успела: он резко двинулся и изо всех сил ударил рукой по ближайшей стене. Сильно ударил, так, что шкаф, который он задел, содрогнулся, кажется, даже послышался треск ломающихся досок. И это было единственное проявление эмоций, которое Матвей, по-прежнему казавшийся каменным, себе позволил.
Таису это как раз отрезвило, заставило вскочить на ноги и включить свет. Яркое сияние после долгой темноты ослепило ее, а когда зрение прояснилось, Таиса обнаружила, что все даже хуже, чем она предполагала. Шкаф действительно сломан – но это ерунда, починить легко. Куда опасней то, что Матвей попал по острому краю, и кровь теперь и на досках, и на полу, срывается тяжелыми каплями с рассеченного ребра ладони.
Эта кровь и была настоящим Матвеем, пожалуй, ведь его лицо и сейчас оставалось эталоном холодного спокойствия.
Увидев рядом Таису, он не отшатнулся и объясняться не стал, он просто окинул ее долгим взглядом и нахмурился:
– Почему ты не взяла плед? Или даже не пошла в душ.
Хотелось возмутиться, но вместо этого Таиса перевела взгляд на свои руки и обнаружила, что они и правда заметно дрожат. Да вся она дрожит! Холод никуда не исчез, она просто перестала о нем думать, когда появился Матвей. Теперь вот ей пришлось вспомнить – и ничего хорошего в этом не было.
Пока она пыталась унять охватившую ее дрожь, Матвей вышел из комнаты. Таиса предполагала, что он опять направился в медицинский кабинет, на этот раз за повязками для себя, но нет, Матвей вернулся через несколько секунд и бросил Таисе сложенный пушистый плед.
– Поможет, просто не сразу, – предупредил он. – И сделай чай.
– Тебе?
– Себе. Черный, крепкий, с большой порцией сахара.
– Давай я лучше помогу тебе…
– Не нужно.
Она действительно хотела помочь. Пренебрегать советом Матвея она не собиралась, Таиса поспешила закутаться в плед, и стало чуть легче. Но это не мешало ей помочь ему, и его рассеченная рука имела куда большее значение, чем какой-то там чай!
Только вот Матвей в помощи не нуждался… как всегда. Кто-то другой, поранив правую руку, действовал бы неуверенно и неловко, но только не он. Он достал из нижней полки аптечку, подобрал нужные лекарства, промыл рану. Левой рукой он действовал вполне ловко, если требовалось – прижимал марлю и лейкопластырь к столу, так что момента трогательной уязвимости, как в американском кино, не случилось. Несколько минут – и его рука выглядела так, будто перебинтовал ее профессиональный врач. Пожалуй, так и было.
Таиса, сообразив, что метаться и дуть на порез не придется, занялась чаем, но воду налила на две порции. Тепло, которое принес плед, успокаивало, ей стало лучше – однако напряжение все равно сохранялось.
– Ты можешь объяснить мне, что произошло? – спросила Таиса. – Я по-прежнему ничего не понимаю…
– Разве? – покосился на нее Матвей. – Так уж и ничего?
– Меньше, чем хотелось бы!
Это было правдой – и не только в отношении Гарика. Таиса не понимала и реакцию Матвея. Она точно знала, что два ученика Форсова могут ворчать друг на друга сколько угодно, на самом деле они друзья… А как можно реагировать, увидев друга в таком состоянии? Страхом, грустью, желанием помочь… Но Матвей как будто злился. Да, он казался равнодушным, но Таиса уже слишком хорошо знала его, чтобы купиться на этот трюк, ну и рассеченная рука говорила больше любых слов.
Чувствовал Матвей многое, тут без вариантов. Но откуда гнев, на кого он злится? Не на Гарика же! Должно быть, на тех, кто сотворил с ним такое, он просто сразу вычислил, кто за всем стоит…
– Ты знаешь, кто накачал его наркотиками? – спросила Таиса.
– Кое-что ты все-таки поняла.
– Только очевидное – что он под кайфом! Но я не знаю… Не представляю, почему, как… Он убегал от кого-то, там была полиция… Короче! Ты знаешь, кто это сделал или нет?
– Знаю.
– Кто?
– Гарик.
Таиса, только-только закончившая наливать чай, едва не уронила чайник от удивления.
– Ты действительно считаешь, что сейчас классное время для шуток?
– А это похоже на шутку?
– На тупую!
– Это не она. Гарик – наркоман. И он был наркоманом задолго до того, как ты здесь появилась.
Это должно было стать громом среди ясного неба, но не стало. Таиса общалась с Гариком достаточно долго, чтобы начать догадываться о чем-то подобном. Он не делал ничего особенного, и все же в его словах, в его взгляде проскальзывало нечто странное, когда профайлеры сталкивались с делами, связанными с наркоманией, или даже когда рядом оказывались потенциально наркотические препараты.
Таиса могла бы узнать больше, если бы позволила себе раздумывать об этом, однако она ничего подобного не хотела. Было и было, зачем ворошить прошлое? Странности, связанные с наркоманией, были едва уловимыми – на фоне других странностей Гарика. Таиса для себя решила, что проблема, даже если она существовала, никогда не была по-настоящему серьезной, и думать тут не о чем.
Ну а потом случилось это.
– Ты действительно считаешь, что он сотворил с собой такое сам? – поразилась Таиса.
– Кто же еще? Бывших наркоманов не бывает – думаю, ты слышала об этом.
Вот теперь она поняла… Не насчет Гарика, конечно, там ситуация оставалась зыбкой и неясной. Насчет Матвея. Он злился – но не на Гарика или, по крайней мере, не только на Гарика. Он на себя злился. Все близкие люди наркоманов к этому склонны. Они понимают, что могут в любой момент потерять того, кто им дорог, и поручают сами себе миссию предотвратить это. А если предотвратить не удастся, им больно… Вот и Матвею сейчас больно, настолько, что он даже не понимает, насколько это опасное состояние.
Получается, Таисе сейчас предстояло помочь им обоим.
– Гарик сам вызвал меня туда, – напомнила она. – Это было непросто, он еле додержался, но он смог! Сделал бы он такое, если бы накололся сам?
– Он не накололся, он что-то сожрал, но это к делу не относится. Да, он бы такое сделал. Он инфантилен: за проступком следует быстрое, ничего по-настоящему не значащее раскаяние, позволяющее ему остаться хорошим для всех.
– Там еще полиция была, которая приехала очень уж быстро!
– Ты не знаешь, почему туда ехала полиция. Возможно, причина как раз не в интересах Гарика – и нейтрализует его предполагаемое благородство.
– Как это? – растерялась Таиса.
– Гарик сорвался, захотел кайфануть, жить ему в очередной раз стало скучно – с ним такое бывает. Но в клубе что-то произошло, возможно, драка или что похуже. Гарик понял, что попадется, и о его маленькой тайне станет известно всем. Вот он и изобразил вопль о спасении.
– Ты неправ.
Именно эти слова хотела сказать ему Таиса – но не успела, они уже прозвучали со стороны двери. Причем прозвучали куда уверенней, чем смогла бы произнести она.
Таиса предполагала, что Форсовы отправили Матвея отдохнуть, а сами занялись Гариком. Теперь же она допускала, что Матвея просто выставили за дверь, чтобы он не срывал злобу на беспомощном пациенте. Николай Форсов решил присоединиться к ним, он стоял на пороге кухни, а Веры рядом пока не было.
– Как он? – поспешила спросить Таиса.
– Стабилен, – ответил Форсов. – Доза была большая, понадобится серьезный детокс, но дней двух-трех, думаю, хватит, а жизни Гарика и вовсе ничто не угрожает.
– Конечно, не угрожает, – еле заметно усмехнулся Матвей. – За столько лет мог бы научиться подбирать дозу.
– Я не буду доказывать, что ты неправ, – вздохнул Форсов. – С этого момента я просто запрещаю тебе говорить вообще, пока не закончу я. Я понимаю, почему ты реагируешь именно так, даже если ты сам пока не понимаешь. Ты наказываешь его за то, что он сделал с собой – и это тоже показатель любви. Но сейчас ему нужно не наказание, особенно несправедливое. Сейчас ему нужно понимание… как и всем нам. Мы не знаем, что случилось – вот это сделай главным, запомни, снова и снова повторяй себе. Возможно, ты прав, и он действительно сорвался сам. Возможно, произошло нечто такое, что он просто не сумел объяснить в своем нынешнем состоянии. Мы не будем знать, пока не выясним больше.
Таиса слушала, затаив дыхание, вмешиваться в разговор она даже не собиралась, ей по-прежнему было холодно и страшно. Молчал и Матвей… Пожалуй, Николай Форсов был единственным человеком в мире, чьим приказам он, при всем своем упрямстве, безоговорочно подчинялся.
