Пожалуй, уехать сейчас было бы самым правильным решением. Если не удастся вернуться назад… то есть, вперёд, в будущее.
– Вроде, – снова хмыкнула она и отошла в сторонку, взяла в руки несколько грампластинок, лежавших на тумбе и покрутила в руках. – Купил что-то новое?
Я, не отрываясь следил за ней, рассматривал тонкую талию, струящееся серое платье, перехваченное поясом, рассматривал стройные ноги, красивые руки, тонкую шею и высокую грудь.
– Ты сегодня сам не свой, – неожиданно повернулась она и заметила, что я в этот момент совершенно бесстыдно пялился на неё.
Она вспыхнула, покраснела, снова отвернулась, и тут же, обернулась опять.
– Что?
– Женя, Женя, Женя, – какая же ты красавица, честное слово, – покачал я головой, совершенно не представляя, что ещё можно было сказать в такой ситуации. – Причём, молчаливая красавица.
Она быстро справилась со смущением и теперь смотрела на меня прямо и открыто. Можно сказать, в упор.
– Молчаливая? – удивилась она.
– Конечно, – подтвердил я. – Молчишь, ничего не рассказываешь. Настоящая загадка. Как ты поживала всё это время?
– Что?
– Чем занималась, с кем тусовалась? Рассказывай, мне всё про тебя интересно.
Правило, усвоенное мной многие годы назад, гласит, что, если не знаешь, что отвечать на вопрос собеседника, задавай вопросы сам.
– Что слушала нового, куда ходила? Расскажи, Жень.
– Серьёзно? – удивилась она. – Хочешь узнать, куда я ходила? И с кем, может быть?
Я пожал плечами, не отводя от неё взгляда.
– Интересно… И кто тебе постоянно капает на меня?
– Капает? – нахмурился я. – Ты о чём?
– Да вот, об этих твоих вопросах… Можно подумать, ты не знаешь, что я не вылезаю из лаборатории и из библиотеки. У меня, вообще-то защита скоро.
– А вот и я! – очень вовремя появилась бабушка с огромным блюдом с пирожками.
– Какая красота, – восхитилась Женя, расплываясь в улыбке. – Клавдия Матвеевна, когда вы всё это успеваете! Я вами восхищаюсь.
– А мы тобой, Женечка. Пироги – дело нехитрое, любой дурак научится. А вот диссертация по химии – это настоящий подвиг. Одна, сама, ещё и работать успеваешь. Золото ты моё, чистое золото! Саня, а ты чего стоишь-то? Неси давай, что ты там приготовил.
– А что я там приготовил? – поднял я брови.
– Ох, дошутишься ты у меня. Неси свой подарок скорее!
Ах, вот в чём дело! Подарок! Это что торт «Птичье молоко», интересно, или мимозы, которые я бабуле подарил? Мне вдруг очень сильно захотелось оказаться в своей однушке в Химках. Сесть за ноутбук, открыть материалы очередного дела и забыть нахрен обо всех этих приключениях. Но, похоже, пока это было невыполнимо.
Я зашёл в свою комнату. Подарок, блин, где подарок… И что же это может быть… Так… Кубки, грамоты, медали… Может, книга? Точно, книга – лучший подарок. А если эта Женя моя девушка? Ну… то есть девушка Сани Жарова? Книга, пожалуй, отпадает… Если это не «Декамерон» или не «Камасутра»… М-да…
Я пробежал взглядом по корешкам на книжной полке и… бинго, как говорится! Коробочка «Нина Ричи». Сто процентов она припасена именно для Жени. Хо-хо! Какой я красавчик. Я подошёл, отодвинул стекло и вытащил коробку с духами. Нераспечатанные. Значит точно для неё. Кто молодец? Я молодец!
Вернувшись, я с победным видом подошёл к красотке Жене и, вытащив руку из-за спины, подал ей коробку.
– Жень, поздравляю тебя с Восьмым марта.
– Ой… прелесть какая, – растаяла моя милая. – Саня, это же так дорого… Спасибо!!!
Она сделала шаг ко мне, поднялась на цыпочки и приблизила лицо. Я восхищённо смотрел на её нежную кожу, длинные ресницы и тонкие брови, прямой носик и румяные щёчки. И на её полные губки, вытянувшиеся, чтобы чмокнуть меня в щёку. Но пропустить такие губки я никак не мог, поэтому быстро повернулся, подставляя свои собственные грубые и жёсткие губы под поцелуй этой красавицы.
А не так уж здесь и плохо, ёлки-палки!
Женя коснулась моих губ губами и мгновенно залилась краской.
– Ну, Сашка, ну, озорник! – одобрительно и с облегчением рассмеялась бабушка. – Женечка, вот эти мимозы он ведь тоже для тебя принёс, я просто в воду поставила, чтобы они не завяли. Потом пойдёшь, не забудь взять с собой.
Мы уселись за стол и дальше всё пошло гораздо проще и легче. Бабушка умело модерировала разговор, задавая нашей гостье нужные вопросы. При этом успевала бегать на кухню и приносить блюдо за блюдом.
Это «Столичный», как ты любишь, без майонеза. Это холодец. Вот, хреновинку возьми, со свёклой. А это голубчики. Да ты посмотри, какие они крошечные! Ешь, не оговаривай! Ты сможешь! Давай, попробуй котлетку из лосося. Да, в яичке обвалянная. Пирожки, пирожки не забывай. Вот эти с капустой, а эти вот с печёнкой. Ещё ватрушки сейчас принесу.
Я подливал Советское шампанское Жене, а бабушке её собственную наливочку. Чёрно-белый телевизор изо всех сил поднимал нам настроение цирковой программой. Юрий Никулин носил бревно, а бабушка, разгорячившись, шутила, вспоминая забавные случаи из жизни, и отжигала не на шутку. Так что атмосфера установилась простая, дружеская и, как говорится, непринуждённая. И я, в конце концов, смог расслабиться. Но как только я расслабился, Женя начала собираться.
– Как?! – разволновалась бабушка. – А чай? Саша ведь «Птичье молоко» добыл.
– Ох, уж этот Саша, – усмехнулась Женя. – Мало того, что духи добыл французские, так ещё и птичье молоко нашёл. Если так пойдёт, он ещё и то, не знаю, что принесёт оттуда, не знаю откуда.
– Он такой, – с усмешкой подтвердил я.
– Не сердитесь, Клавдия Матвеевна, но торт я уже не осилю. Вы так меня накормили, что я едва дышу. Всё такое вкусное, просто невероятно! «Птичье молоко» уже не имеет никаких шансов.
– Значит, с собой возьмёшь! – не терпящим возражения тоном, заявила бабушка. – Я тебе сейчас соберу передачку. Поужинаешь дома.
– Да я неделю теперь есть не буду.
– Ой-й! – отмахнулась бабушка. – Может посидишь ещё? Неужели даже в праздник будешь работать?
– Да, хочу немного поработать, прежде чем усну.
– Ох, бедная ты, бедная. Ну, Саш, иди, одевайся, проводи, Женечку.
– Ба, ну разумеется, я провожу Женечку. Зачем ты мне напоминаешь?
– Ну, хорошо-хорошо, давай только вот это «ба» убери подальше из лексикона. Надо же, сроду ведь так не говорил.
Женя разморённо улыбалась. Она разомлела, раскраснелась и выглядела так, будто уснёт прямо сейчас. Но, когда мы вышли в мартовскую сырую прохладу, вмиг собралась, посерьёзнела, взяла меня под руку и какое-то время шла молча, выстукивая каблучками по мокрому асфальту. Я тоже молчал. Уже стемнело и после жаркой квартиры было знобко.
– Александр, – нарушила она тишину, останавливаясь и высвобождая руку.
– Чего так торжественно?
– Знаешь… Хочу сказать тебе важную вещь…
– Может, лучше не надо? – попробовал улыбнуться я, но она осталась серьёзной.
– Конечно же, надо, – кивнула Женя и прикусила губу.
Она сунула руки в карманы, повернулась и медленно пошла дальше.
– Понимаешь, какое дело, Саш… я не знаю, как тебе это объяснить-то… Но ты же и сам всё видишь и понимаешь. Эти подколки твои вечные… В общем, как в песне. Ты мне не снишься, я тебе тоже…
Мы вошли в прямоугольную арку проезда. Звуки здесь отзывались немного вибрирующим эхом.
– Погоди, Жень, какие подколки? – нахмурился я, печатая ставшие звонкими шаги. – Я ведь без задней мысли спросил.
Портить личную жизнь Саше Жарову в мои планы не входило. Да, честно говоря, в мои планы, кроме как срубить тридцатку за съёмку, вообще ничего не входило, а тут…
– Эта твоя постоянная ревность…
– Ревность?
– Ну, подозрительность, называй как хочешь. Зачем к словам цепляться, ты же понимаешь, о чём я говорю. Да, и признайся, ты ведь сам уже остыл. Зарылся в свои обиды и… Даже ни одного раза не позвонил мне. Возможности не было, да?
Ах, вот в чём дело…
– Да и вообще… Вся эта история с твоим распределением… Если бы ты хотел остаться рядом со мной…
В этот момент раздался громкий окрик:
– Жаров!
Мы как раз вышли из арки и оказались на «подворье» универсама «Ленинградский». Я обернулся на голос и увидел Зубатого. Это он кричал.
– Ты мне и нужен! Ну-ка, иди сюда!
Ну, блин! Рядом стоял ментовский бобик, и персонажи, высвеченные желтоватым уличным фонарём, были всё те же.
– Не могу сейчас, товарищ старший лейтенант, – бросил я. – Занят.
Нет, правда, не до него сейчас было. Сержант опять обыскивал того самого бича, что разговаривал со мной на лавочке у подъезда.
– Ничего, – зло ответил старлей, – я тебя ненадолго отвлеку.
Он сделал пару шагов нам навстречу и, приблизившись, помахал передо мной сотенными купюрами.
– Дипломат, говоришь? А может, кожаный портфель коричневого цвета?
Японский городовой! Какого хрена!
– Эй, – окликнул он бича. – Этот тебе деньги подарил?
– Этот, – мгновенно подтвердил бич. – Я же никогда не вру, все знают…
Вот и делай людям добро…
– Игнатюк, – кивнул старлей сержанту. – Давай-ка их всех в машину. И бабу тоже!
6. Эмигрант
– Что вы себе позволяете?! – возмущённо воскликнула Женя, подлетевшему к ней сержанту.
– Давай-давай, жертва похищения, – проскрежетал тот, хватая её за руки.
– Старлей, ты сейчас нарываешься, – пытаясь сохранять спокойствие, отчеканил я. – Очень сильно нарываешься!
– Что?! – мгновенно вскипел старший лейтенант Зубатый, и глаза его блеснули злобой. – Ты, щенок! Я тебя засажу к херам!
– На служебное расследование!
– Что?!
– Нарываешься на служебное расследование, старлей. Бабки преступные хочешь прикарманить. Это разве твоё дело похищения расследовать? Напомни, твоя задача какая?
– Кого ты слушаешь, Боря! – недовольно проговорил сержант. – Увезём их к Антохе, и там разберёмся.
– Или с вами разберутся, – усмехнулся я. – А вдруг деньги меченые?
Усмехнулся, но далось мне это непросто. Сердце так стучало, что на всю округу, наверное, слышно было. Главное было не сесть к ним в машину! Особенно с Женей.
– Рапорт уже на столе у Богданова.
– У кого?
– У замначальника главного управления кадров. Не слыхал про такого? Услышишь ещё. Так что усугублять не советую.
Про Богданова я знал благодаря работе над сценарием по другому делу, а он, как раз, там участвовал.
Менты переглянулись.
– Боря, да он тебе мозги пудрит! – прорычал сержант.
– Или зад спасает, – пожал я плечами. – Хоть и не бескорыстно. Лучше не усугубляй положение.
– А ты кто такой есть? – озадаченно спросил Зубатый и прищурился, пытаясь просветить меня насквозь.
