Омер разорвал наш зрительный контакт с незнакомцем, обратившись ко мне:
– Ты хотела есть. Как ты?
В его вопросе явно слышалась надежда, что я скажу ему, будто все в порядке. В руках он держал пакет, в котором, хотелось надеяться, была еда; он положил его на тумбочку рядом с кроватью.
– Она смогла умыть лицо и руки, – объяснил человек, имя которого мне пора было уже узнать. – Принес? – добавил он, имея в виду еду.
Омер молча кивнул и указал на пакет. Я с благодарностью улыбнулась.
– Спасибо за то, что так заботитесь обо мне. А ведь я даже не знаю ваших имен, – хрипло ответила я.
– Не говори глупостей, мы за тебя в ответе. И будем рядом, пока тебе не станет лучше, – повторил Омер с легкой усмешкой. Я послала ему ответную улыбку.
Незнакомец, стоявший рядом, открыл пакет и произнес, сощурившись:
– Каран.
Я с непониманием уставилась на него.
– Карам?
Омер издал звук, похожий на хихиканье, а Каран улыбнулся и ответил озорным тоном:
– Вообще-то я Каран, но если хочешь, можешь называть меня Карамом[2 - Игра слов. В турецком языке местоимения «мой», «твой» и т. д. выражаются за счет присоединения аффиксов к подлежащему. Принадлежность к 1-му лицу единственного числа выражается надбавкой аффикса «м» [«лале» (lale) – тюльпан, «лалем» (lalem) – мой тюльпан, «эв» (ev) – дом, «эвим» (evim) – мой дом].Путая имя Карана, героиня оговаривается и словно говорит: «Мой Каран», собеседник замечает эту деталь и использует ее в качестве заигрывания.]…
Ляль, ты ему понравилась, что ли? Что это за игры с притяжательными суффиксами?
Я постаралась не показывать своего удивления.
– Я неправильно поняла. Извините, – ответила я и отвернулась, заметив его насмешливый взгляд.
Покачав головой, он с улыбкой достал из пакета миску с чечевичным супом, которую поставил на прикроватный столик.
Он только и ищет повод посмеяться.
Омер доброжелательно сказал:
– А я Омер. Приятно познакомиться, Эфляль.
Да мы уже знаем твое имя, дорогой.
Омер, в отличие от своего друга, держался более вежливо.
– Мне тоже очень приятно. Я, конечно, не хотела знакомиться при таких обстоятельствах, но так уж получилось, – приветливо ответила я.
– Ты только поправляйся, и потом мы снова как следует познакомимся, не переживай, – добавил он.
Омер с добротой посмотрел на меня. Его глаза слегка сузились, когда он улыбнулся; он показался мне очень милым.
– Ты сможешь поесть сама? – спросил Карам. Ой, то есть Каран.
Успокойся, Ляль.
Может, этот Каран думает, что я инвалид?
– Ха-ха, – ответила я.
Омер посмотрел на меня с пониманием:
– Ты пока ешь, а нам нужно обсудить кое-что с Караном. Но мы будем прямо за дверью. Если тебе что-то потребуется, только крикни.
– Хорошо, – кивнула я в ответ.
Тем временем я уже зачерпнула ложкой чечевичный суп. Оба молодых человека внимательно наблюдали за мной и, удостоверившись, что я и правда справлюсь, вышли из палаты, прикрыв за собой дверь.
Суп был очень вкусным, а может, это я была слишком голодна. Мой желудок праздновал.
Тише ты, тебя же вырвет.
Я продолжала стремительно поглощать еду с мыслью, что «чему быть – того не миновать», вырвет так вырвет, как вдруг на тумбочке завибрировал телефон. Я повернулась на звук.
Должно быть, это телефон Карана. Сгорая от любопытства, я взглянула на экран и увидела, что звонил Ясин Гёркем. Мой брат. По телу пробежали мурашки. Ведь прямо сейчас я могла услышать родной голос, который скрасит чувство одиночества, поселившееся в груди. Сердце забилось так, словно было готово вот-вот выпрыгнуть наружу. Я протянула руку и бесцеремонно схватила телефон. Конечно, мне следовало позвать Омера и Карана в палату, но я не могла терпеть и в конце концов сама ответила на звонок.
Глава 2
Лекарство
Ноющая боль сковала ребра, когда воздух наполнил мои легкие; слова сорвались с губ прежде, чем собеседник на том конце успел хоть что-то сказать.
– Брат, – заплакала я, и горечь иголками впилась в мое тело.
– Эфляль, это ты?
Услышав тревожные нотки в его голосе, я ощутила тугой узел в груди. Его голос заполнил мою внутреннюю пустоту, и мне отчаянно захотелось, чтобы сейчас Ясин оказался здесь, со мной. Я была одна и чувствовала себя беспомощно. Мне недостаточно было просто слышать брата, я хотела держать его за руку.
– Да, это я, – ответила я, изо всех сил стараясь не плакать.
В трубке раздался прерывистый вздох.
– Как ты, моя Эфляль? Порадуй хорошими новостями. Как ты себя чувствуешь? Болит где-нибудь?
Болит, брат. Мое сердце болит.
Я прикрыла глаза ладонью.
– Я очень по тебе скучаю, – произнесла я и тут же начала плакать. Мне было трудно себя сдержать. Но из-за чего я плакала? Может, из-за того, что случилось с моей семьей, или из-за моей любви, или из-за моего брата – я не знала.
– Почему ты плачешь? Тебе больно? Или ты плачешь, потому что меня нет рядом? – Не дожидаясь моего ответа, он продолжил: – Я хотел быть рядом с тобой, но ты сама знаешь, сестренка, что я сейчас не в стране. Я вернусь в самое ближайшее время, обещаю тебе. Не нужно чувствовать себя одинокой. Я всегда с тобой. Не успеешь моргнуть, как я вскоре вернусь и буду рядом.
– Братик… я просто скучаю… – заикаясь от слез, произнесла я. – Но со мной все в порядке.
Это стало последней каплей. Я плакала из-за всего, что навалилось на меня в последнее время.
Я плакала, потому что была одинока, даже находясь среди людей. Потому что осталась сиротой, без отца и матери. Потому что двум незнакомцам пришлось спасать меня. Потому что на меня напали, а я даже не знала, кто это был. Я плакала из-за всей этой боли внутри, сокрушалась от лавины чувств, которые накрыли меня с головой.
– Сестричка, что бы ни случилось, не плачь, ты же понимаешь нашу ситуацию, – с грустью в голосе произнес Ясин.
Я понимала и оттого ненавидела.
– Думаешь, я бы колебался хоть секунду, будь у меня возможность приехать?
Конечно, я не сомневалась, что брат не оставил бы меня одну, но слезы все равно текли по моим щекам. Я вытерла мокрые дорожки рукой, шмыгнув носом.
– Я скучаю по тебе. Поэтому плачу.
– Не пытайся меня обмануть, – предостерегающе произнес Ясин в трубку. – Если что-то случилось, скажи мне об этом прямо. Не думай, что это меня расстроит. Я знаю, тебе одиноко. И ты втайне злишься за то, что я не рядом с тобой… И ты имеешь на это право… – Он сделал паузу. – Те люди, которые сейчас с тобой, мне как братья. Они несут ответственность за тебя до тех пор, пока я не приеду. Просто дай мне пару дней, договорились? Совсем скоро мы увидимся.
Он говорил в спешке. За это я ненавидела его работу.
Я судорожно вздохнула и вытерла слезы. Однако они тут же полились снова. Одиночество казалось мне глубокой ямой, а я была на самом дне, слишком далеко от тех, кто мог мне помочь. Казалось, что все меня бросили.
Я промолчала. Ясин продолжил говорить, но я его не слушала. Мои эмоции вырвались наружу. Я закрыла лицо руками и, все еще придерживая телефон, рыдала навзрыд. Звук моих всхлипываний перекрывал все, что говорил брат. Последствия последних событий отдавались в каждой клеточке моего тела. Могут ли слезы провоцировать новые приступы рыданий? Я словно погружалась на дно болота.
Внезапно кто-то взял телефон из моей руки. Каран, передав его Омеру, присел на краешек кровати и заглянул мне в глаза. Он видел слезы, которые оставляли мокрые дорожки на моих щеках, и его взгляд был полон печали. Глядя на него, я постаралась успокоиться и с остервенением вытерла лицо. Меньше всего хотелось, чтобы меня жалели.
Омер старался успокоить моего брата по телефону, и я понимала, как сильно он волновался, пытаясь утихомирить Ясина.
– Ясин, хорошо, я же говорю, как только ей станет лучше, я тебе позвоню. Да, говори. Я же сказал «хорошо». Ладно, договорились.
Каран нерешительно взглянул на меня и тихо спросил:
– Ты как, в порядке?
На тумбочке стояла коробка с салфетками; он вытащил одну и протянул мне.
– Спас… – хотела произнести я, взяв салфетку, но в горле пересохло, и я не смогла закончить предложение.
Каран, глядя на меня с пониманием, протянул бутылку с водой. Моя рука предательски дрожала, и он, заметив это, осторожно коснулся моей ладони. Я могла бы сказать ему, что справлюсь сама, но сил больше не осталось. Он поднес бутылку ближе к моим губам, а другой рукой придержал меня за подбородок, чтобы я смогла сделать глоток. Я уже начинала привыкать к его заботе. В горле стало легче, и теперь мне удалось заговорить.
– Спасибо, – промямлила я.
Он отложил бутылку в сторону и встал, оглядывая меня с беспокойством. Я не нашлась что сказать. Мне было плохо, а лгать я не хотела.
Даже если бы ты соврала, что ты в порядке, он бы не поверил тебе, Ляль.
Омер, стоящий рядом с Караном, все еще держал телефон в руке и тоже наблюдал за мной. Они, наверное, недоумевали, что случилось за время их отсутствия и почему мое настроение вдруг так переменилось. Кроме того, я без разрешения взяла чужой телефон и ответила на звонок. Сейчас мне было стыдно. Обычно я не трогаю чужие вещи без спроса. Мне нужно было что-то сказать в свое оправдание.
Откашлявшись, я произнесла, словно провинившийся ребенок:
– Простите.
И смущенно отвела глаза.
– За что? – спросил Каран.
Он говорил очень спокойно, и мне не удавалось уловить ни единой эмоции в его голосе. Все еще не смотря в его сторону, я ответила:
– За то, что без спросу взяла телефон и ответила на звонок, который предназначался не мне.
Но он проигнорировал мое оправдание, повторив ранее заданный вопрос:
– С тобой все в порядке?
Это не было просто актом вежливости, я это чувствовала. Ему действительно было не все равно, и он интересовался не просто для того, чтобы заполнить молчание. Мне хотелось быть с ним честной.
– Я не знаю, – дрогнувшим голосом ответила я.
– Ты так расстроилась из-за Ясина? Он тебе что-то сказал? – мягко спросил Омер.
То, что сейчас Омер и Каран были со мной, не могло меня не радовать. Да, мне было плохо. Но несмотря на это, рядом со мной был кто-то, кто мог мне помочь. Людям свойственно желать, чтобы о них заботились. Ну или, по крайней мере, чтобы им сказали «будь здорова», если вдруг они чихнут. Слава Аллаху, я еще не дошла до такой стадии отчаяния.
– Наверное, все навалилось в один момент. Я не хотела, чтобы вы видели меня такой, – ответила я, хлюпая носом. – Когда я услышала голос брата, то не смогла сдержаться, эмоции нахлынули.
Омер понимающе произнес:
– Сейчас нет ничего важнее твоего самочувствия. Так что если тебе хочется плакать, то плачь. Ты столкнулась с тяжелой ситуацией. Никто не будет тебя за это порицать. Не волнуйся.
А хоть что-то в этой жизни далось мне не тяжело? Я не была неблагодарной, но никто не знал, что я пережила за последние месяцы. Я была так измотана, что чувствовала себя пятидесятилетней женщиной.
Я не успела ответить Омеру, как Каран произнес:
– Мы будем за дверью.
Я перевела на него взгляд.
– Как только тебе будет лучше, позови, и мы придем, – произнес он низким спокойным голосом.
