Если не обманывает меня и на самом деле… Что? А вдруг кто-то появился? Нет, это точно бред!
– Почему не скажу, – пожала плечами. – В «Теско», это холдинг, который занима…
– Я знаю, чем они занимаются, – прервал нетерпеливо. – Чем ты там занимаешься?
– Помощник одного из начальников.
– Принеси-подай, – скривился от абсурдности этого разговора. Зачем? Ну вот зачем?!
– Да, именно так, – Майя развернулась и взялась за ручку двери. Я сжал ее плечи и повернул к себе.
– Зачем тебе это нужно, солнце? Ты Черкесова, моя жена. Ты не должна быть на побегушках. Ради чего? Я обещал, что у тебя все будет. Все, понимаешь? – впился пальцами в тонкую ткань, даже через нее ощущая тепло кожи. Я хотел показать взглядом, что это относилось не только к деньгам. – Все, Майя… – и мужчина тоже. Я буду у нее. Забота, надежность, ласка, секс. – Меня позлить решила? Тебе удалось. А теперь возвращайся, покорми Карима, и вместе отвезем сына в сад, а потом позавтракаем где-нибудь и спокойно поговорим, идет?
– Я не хотела тебя злить, Адель, – высвободилась равнодушно. – Я просто учусь жить свободной и без тебя. Без тебя, Адель, – и она ушла. А я остался. Ни с чем, кроме зудящего между лопатками ощущения, что не все идет так, как нужно. И это все мне не нравится…
Быстро переодевшись и еще раз ополоснувшись, мы поехали с сыном в садик.
– Карим, – посмотрел в зеркало заднего вида, – прости, что вчера выключил свет.
Сын так посмотрел на меня, словно я с луны свалился. Забыл уже. Дети, у них семь пятниц, семь кризисов, семь бед и все это в один день.
– На выходных, обещаю, будем гулять вместе. С мячом. Пойдем?
– Пойдем! – радостно поддержал. – На площадку с длузьями.
Я улыбнулся. Я любил сына, но с самого его рождения я больше уделял внимание стремительно развивающемуся бизнесу. Сын – гордость для любого мужчины, но я хотел бы стать ему ближе, больше времени вместе проводить, чтобы он и во мне нуждался и любил так же сильно, как и свою маму.
Всю неделю я присматривался к жене. Не лез и не провоцировал. Просто наблюдал. Деловая, занятая, равнодушная. Ко мне, естественно. С Зарой и Каримом она прежняя, а я сосед, не больше.
В субботу мы поехали на детскую площадку, где собиралась ребятня с нашего района. Черкесовы держались кланово и жили в одном месте: мы не бегали друг к другу каждый день в гости, но, если что, все на расстоянии вытянутой руки. Правда, у моих братьев дети либо взрослые, либо только появились на свет. Но Карим компанейский, и его брали в любую игру. Вот и сейчас он с девчонками и пацаненком гонял с горки и играл в догонялки.
– Привет, – Каролина появилась не неожиданно, я сам ее вызвал. Она привезла документы. Это можно было отложить, но эта встреча должна была рано или поздно состояться. – Гуляете? – вглядывалась в разношерстную гурьбу детей, пыталась понять, который мой.
– Пап! – сын подбежал с отломанным от строительной машины краном. – Починишь?
– Конечно, сынок.
– Привет, – Каролина улыбнулась ему и опустилась на уровень его глаз.
– Пливет. Ты чья-то мама?
– Нет, я подруга твоего папы, – бросила на меня короткий выразительный взгляд.
– У меня в садике тоже есть подлуги. Две, – показал на пальцах.
– О, в этом вы с отцом похожи, – поддела она. – Я Каролина, а тебя как зовут?
– Калим.
– Можно, я тоже стану твоим другом?
Карим задумался, рассматривая ее.
– Ты класивая. Можно.
Каролина довольно улыбнулась. Любила, когда мужчины делали комплименты, даже столь юные.
– Но мама класивее! – добавил твердо. Это классика: покажи ребенку с десяток снимков с самыми красивыми женщинами, и он все равно выберет мать. Хотя, Майя действительно очень красивая, просто другая. – Плавда, пап? Мама самая-самая класивая?
– Конечно, сынок. Мама у нас самая-самая.
Каролина поднялась, улыбалась даже, но по глазам видел, что едва сдержала ревнивый гнев.
– Какой же ты… – прошипела, когда Карим отвлекся.
– Ты тоже красотка, Каро, – немного сгладил. – Карим маленький, это нормально.
– А ты? Ты тоже маленький?
– А я согласен, что Майя красива. Ты не согласна?
– Ну если тебе такие нравятся, – едко скривилась.
Да, мне нравилась жена. Я же не слепец!
– Пап, я кушать хочу, – Карим снова вернулся к нам.
– Домой или… – заговорщически прошептал, – съедим по картошке фри?
– Фли! – заорал на всю площадку. – А мама не полугает? – это уже тихо. Майя чересчур контролировала его питание.
– А мы ей не скажем про картошку фри.
А вот про Каролину можно госпоже Черкесовой узнать. Понервничать немного.
– С вами можно? – сухо предложила Каролина.
– Карим, возьмем тетю с собой?
Он пожал плечами, все мысли уже о фастфуде. Окей, пусть едет с нами.
Домой мы вернулись сытые и довольные. В принципе, Карим неплохо принял Каролину. Она с детьми особо дел не имела, но старалась понравиться ему.
– И где вы были? – нас встречала Майя. – Голодные? – вроде во множественном числе спрашивала, а смотрела только на нашего сына. – А это что? – вытащила из кармана ветровки пару палочек картошки.
– Разведчик, – покачал головой я.
Она увела его мыть руки, я тоже пошел за ними, в очередь встал, хотя общих туалетных комнат у нас две, не считая в наших спальнях.
– Я познакомился с девочками на площадке, – рассказывал Карим, – а еще с подлугой папы, Калолиной.
– Что?! – шепотом переспросила Майя и перевела на меня взгляд, а в нем такая убийственная ярость. Да, солнце, так бывает, когда пытаешься откусить кусок, который не в силах прожевать. В ее интересах прекратить холодную войну и прийти ко мне в спальню, покаяться…
Глава 9
Майя
Мерзавец, какой же мерзавец! Сейчас я ненавидела Аделя как никогда в жизни. Зачем он сделал это? Так не терпелось познакомить с будущей мачехой? Уже начал почву подготавливать? Неужели не понимает, что это ненормально! Что Карим не игрушка, а живой человек, маленький, но его нельзя перетягивать как канат! Захотел – туда, передумал – и можно сюда. С одной, с другой, а может, и третья не за горами. Так нельзя с живыми людьми. Тем более с родным ребенком.
Что я могла конкретно сейчас сделать? Как остановить Аделя? Я не знала. Совсем не знала. Я точно не позволю ему легко и просто развестись со мной и забрать сына без суда и разбирательств, найду хорошего адвоката, если нужно, продам все дорогостоящие цацки ради этого, но отвоюю свое право быть матерью! А сейчас… Сейчас я должна остановить эту принудительную сепарацию!
Я варилась в безысходности весь остаток дня, а вечером Адель неожиданно сам вызвался искупать и уложить Карима. Мне стало не по себе от наихудших предположений.
Сынок у меня еще маленький, а дети в принципе легко поддавались внушению. Я боялась, что его могли оторвать, отрезать, забрать от меня, и Карим забудет родную маму. Будет только та женщина. Даже взрослые забывали тех, кого когда-то любили, а что говорить о детской подвижной психике, особенно если играть ей против матери…
– Адель, – после короткого стука вошла в спальню мужа, – зачем ты это сделал? – на дипломатию и расшаркивание не осталось терпения. Все уснули, и я собиралась добиться ответа.
– О чем ты? – лениво потянулся. Он валялся на кровати и смотрел спорт.
– Перестань. Ты все понимаешь.
– Скажи это вслух, солнце.
– Зачем ты познакомил Карима с этой женщиной?
– Рано или поздно это должно было произойти, Майя. Ты сама завела разговор о нашем договоре.
– А ты о сыне вообще не думаешь? Как он все это примет, Адель? Это неправильно, понимаешь? – пыталась говорить на языке рациональности. Ну зачем ему Карим в новом браке?! Будет нормальным воскресным папой, которым, по сути, и сейчас был. С его бизнесом по-другому никак!
– Именно о нем и думаю, Майя. Ты и так своим бабским воспитанием мне пацана испортила.
– Что?! – воскликнула я. – Ты бредишь?!
Я еще и мать плохая! Как замечательно выходит! Что еще он придумает? А если захочет лишить меня родительских прав, чтобы не мешалась под ногами? Способен ли мой муж на это?
Случайно забеременела, но выносила и родила ему ребенка, а для наших мужчин наследник, первенец, продолжатель рода и фамилии – не пустой звук. Я воспитывала, растила, любила, а теперь меня хотят сделать ненужной, ничтожной, ничего не давшей собственному сыну.
– Ты изнежила Карима. Он не девочка, чтобы его в попу целовать. Он маленький мужчина, ему нужно мужское воспитание.
– Так что же ты не воспитывал его?! – взорвалась я. – Дела поважнее были, да? – не сдержалась от едкости. – А я в итоге плохая!
– Майя, советую тебе замолчать, пока еще не поздно, – холодно ответил. Но меня уже несло.
– Я не отдам тебе сына, понял! Не отдам!
– Что ты сказала? – угрожающе поднялся. – Повтори, солнце, – медленно пошел на меня. Я отступила, но не молчала.
– Ты совсем не знаешь Карима. Ты никогда им особо не занимался. Ты всегда или на работе, или со своей великой любовью! – саркастично закончила. Любовь – трижды ха! Если с любимыми женщинами, как с этой, то ну ее, такую любовь. Слова громкие, а на деле одна грязь.
Адель громко клацнул челюстью, в глазах угроза и ледяная сталь. Я уперлась спиной в закрытую дверь, но не опустила перед ним покорно голову.
– Или что, свою бизнес-леди посадишь нянькой? Матери отдашь сына? Что, Адель? Что?
– Заткнись, Майя.
– Карим тебе никогда не был особо нужен, – выплюнула прямо в искаженное гневом лицо. – Между ног Каролины всегда интересней было, я понимаю. Ну так иди туда, тебя же никто не держит! Разведемся хоть завтра! – разум твердил, что совершаю ужасную ошибку, но сейчас у меня только чувства! – Отпусти нас! Отпусти!
Адель резко обхватил мое горло и впечатал в дверь, хотя я и так была прижата к ней. Больно. Никогда раньше он не причинял мне физической боли, с ним я страдала исключительно морально.
– Не смей, слышишь, не смей так говорить со мной, жена. Я люблю сына! Люблю! Поняла?! А ты… – неожиданно яростно прижался к моим губам, кусал и терзал, пока кровь не мазнула нёбо. – Стервой становишься, солнце. Ошибся я в тебе, Майя. Сучья бабская порода даже у трепетных ланей свое берет. Внутри и между ног сука сидит, – раздвинул полы халата до пят и задрал подол сорочки. Полоску трусиков сдвинул и коснулся нежной кожи внизу. Я практически не дышала. Мне всегда было сложно сопротивляться чувственному напору Аделя. Он умел искушать и искусно манипулировать, как библейский змей у христиан. Но… Но не сейчас: если сдаться на его условиях, то проиграешь.
– Мне больно, – шепнула, когда рука на горле сильнее сжалась, а ловкие пальцы активнее заработали внизу.
– Это может быть очень приятно… – Адель прижался к моему животу возбужденной плотью. – Я покажу тебе, – жестче обхватил, в шею зубами впился.
– Эти игры оставь для своей женщины… – протолкнула фразу из последних сил. Мне не нравилось. Или нравилось. Не знаю. Или неважно. Сейчас все неважно, кроме желания наконец отстоять свои границы.
Адель резко отшатнулся от меня, взлохматил волосы, мутным страстным взглядом взглянул.
– Ладно, Майя, проехали. Ты взбрыкнула, я облажался. Больше не хочу об этом вспоминать. Если хочешь, чтобы жили как раньше, то разденься, сделай мне массаж, а потом мы займемся сексом.
Я молча поражалась его эгоизму. Как же легко он прощал себе грехи! Наместник пророка на земле, не меньше!
– И про работу забудь. Мне все это не нравится.
– Нет, – сначала шепотом. – Нет! – затем тверже. Я не хочу так! Больше нет! Хватит! Я уже больше пяти лет живу в мыльном пузыре: имитация семьи, счастья, чувств. Для многих мы прекрасная, красивая, счастливая пара. Но только там, где нет другой жизни моего мужа. У него их две. Все, довольно! Я по-настоящему жить хочу! Пусть без брендовых шмоток, дорогих украшений, люксовых машин, статусов и списков Форбс. Есть вещи поважнее, но только не в этой спальне. Только не с этим мужчиной.
– Нет? – склонил голову, сверкая темными глазами. – Уверена, солнце?
– Да, Адель. Я больше не хочу имитировать семью. Мы не муж и жена и никогда ими не были.
– Хорошо, Майя. Я тебя услышал, – посмотрел надменно и свысока. – Я был очень добр к тебе, ЖЕНА, – особенно выделил мой статус, – но, видимо, воспитывать тебя нужно было не только пряником.
Я взялась за ручку двери, практически вышла, когда услышала:
– Ты забыла главную истину любого мусульманского брака: жена принадлежит мужу с головы до пят. Мужское слово весит больше, чем тонна слез женщины. Если жена отказывается от супружеского долга, то она порицаема самим Аллахом. Сходи в мечеть, Майя. Сходи, – жестко ответил.
Может ли Адель настроить против меня диаспору? Опорочить? Выставить недостойной воспитывать правоверного? Я не знала, чего ожидать от Аделя. Вероятно, всего.
Но первый удар, как я думала, придется по более приземленным вещам: заблокирует карты, отнимет машину, отберет подарки, запрет дома. Бить начнет, в конце концов!
Но Черкесов выбрал тактику морального уничтожения и бил ровно туда, где мне больнее всего.
Адель начал возвращаться домой ровно после шести, и если я задерживалась на работе, встречал меня с Каримом, окидывал ледяным взглядом и холодно говорил:
