Дома, превращенные в пепел и груду бесполезного строительного мусора…
Выжженные пустыни лесов и полей…
Тушки животных, гибнущих в пламени…
Останки, останки и снова останки…
У меня кровь тогда стыла в жилах. Хотя за свою долгую жизнь я повидал очень многое, в том числе, и ужасное. Я ведь разменял четвертый человеческий век…
Мне не забыть тех страшных пейзажей.
Словно американцы уже взорвали у нас свою омерзительную новую бомбу!
…А ведь тогда мы, скопом, всего лишь решили, что этот дракон очень ценен и дали ему лишние годы в ожидании всадника…
Багрян слетел с катушек внезапно. Еще вчера он был адекватным, общался с братом, нашедшим саркана. Состояние драконов без всадников, что переступили двухсотлетний рубеж, через их братьев контролировалось непрерывно. Мы запрашивали информацию по нескольку раз в день. Владимир все фиксировал, все записывал.
Но и этого оказалось, увы, недостаточно.
Уже утром мы имели дело со зверем, который не мог ни телепатировать, ни нормально соображать. Все, чего он хотел – есть, убивать, спариваться и так дальше по кругу.
– Эти сказки про ужасающего Багряна, который якобы снес пол Москвы? – со смешком произнес бойкий пленник. – Вы в них верите? Вы, Владимир? Тот, кто драконов знает лучше, чем родственников. Кто провел с ними большую часть жизни и посвятил их изучению себя без остатка. Вы, который знаете, когда они голодны, когда у них возникли проблемы со здоровьем, даже, если ящеры еще бодрые и веселые. Вы, который может сразу сказать – какой мощью будет обладать новорожденный ящер! Или вас заставили поверить в легенду и транслировать ее в неподготовленные умы? Ну скажите честно! Давайте! Владимир!
– Я сам все видел и лично участвовал в обезвреживании одичавшего Багряна. И дал зарок, что больше такой ошибки не повторю никогда, ни за что!
Голос Владимира сорвался на хрип… Я и сам сейчас спокойно не смог бы говорить о том, что случилось в тот раз.
– Но все же вы сохранили жизнь Эйзерхану. И – о чудо! – дракон протянул триста лет и совершенно не одичал, как Багрян! Не кажется ли вам, что это уже странно? Багрян, едва ему двести исполнилось, если верить вам, резко сошел с ума. А Эйзерхан почему же тогда нет? Или это лишь только страшилки для дураков и слабохарактерных? Которым нужны идеалы и вера в величайшую империю? Выстроенную на костях ни в чем не повинных драконов и лжи, которой нас потчуют?
– Никто не знает точного времени, которое отмерено каждому ящеру до момента его полного одичания. В этом и состоит наша главная и основная проблема, – произнес Владимир.
– Или вы врете! Врете, чтобы убивать тех драконов, которые здорово сильнее остальных, и выбиваются из общей стаи. Которые умнее сарканов и способны жить самостоятельно, без хозяев.
– Способны? А чего ж тогда не живут? – усмехнулся один из гвардейцев. – Это же мы их кормим, поим и ухаживаем за ними ежедневно.
– А им не позволяют такие вот, как Владимир. Мы не верим в сказочки императора. Все, чего он хочет – это лишь власти и денег. И только драконы ее сохраняют. Сарканы – избранные, тра-ля-ля, вуаля. Все это нужно, чтобы династия Болгар-Романовых продолжала единолично править Россией и жестоко расправлялась с каждыми неугодными.
– И с кем же мы так жестоко расправились? – уточнил заинтересованный Тарлан.
– Да вон хотя бы с князьями Корфами. Всех ведь убили, всех, до единого! Включая даже тех порядочных полицейских, что были до конца преданы губернатору.
– Я там был! Убили не всех. Многие быстро приняли нашу сторону. И убили мы их совсем не за то, о чем ты талдычишь тут столь пафосно и горячо. Они устроили мятеж, захват власти. И сами многих убили – своих же сограждан.
– Потому что вы просто так сняли их с должности? Лишили всего, чего Корфы добились годами преданной службы и труда?
– А почему мы это сделали, знаешь?
– Потому, что они хотели жить цивилизованно и гуманно, по-европейски, то бишь. Не убивать неповинных драконов. Вот в чем была их единственная вина.
Тарлан расхохотался, Аяна всплеснула руками и произнесла:
– Этим парням здорово промыли мозги. Они уже не отличают реальность от лжи.
– А ты, красотка, ты отличаешь? – фыркнул в ее сторону пленник. – Думаешь, что ты знаешь правду?
– Я видела собственными глазами, как правил Николай-Ашин, как подавляли восстание и ваших друзей янки в войне. Те еще, скажу я вам, правдолюбцы. Пытались сделать так, чтобы император нечестно проиграл схватку с братом.
– Ну, да! А он его просто убил.
– Он убил его вовсе не специально!
– А это тебе кто сказал?
– Я сама это видела, дуралей!
– Вы все сами видели и все знаете! А у нас совершенно другое мнение. И наши сейчас уже далеко. Мы создадим сопротивление и альтернативу для всех драконов и сарканов, которые не захотят подчиняться тирану и убийце высокоразвитых существ!
В ту минуту мне все описанное представлялось абсолютным безумием.
Ну какое еще сопротивление? Какая альтернатива? Очередная нелепая выходка, которая закончится, как и все – подавлением восстания и казнями.
Я терпеть не мог всего этого. Но… иногда излишний гуманизм способен создать больше проблем, нежели жестокая кара.
Однако помощь «дружественной» Британии изменила все и помогла мятежникам стать силой по-настоящему.
И все-таки кое-чего не могли предвидеть даже подлые янки, которые, как это у них водится, использовали вероломство и обман, дабы вербовать в России сторонников.
– Скольких драконов они увели? – уточнил я у злого Владимира.
– Все пятнадцать, что шли на улитизацию. Но в отряде, который сбежал, есть, как минимум, еще двадцать самок.
– Мда. Они хорошо все продумали. Собираются разводить драконов самостоятельно. Молодняк можно использовать, едва только подрастут и достаточно физически окрепнут.
– У них не получится адекватного войска.
Я отмахнулся и приказал:
– Ведите пленников в казематы. С ними нужно вести беседы – пытаться достучаться до их мозга. Пусть сарканы-очевидцы одичания и озверения Багряна приходят и делятся богатыми впечатлениями. Пусть те, кто участвовал в подавлении восстания Корфов, попробуют объяснить – где там собака порылась.
– Думаешь, что-то получится, отец? – Тарлан, как и я понимал, что не выйдет из этого ни-че-го путного.
– Я сказал – нужно пытаться. Не будем заранее настраиваться на неудачу.
На этом и порешили.
Я отправился заново спать, чтобы с утра издать нужные указы. Тарлан и Аяна ушли к себе. Владимир же устремился в свою вотчину – оценивать ущерб и минимизировать.
И вроде бы все вошло в свое русло…
Пока через три десятка лет в диких степях, где у нас тогда не было поселений, не разрослись огромные лагеря, укрытые от всех при помощи технологий отражения и преломления. Они мимикрировали к окружению, и, облетая пределы, сарканы долго не замечали угрозы. Пока угроза сама себя не проявила.
Мы победили, мятежники отступили и начали готовиться к новой схватке.
Было ясно – просто так они не сдадутся, началось долгое, изнурительное противостояние.
Уничтожать сограждан бомбами Лома мы не хотели, слишком жестоко и совершенно бессмысленно. Эти сарканы просто запутались, им как следует промыли мозги. Они считали, что действуют правильно и борются ради общего блага. Они не стремились захватить власть ради денег или желания править. Ими двигали благородные цели. Жаль, что такими людьми удачно воспользовались те, кого не хочется даже упоминать.
Огромные надежды Эмиль – предводитель мятежников – граф Потемкин – возлагал на удивительного дракона. Багайтура, который имел способности, сродни Эйзерхану. Мог перекидывать отряды через пространство, мог путешествовать в разные измерения и даже в разные времена отправляться.
Но вот незадача – талантливый Багайтур так и не нашел себе всадника. А без саркана дракон бесполезен.
И хотя Эмиль когда-то думал иначе – сейчас убедился, что это, действительно, так. Багайтур призывал всадника постоянно…
Но никто из нас и подумать не мог – чем это, в итоге, закончится для империи…
И что призовет он не всадника – а всадницу.
Особенную… удивительную… невероятную…
Лазутчики в стане Эмиля докладывали нам ситуацию ежедневно, а иной раз присылали и видео, при помощи мини-драконов.
Глава 2
Полтора года назад
Наяда
По всему магазину гремела ужасная музыка. Не знаю уж зачем пригласили эту никому не известную певицу с авторскими песнями на юбилей крупной торговой сети, но звучало кошмарно. Ни голоса, ни особенной мелодии. Только по ушам били динамики.
Сын раскапризничался – и были причины. У него, бедолаги, уши болели. Я подошла к мужу и подергала его за рукав:
– Да, пойдем уже, все равно приз ты не выиграешь! Все розыгрыши заранее расписаны. Сто процентов победит кто-то свой: родственник или друг работников магазинов.
– Нет! Я верю в честную лотерею!
– Папа! Пойдем! У меня очень болят уши!
– Хотите – уходите, а я остаюсь!
Мы заткнули уши и стояли у входа. Я ненадолго отвлеклась и вдруг обнаружила, что ни мужа, ни сына уже рядом нет. В толпе людей, что жаждали выигрыша, найти своих оказалось не так просто. Вокруг сновали «голодающие» с бутербродами – на открытие подготовили угощение, кто-то придвигался поближе к сцене – словно это хоть как-то могло им помочь, кто-то, напротив, удалялся от грохота.
С огромным трудом я все-таки обнаружила, что сын с мужем отошли к вешалкам с одеждой, а меня даже не удосужились предупредить. Я добралась до них и высказалась прямо:
– Ты опять уходишь, ни слова не говоря! Снова делаешь вид, что меня нет?
– Я думал, ты видишь – куда мы пошли с Ильей!
– Я сто раз просила тебя предупреждать!
В этом был весь Павел: если мы переходили дорогу, он устремлялся вперед, а следую я или нет – не так уж и важно. Когда Илья был еще совсем маленьким, муж забирал мальчика в детском садике, и они шли играть к соседям в песочницу. Я ждала дома, переживала, искала – муж не брал телефон, а в садике говорили, что сын и Павел давно уехали восвояси. Иногда я уже просто доходила до паники: ребенок и супруг просто пропали, уже часа три, как должны быть на месте, но ни их, ни вестей от них никаких нет. Пару раз думала обращаться в полицию… А затем обнаруживала Павла с Ильей в соседнем дворе: веселых и радостных.
Сто раз ругалась и возмущалась!
Но ничему Павел так и не научился.
Я демонстративно крутанулась на пятках и устремилась подальше, в глубину магазина. Когда сын заметил, что я куда-то ушла, сразу начал искать меня и волноваться. Муж тоже пошел, но уже позже. Я пряталась за внушительными стеллажами с товарами и наблюдала за своими мужчинами.
Ребенок переживал, дергался, волновался. Муж же спокойно обходил помещение.
Я вышла к ним навстречу и произнесла:
– Мне надоело подобное обращение!
– Я, между прочим, беру трубку! – возмутился Павел.
Я вытащила сотовый из сапога, где его прятала, и обнаружила штук шесть не отвеченных вызовов от супруга.
– Идем, поговорим, – Павел потянул меня в дальний угол. Там стояли прилавки с батарейками, аккумуляторами, термокружками и прочим подобным.
Внезапно мир вокруг крутанулся, и как будто превратился в калейдоскоп: я видела точки, пестрые узоры, косички.
При этом вроде бы оставалась на месте.
Затем мы словно очутились под землей, и почва над нами раскололась на части, раскрылась словно гротескный цветок. Мы даже толком и испугаться-то не успели, задаться вопросом – что за чертовщина творится в самом обычном городском супермаркете.
Я выскочила, огляделась и обнаружила… перед собой живого гигантского дракона.
Нет, правда! Это был настоящий дракон.
И мне бы испугаться, начать думать, что сплю. Но я услышала в голове приятный мужской голос:
– Моя маленькая всадница, я так долго тебя ждал…
И стало так приятно, спокойно и радостно… Словами не передать…
Я оглянулась, убедилась, что сын и муж очутились поблизости, и подошла к дракону без всякой опаски.
Он стоял на огромном, зеленом лугу. Я в своем пальто и вязаной шапке тут выглядела просто смешно, в летнюю-то жару. Я сбросила верхнюю одежду и почему-то одной рукой обняла Илюшу, который подбежал и прижался, а другой – погладила теплую морду своего Багайтура.
Ящер был размером с иной дом, имел чуть удлиненную морду рептилии, острые зубы и очень умные, ясные, как голубое небо, глаза. Сам же он казался призрачно-белым, даже чуть переливался перламутровыми бликами.
Сложно описать, что я в тот момент ощущала. Это как любовь с первого взгляда, только не к мужчине – к собственному дракону… Своему… дракону. Части тебя…
Звучало дико странно и необычно. Но меня переполняло уютное, как кашемировый плед, теплое и какое-то безусловное ощущение: любви, привязанности и единения…
