Он наклонился ко мне и, обдавая алкогольными парами, прошептал прямо в ухо:
– Есть маза. Прямо от узбеков. Горячая тема, из Афгана завозят. Смекнул? Знаешь, чё там за замес сейчас?
– Знаю, – кивнул я. – Так это с армейских складов? С трофейных?
– Тихо ты, не ори, – рыкнул он и внимательно осмотрелся по сторонам.
Но шайка-лейка отрывалась в праздничном режиме, слушая Вилли Токарева.
Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый,
А ты не вейся на ветру…
– Тогда мне ещё кое-что надо будет. Бесшумные, с глушаками. И пару-тройку револьверов.
– Ты в киллера что ли податься решил? – опешил Сапфир.
– Пусть будет, – пожал я плечами. – Жизнь длинная, мало ли что. Запас карман не тянет. И тебе хорошо. С одной стороны, лавэ поднимешь, а с другой, заработаешь на будущее репутацию.
– Так может и калашей прикупишь? – усмехнулся он. – Или гранатомётов?
– Пока нет, а потом увидим.
Он захохотал и снова наполнил свою немаленькую рюмашку.
В понедельник утром меня вызвала Ткачиха, практически сразу, как я зашёл в отдел.
– Жаров! – хмуро и не реагируя на моё приветствие начала она. – Ты что опять натворил?
– Натворил? – усмехнулся я. – Много чего. Даже и не знаю, что именно вас занимает, Зинаида Михайловна.
Она набрала воздуха, и грудь её всколыхнулась:
– Не паясничай. Отвечай по существу.
– Дядя Эдик опять? – участливо спросил я.
– Я же сказала, не паясничай!
Я молча развёл руками. Она смотрела в упор и ждала, когда я что-нибудь скажу, но я не говорил и тоже ждал, что скажет она. Я, конечно, догадывался, о чём речь, но нарушать правила игры и открывать свою догадку не торопился. Бубнило радио.
Отмечая праздник советской прессы в знаменательный год ленинского юбилея, мы с гордостью говорим о её неизменной верности великим традициям, заложенным Владимиром Ильичом. Принципы партийности и народности, правдивости и принципиальности, последовательности в отстаивании коммунистических идеалов и дела мира составляют основу деятельности коллективов газет, журналов, издательств…
– Из милиции звонили, – мрачно сказала Зинаида, нарушая повисшую паузу. – Из уголовного розыска.
– Что-то случилось?
– Вот, я бы это и хотела у тебя выяснить. Ведь это тебя приглашают на беседу. В уголовный розыск!
«Уголовный розыск» она выделила интонацией, украсив театральным драматизмом.
– И что им от меня надо? Может в ОБХСС?
– Типун тебе на язык, – нахмурилась моя начальница. – Говорю же в уголовный розыск. Это что надо было сделать, чтобы такое «приглашение» получить, а? Говори, что ты там устроил? Пьяную драку, небось?
– Не знаю, Зинаида Михайловна, – помотал я головой. – Даже и в толк не возьму…
– Безответственность какая! А обо мне ты подумал?
– В каком смысле? – искренне удивился я.
– А что скажет дядя Эдик, если тебя упекут? Что я не уследила? Что грош мне цена? Что?
– Что он скажет? Не знаю. Только с чего бы меня упекли? Не понимаю…
– Не понимает он! – с горечью констатировала начальница. – Привык только о себе думать. Уйди с глаз долой, а в обеденный перерыв поезжай в ГУВД. Понял меня? Всё, ступай, работай.
Вызывала меня майор Закирова. Содержание разговора и суть её вопросов были мне известны заранее. Сюрприза не было. Но когда формальная сторона дела была отработана, я спросил, знает ли Ирина такого кента, как Сирота.
– Знаю, вообще-то, – кивнула она. – А тебе-то что за дело?
– А ты не хочешь его прищучить? – продолжил я, игнорируя её вопрос.
– Может, и хочу, – пожала она плечами. – Только, повторяю, что тебе за дело? Ты сам откуда его знаешь? С криминалитетом якшаешься?
– Ну, я его не знаю, честно говоря, просто слышал кое-что, вот и идейка появилась. Так как, рассмотришь?
– Ну, – неохотно кивнула она.
– Может, поужинаем вместе?
– Нет, невеста ревновать станет. Я чужому счастью мешать не привыкла, так что говори сейчас.
– Ир, ты обиделась что ли?
– Какая тебе Ира, не наглей, ты тут вообще подозреваемый, так что не дёргайся.
– Ир, ну хорош. Мы же взрослые лю…
– Так, Жаров, – равнодушно перебила она, – или говори, или вот здесь ставь подпись и уматывай. Родственников твоих коллеги из Москвы опросят.
– А подробностей о Зубатом нет?
– Нет.
– Или есть?
– Или есть.
– Ну, блин, расскажи.
– Не положено.
– Ты почему злая такая?
– Не хамей. Я представитель закона, ясно? А ты кто?
– Друг твой. Сердечный.
– Таких друзей… – она помотала головой. – С такими друзьями и врагов не надо. В реанимации Зубатый. Если помрёт, на него всё повесят и конец шараде. А если выживет, возможны варианты. Так что пока ничего не ясно. Понял?
– Понял.
– Ну, и молодец, раз понял. И ещё пойми, я ради того, чтобы задницу твою прикрыть подставляться не буду.
– Да понял я, понял.
– Ну, тогда подписывай и вали.
– А Сирота? – развёл я руками.
– А что Сирота? Я уже объяснила, если есть что сказать, говори.
– Я знаю, что у него будет на руках пушечка с длинным кровавым следом.
– И? – пренебрежительно подняла она брови.
– Если его накрыть с этой пушечкой, можно законопатить и ещё раскрутить попытаться по…
– Херня, – отрезала она. – Это как Аль Капоне за налоги сажать. Это не ко мне, понял? Мне реальное дело нужно, а не этот детский сад. Он отопрётся в два счёта, и буду я оплёванная ходить с пушечкой твоей. Зашибись предложение. Молодец, Саня. Но нет, иди, думай ещё. Надумаешь, тогда приходи. Или я к тебе.
Она усмехнулась.
– Ир…
– Не иркай, я сказала, не в ресторане пока. Здесь я товарищ майор, ясно?
– Ясно, ясно…
– Всё. Свободен.
– Ну, ладно… – я поднялся со стула. – Досвидос.
– Досвидос? – удивилась она.
– Вот именно. Досвидос.
Думать ещё, значит… С Сиротой надо было что-то делать, потому как, судя по словам Сапфира, он должен был в ближайшее время объявиться. На следующий день после встречи с его псами ничего не произошло. Думать, что они решили оставить меня в покое было глупо, значит в ближайшее время должны были прийти какие-то вести.
Я вернулся на фабрику и уселся за свой стол в отделе, размышляя не о поставках оборудования и материалов, а о том, что мне делать с Сиротой и о том, как подступиться к следующему делу. В комнату вошла Ткачиха. Она остановилась на пороге и обвела взглядом присутствующих.
Остановившись на мне, она махнула рукой.
– Жаров, иди сюда.
Я поднялся. Она вышла в коридор, и я последовал за ней.
– Жаров, – тихо, но очень сердито или даже тревожно прошептала она. – Ты что творишь?!
– В каком смысле, Зинаида Михайловна? – удивился я.
– В каком смысле?! – вспыхнула она и схватила за лацкан пиджака.
В это время открылась дверь чуть дальше по коридору и начальница поспешно одёрнула руку.
– Ты что, под монастырь хочешь нас всех подвести?
– Да вы толком скажите, что происходит.
– Тебя снова из милиции разыскивают.
– Из уголовного розыска? – спросил я.
– Нет! Теперь из ОБХСС! Ты куда вляпался, засранец?!
В этот момент открылась ещё одна дверь, дверь её кабинета. На порог вышел бесцветный плюгавый человек и широко улыбнулся.
– Александр, привет! – сказал он и противно засмеялся. – Я уже заждался, думал ты в бега подался. Хорошо начальница твоя душевная женщина, рассказала мне всё о тебе.
– Здравствуйте, Илья Михеевич, – хмуро кивнул я стоящему передо мной Ананьину. – Какими судьбами в наших краях?
– К тебе пожаловал, – улыбнулся он. – Видишь, какая ты шишка, что целый полковник из столицы к тебе приехал. Пойдём, поговорим. Зинаида Михайловна сказала, что не против, да Зинаида Михайловна?
– Да, – ответила Ткачиха и неловко кивнула, но со стороны это было похоже на поклон.
5. Тише, мыши, кот на крыше
