Поставив пустую банку на стол, он кивнул на газету.
– Там заметка о Розе. Может, ты не захочешь, чтобы твои родители ее прочитали, – сказал он и вышел за дверь.
Заметка в “Чикаго дейли трибьюн” была совсем коротенькая, размером со спичечный коробок: женщина попала под колеса поезда на станции метро “Кларк и Дивижн”. Ни имени, ни описания внешности. Полиция расследует происшествие, которое произошло в шесть часов вечера два дня назад.
Ради своей семьи я надеялась, что больше никаких заметок не напечатают. Но, с другой стороны, я не могла допустить, чтобы Роза исчезла в спичечном коробке.
Хотелось упасть в забытье, но я знала, что не сомкну глаз в постели рядом с родителями. И в лагере было не сахар, но теперь, когда у нас такое горе, я просто дышать не смогу. Нужно чем-то себя занять, что-то сделать.
Было всего семь вечера, и на улице еще не стемнело. Я достала из сумочки ручку и, оторвав край газеты, написала:
Вышла пройтись. Скоро вернусь. Аки.
Сложив в несколько раз газетную страницу с заметкой про Розу, я спрятала ее в сумочку. Затем достала последнюю полученную от сестры открытку, ту, что с картинкой отеля “Марк Твен”, в которой был указан адрес ее квартиры на Кларк-стрит. Перелистав брошюрки “Добро пожаловать в Чикаго”, которые выдавались переселенцам, отыскала в одной из них сложенную втрое карту центральных районов города.
Выйдя, я подергала дверь, убедиться в том, что она заперта.
Глава 4
Язнала, что у Розы было несколько соседок по комнате: Луиза из Пасадены, из лагеря на реке Гила, и еще одна девушка, из Сан-Франциско, чье имя я не смогла вспомнить. Раз уж от Роя мне толку добиться не удалось, пойду к женщинам, которые с ней жили.
Поскольку эта часть Чикаго распланирована в виде сетки, я легко могла определиться по карте, куда мне нужно идти. Наш многоквартирный дом стоял на улице Ласалля, которая шла с севера на юг. Параллельно ей следовала Кларк-стрит, а за ней – Дирборн. Дивижн-стрит пересекала их все с востока на запад. Привыкнув в одиночку бродить по Лос-Анджелесу и Манзанару, я легкомысленно решила, что добраться до перекрестка Кларк и Дивижн будет проще простого.
Однако стоило мне выйти на Ласалль-стрит, как меня обдало вонью автомобильных выхлопов, а глаза запорошило поднятой транспортом пылью. Я пыталась сморгнуть грязь, безуспешно: пылинки прилипли прочно, из-за чего глаза слезились все больше. Я смешалась и потеряла всякое чувство направления.
Два квартала я прошла не в ту сторону. Ничего похожего на величественный Чикаго из рекламных роликов, которые нам показывали в лагере, не наблюдалось. Здесь сумеркам не хватало того уютного свечения, которое на закате окутывало Тропико и окраинные сизые холмы. Пыльный бульвар выглядел неприветливо, а люди, которые торопливо шли по нему, казались худыми и изможденными.
Я даже подумала, не вернуться ли мне назад, в квартиру, но затем обнаружила, что стою на пересечении улиц Кларк и Дивижн, напротив внушительного, на вид нового здания, того самого отеля “Марк Твен”, что был на открытке Розы. То, что я оказалась рядом с домом, имевшим значение для моей сестры, ориентиром, с которым она отождествляла себя настолько, что отправила его изображение нам по почте, укрепило мой дух.
Кларк-стрит, расположенная по другую сторону отеля, выглядела пооживленней – нигиякана, как сказала бы мама. Сплошняком шли различные заведения – рестораны, бары, парикмахерские и очень много пансионов с меблированными комнатами. В центре квартала, зажатое между химчисткой и баром, находилось трехэтажное здание, в котором жила сестра. У входной лестницы стояла группка парней-нисеев в костюмах стиля “зут”: свободных брюках на узкой манжете и длинных, просторных пиджаках с подложенными плечами, широкими лацканами и с цепочками, свисавшими с поясов. Мне встречались такие еще в Лос-Анджелесе, в центре или в Бойл-Хайтс, где американцы японского происхождения жили бок о бок с мексиканцами, русскими и евреями. А в лагере поговаривали, что парни воруют цепочки, которыми крепятся пробки для раковин в туалетах, и ими украшают одежду.
Я прижала сумочку к груди и на секунду пожалела, что отправилась в этот поход одна.
– Привет тебе, девушка из Манзанара. Двадцать девятый, – окликнул меня один из парней, вогнав в ступор, пока я не сообразила, что он имеет в виду номер нашего блока.
Кто этот парень, я понятия не имела, и общаться с ним настроения не было. В лагере водились такие, от которых, ты это знал, стоило держаться подальше. Но там-то за всем присматривали старейшины, иссеи, и существовали границы, которых молодые переступать не могли. Здесь, в Чикаго, все было по-другому. Крепло ощущение, что тут рулит молодежь. Я опустила голову и, не ответив ему, пошла себе вверх по лестнице. Но с тем, чтобы открыть застекленную дверь, справиться не сумела, и тогда тот же парень поднялся ко мне и отодвинул задвижку. От него так терпко пахло одеколоном, что я чуть не чихнула. “Вот как это делается”, – сказал он. Отвернувшись от него, я толкнула дверь левым плечом.
Лестницей, крытой ковром, поднялась на второй этаж. Мимо пробежал таракан, и вспомнилось, как Роза писала, что город кишит клопами. Я подавила желание почесать лодыжку. Насекомые беспокоили меня меньше всего.
Квартира номер четыре, в которой жила сестра, располагалась слева от лестницы. Чуть было не разревевшись, я сделала два глубоких вдоха и пробормотала себе: очицуканай, успокойся. Нужно держать себя в руках. Ради Розы.
Два сильных удара костяшками пальцев. Лязгнул замок, и дверь открылась, явив мне худенькую нисейку с каштановыми волосами, собранными в низкий пучок. В коридоре свет не был зажжен, но из комнаты растекалось мягкое электрическое сияние. На женщине, которая выглядела совсем немногим старше меня, было бежевое платье в обтяжку и малиновая помада. Похоже, она знала толк в том, что выглядит привлекательно на ее тощей фигурке.
– Я сестра Розы, – сказала я.
У женщины вытянулось лицо. Глаза и яркие губы как бы опали, на мгновенье она замерла.
– Соболезную, – выговорила наконец. – Ну, входите, входите.
В комнате стояли три узкие кровати, две одна напротив другой, а третья почти перегородила собой дверь. На вбитых в стену гвоздях висели платья на вешалках. Обои над одной из кроватей отслоились, открыв длинную трещину в бурых пятнах, надо думать, следах протечки воды. В углу имелись маленький холодильник и плита, но раковина отсутствовала.
– Аки, верно? Я видела вашу фотографию. Роза все время говорила о вас. Меня зовут Луиза.
Дверь снова открылась, и вошла еще одна женщина, с полотенцем на шее. У нее были большие глаза и густые брови, которые казались нарисованными, но, скорей всего, были свои. Походила она на тех крепких деревенских девок, которых в работе обойдет не всякий мужчина.
– Привет, – жизнерадостно сказала она, увидев меня.
– Это сестра Розы, – вполголоса произнесла Луиза. – Ее зовут Аки.
– Ох! А я Чио.
Она протянула руку, которая производила впечатление мягкой, как подушка, пока не сжала мою. Я сосредоточилась, вспоминая. Не похоже, чтобы Чио была из Сан-Франциско, и ее имя мне не показалось знакомым.
– Сдается мне, у нее была другая соседка.
– А, вы, должно быть, говорите о Томи, – сказала Луиза. – Она переехала несколько месяцев назад. Сейчас работает горничной в Эванстоне. Не смогла приноровиться к жизни в большом городе.
– Я тут как раз вместо Томи. Раньше спала в прихожей, так что здесь, конечно, в тысячу раз лучше. – Сложив полотенце вдвое, Чио перекинула его через перекладину вешалки, а ту повесила на один из гвоздей в стене. Когда она снова повернулась ко мне, щеки у нее слегка раскраснелись. – Я не так уж и долго знала вашу сестру. Мы мало общались. Но я, конечно же, сожалею, очень.
Неужели с этих пор так и пойдет? Люди будут смотреть на меня и на родителей с жалостью? Я опустила голову в ответ на сочувствие.
Луиза достала откуда-то бежевый чемодан Розы.
– Она держала все свои вещи здесь.
– Ее зубная щетка и стаканчик все еще в ванной, – добавила Чио. – Я сейчас за ними схожу.
У меня голова шла кругом, и Луиза, должно быть, заметила, что мне плохо.
– Вот, садись.
Она указала на кровать, которая нескладно стояла посреди комнаты, и я опустилась на матрас. Пружины скрипнули под моим весом. Это здесь спала моя сестра?
Пытаясь отдышаться, я чувствовала на себе взгляд Луизы. Ее внимание ко мне скорее нервировало, чем вызывало признательность.
Чио вернулась с красной зубной щеткой и баночкой вроде тех, в каких продают клубничный джем. Я не знала, зачем они мне нужны, но сказала спасибо.
– Какая ужасная случайность, – сказала Луиза.
– Что, так все и говорят?
Луиза и Чио обменялись взглядами.
– Ну, конечно, а что же еще?
– Коронер считает, что Роза совершила самоубийство.
– Что?! – Луиза, казалось, искренне удивилась.
Но Чио, с другой стороны, удивления не выказывала.
– Роза бы так не поступила. – Нет, она бы меня не бросила. – Не могли бы вы рассказать мне, какой она была в тот день?
– В последнее время она неважно себя чувствовала, – сказала Чио.
– Да, норовила все полежать, – добавила Луиза. – Я думала, она подхватила грипп.
Это моя-то сестра, которая была сильной, как лошадь. Даже не заболела в лагере от прививок, из-за которых другие то и дело бегали в туалет.
– Она была у врача?
– Нет, не захотела. – В голосе Луизы слышалось сожаление, как будто ей следовало на посещении врача настоять. – В некоторых больницах нас, японцев, не принимают.
– Но достаточно и таких, где нас лечат, – сказала Чио.
Мне нужно было понять, что происходило с Розой.
– Не могли бы вы сказать мне, с кем она проводила время?
– Ну конечно же, с Роем. Вот почему я позвонила ему, когда приехала полиция, – объяснила Луиза.
– А с кем еще? Она еще с кем-то встречалась?
– Насколько я знаю, нет, – сказала Луиза. – На самом деле больше никого не было. Я имею в виду, мы все ходили на танцы и все такое, компанией. И вы же знаете Розу, вокруг нее всегда были парни.
Чио не подтвердила это наблюдение Луизы.
– А я вот на танцы не так уж и часто хожу.
– Они с Томи проводили много времени вместе, пока Томи не переехала в Эванстон.
– Вы дадите мне номер телефона Томи?
– Конечно. Однако должна предупредить, что леди, у которой она служит, не любит, когда ей часто звонят.
– В таком случае, ее адрес?
Луиза надула щеки, как будто я ей, вообще говоря, докучаю, но потом все-таки опустилась на колени у кровати, на которой я сидела, и вытащила из-под нее коробку. Полистала зеленую записную книжку, продиктовала адрес, который я записала на той сложенной газетной странице, что дома сунула в сумочку. Когда она поставила коробку на место под кроватью, я увидела стопку книг и ахнула.
– Это старые книжки Томи. Мы всё просим и просим ее их забрать, – сказала Луиза.
Но я узнала корешок дневника, который я на прощание подарила Розе.
– Это же дневник Розы!
Луиза посмотрела на меня с недоверием, когда я выдернула дневник из середины стопки, отчего верхние книжки свалились на деревянный пол.
– Я сама это для нее сделала. – Я погладила шершавую обложку дневника и буквы “Роза”, которые выжгла вместо заглавия.
– Как чудесно, что ты его углядела, – сказала Чио, когда я открыла чемодан Розы и положила дневник поверх ее вещей.
Я достала шарфик, который сестра заказала по каталогу, потому что зимы в Оуэнс-вэлли были очень холодные, и завернула в него баночку из-под джема. Вместе с зубной щеткой она отправилась в чемодан Розы.
– Да мы и знать не знали, что у нее был дневник. – Луиза встала и отряхнула пыль с пальцев и платья. – Никогда не видела, чтобы Роза что-то писала, кроме открыток.
Я закрывала чемодан, когда раздался тихий стук в дверь.
– Надо же, еще один гость, окьяку-сан! – Чио, похоже, обрадовалась. У них, должно быть, бывало не так много гостей.
Это оказалась еще одна женщина примерно нашего возраста с голубым чемоданом в руках. Я чуть не потеряла сознание, увидев ее. Она была прямо-таки двойник Розы. Высокая, с продолговатым лицом и быстрой улыбкой, которая способна смягчить любого ворчуна-иссея или бюрократа-нисея. И только голос ее, намного более мягкий, полностью перечеркивал поражавшее поначалу сходство.
– Здравствуйте. Я Кэтрин. Приехала из Ровера, штат Арканзас. Меня прислали “Американские друзья”[1 - Американский комитет друзей на службе обществу – организация, аффилированная с религиозным обществом Друзей (квакеров), которое по всему миру поддерживает беженцев, отказчиков совести и борцов за гражданские права (Здесь и далее прим. перев.).]. Извините, что так поздно, но там получили сведения, что здесь может оказаться свободное место.
Повисло неловкое молчание, но затем Чио пришла в себя и сказала, как их с Луизой зовут. Она запнулась, когда подошел черед представить меня, и я пришла ей на помощь:
– Я – Аки.
Кэтрин обратила внимание на бежевый чемодан Розы.
– А, так это вы съезжаете?
– Нет-нет. – Я поднялась с кровати. – Но мне нужно уже идти.
Чио кивнула, как будто выделенное мне время и впрямь истекло.
– Я провожу вас, – сказала Луиза.
– Не беспокойтесь.
Мне стало обидно, что Розу заменили так быстро. Почувствуют ли соседки по комнате ее отсутствие уже завтра?
– Ну, хотя бы до лестницы.
Кэтрин весело попрощалась, и я подумала, интересно, расскажет ли ей кто-нибудь, что случилось с девушкой, чья кровать теперь отведена ей.
Я вышла вслед за Луизой, обратив внимание на основательный дверной замок, который выглядел слишком блестящим и новеньким по сравнению с остальным убранством обветшалой квартиры.
На лестничной площадке я поняла, что должна что-то сказать.
– Роза не убивала себя. Вы знали ее дольше всех, Луиза. Вы знаете, что я говорю правду.
