– Читала его показания. Нет никакой конкретики. Пригласите его сюда. Надо поговорить.
– Завтра?
– Лучше – сегодня.
Иван кивнул, достал мобильный телефон и вышел в коридор. Оттуда его голос загудел, как ветер в трубе.
В ожидании Стерхова вернулась к протоколу осмотра.
«Пустые бутылки из-под виски на столе».
Выпили? Подрались? Но следов борьбы практически нет – только царапины на косяке… Да, еще разбитая керосиновая лампа. Надо бы сказать Ромашову проверить волос с перекладины. Может, ДНК что-то даст.
Вернувшись в кабинет, Астафьев сообщил:
– Сизов будет в три.
– Смотрю, у вас мобильник работает. А я не могу позвонить матери. – Пожаловалась Анна.
– Все зависит от оператора и от того, где вы находитесь. Здесь и в доме у бабушки связи не ждите. Звоните по городскому или отправляйтесь в поселковую библиотеку, там связь от любого провайдера работает. А когда пролетает спутник, есть интернет.
Анна встала, и подошла к окну. За стеклом кружила поземка, стирая без того неясную границу между землей и небом.
– Сизов и пилот были на месте преступления первыми. В их показаниях, как под копирку, записано: «Заглянули в избушку, увидели кровь, полетели обратно в Северск вызывать полицию». Слишком обыденно для людей, которые обнаружили пустую избу, залитую кровью.
– Насчет пилота не скажу, а Сизов – кержак, бывалый охотник. Всякое повидал. – Сказал Иван.
Стерхова подошла к карте района, провела пальцем линию от зимовья к месту, где нашли тело Визгора.
– Полтора километра. Два часа ходу по заснеженному лесу.
– Снег стоял неглубокий. Идти можно.
– Но Визгор был ранен, передвигался не быстро. – Анна представила истекающего кровью человека, бегущего сквозь тайгу. Потом выстрел в спину, снег, и только вороны, стерегущие мертвеца. Она повернулась к Ивану. – Надо спросить Сизова, про следы. Уж он-то их точно видел.
– Ну, да, – без особой уверенности в голосе подтвердил Астафьев. – Пока не начался снегопад и не затоптали, мог их заметить.
Стерхова записала в блокнот: «Спросить Сизова: видел ли следы, ведущие от избушки в лес». И подчеркнула жирной чертой.
– Послушайте… – Анна подняла взгляд на Астафьева. – Откуда взялось название: Совиная Плаха? Что оно означает?
– Спросите у Сизова. Возможно, он знает.
Глава 8
Кого медведь драл, тот пня боится
До трех часов Анна Стерхова изучала следственные материалы. Потом разложила перед собой фотографии трех найденных безголовых: отрезанные головы с искаженными лицами, тела, как поломанные манекены.
К ней подошел Астафьев и, взглянув на фотографии, повел головой.
– Понятно, убили. Но зачем резать головы? Не пойму.
– Что-то вроде манифеста. – Задумчиво рассудила Стерхова. – Как и то, что из вещей ничего не забрали, даже оружие. Тут надо разбираться.
– И, кстати, ружей в избушке было всего четыре.
– Что с пятым? – она тревожно вскинула голову.
– Сначала решили, что его забрал Холофидин. Убил, схватил свое ружье и бросился догонять Визгора – все-таки свидетель. Но потом ружье нашли в снегу, к востоку от избушки.
Стерхова достала из дела фотографию с телом Визгора.
– Странно. Столько ножевых ранений у четырех человек, а следов борьбы в избе не нашли. Их будто врасплох застали.
– Предположим, ночью в избу проникли несколько человек… – Астафьев подключился к ее рассуждениям.
– И давай всех резать? – Стерхова покачала головой. – Нет. Не думаю. Москвичи наверняка запирались на ночь. На фотографиях есть дверная щеколда.
– А если мужики перепились? На столе стояли пустые бутылки из-под виски. Уснули мертвецким сном, а ночью кто-то взломал дверь.
– Очевидных следов взлома нет.
– Зато неочевидных полно.
– Чувствую, что не в этом дело. – Сказала Анна.
– Тогда убийцей может быть Холофидин. – предположил Астафьев.
– С одним-двумя он бы справился. С четырьмя – вряд ли. Не забывайте, Холофидин не охотник и не спецназовец, а московский мажор. Хотя… – она на мгновенье задумалась. – И эту версию отметать нельзя. Будем разбираться.
– Ну-ну… – многозначительно обронил Астафьев.
– В чем дело? – напряглась Анна. – Что вы имеете в виду?
– Ничего. – Иван не смотрел ей в глаза, как будто за себя не ручался. – Пойду покурю.
– Подождите. Сначала скажите, где вещдоки по делу безголовых.
– У нас в подвале.
– Завтра попрошу поднять их в наш кабинет.
– Есть поднять в кабинет. Я могу идти?
– Идите. – Ответила Стерхова и углубилась в показания Сизова.
Перечитав несколько раз, записала в блокнот план допроса:
«Первое: выявить противоречия в показаниях Сизова и данных следствия. Второе: уточнить роль Холофидина и возможные мотивы убийства. Третье: обнаружить упущенные улики. Четвертое: понять, мог ли Сизов случайно или намеренно скрыть информацию.»
Она поставила точку, когда в дверной проем заглянул Астафьев:
– Тут Егор Иванович пришел. Можно впустить?
– Сизов? – она кивнула: – Впускайте.
В кабинет вошел невысокий жилистый человек и основательно сел на стул.
Стерхова представилась:
– Меня зовут Анна Сергеевна. Я – следователь, веду дело о гибели москвичей.
– Это мы знаем. – Степенно кивнул Сизов.
Он сидел, как узловатое дерево, корнями вросшее в стул: собранный, сухой, с обветренным лицом. На вид ему было за пятьдесят. Волосы, густые и черные, без намека на седину, тяжелыми прядями падали на воротник потрепанной куртки. Усы – два штриха над узкими губами – подчеркивали строгость взгляда. Руки, покрытые шрамами от капканов и морозов, неподвижно лежали на коленях. От Сизова веяло дымом костров и смолой, как будто сама тайга явилась вместе с ним на допрос.
– У меня есть несколько вопросов для уточнения ваших показаний, – сказала Анна.
– Про безголовых? – Он пристально и открыто посмотрел ей в глаза. – Все, что знал, рассказал два года назад.
– И, все же, нам придется вернуться к обстоятельствам этого дела.
– Если надо, спрашивайте.
Стерхова заглянула в блокнот и задала свой первый вопрос:
– Кто отправил вас сопроводить москвичей на зимовье?
– Шевердов, наш глава.
– Почему именно вас, а не кого-то другого?
– Спросите у него.
– Вы знали кого-нибудь из этих пятерых до того, как они приехали в Северск?
– Откуда?! Они-то вон где – в Москве. А мы-то здесь, в Северске.
– То есть вы их не знали. – Анна что-то пометила в блокноте. – Когда встретились с ними впервые?
– Перед вылетом, в вертолете. – Сказал Сизов.
– Помните свои впечатления?
– Как не помнить… Подумал, что приехало дурачье.
– С чего так решили?
– Так видно же – кроме гонора ничего, одна видимость. Таким в тайге делать нечего. Охотнику что нужно? – Сизов загибал пальцы. – Ружье, патроны, пила, топор, пешня, капканы, одежда, постель, соль, сухари, керосин и припас. А эти привезли с собой какое-то барахло.
– Сказали об этом Шевердову?
– Зачем? – он с достоинством повел головой. – Дело не мое. Хотят, пусть летят.
Стерхова замолчала, на мгновенье задумалась и потом спросила:
– Кто предложил забросить группу на это зимовье. Кто его выбрал?
– С мужиками решили, что лучше им лететь на Совиную Плаху. В избе покудова можно жить. В других – совсем худо. Разруха. Опять же, до Северска недалеко.
– Что за мужики? – уточнила Стерхова.
– Из охотничье-промыслового хозяйства.
– Надо же… – она улыбнулась. – Такое еще существует?
– Одно название. Помощи охотникам никакой. Каждый сам по себе.
Стерхова вернулась к начатой теме.
– Значит, вылетели вы на вертолете, добрались до зимовья. Сколько времени провели с москвичами в Совиной Плахе?
– С час, не больше. Пилот торопился в рейс на Красноярск. Да и москвичи были сами с усами.
– В каком состоянии обнаружили избу?
– В обычном. Дрова, слава богу были. Какой-то вурдалак все припасы сожрал, но это – ничего. У них провизии хватило бы на месяц.
– О каких припасах вы говорите? – заинтересовалась Анна.
– Охотник не уйдет с зимовья, не оставив соли, сахара, заварки и какой-нибудь крупы. Если в идеале: мешок сухарей, подвешенный к потолку, да ящик с остатками патронов. У избушки, в земле – канистра с керосином, на крыше – пила, топоры, гвозди, всякое охотничье снаряжение. Жизнь у охотника тяжелая. Друг-друга надо выручать.
– Стало быть, в тот раз в избе ничего не оставили?
– Говорю, чужак какой-то там побывал.
– Вы сами до этого, когда в Совиную Плаху заглядывали?
– Года три не был, может – четыре. В другой стороне охотился, на других местах зимовал.
