– Это колония для приговоренных к пожизненному заключению. Одно из самых мрачных и неприятных мест на земле, — начинает программу диктор. На экране показывают страшных заключенных за решеткой. – Здесь строжайшая дисциплина. Никто не улыбается и не шутит. Обитатели колонии знают – отсюда им уже не выбраться…
Не сразу слышу, что Костя меня зовет.
– Ну чего? – спрашиваю, ни в коем случае не отвлекаясь.
– Что за ерунду ты врубила? Немедленно переключи на что-нибудь нормальное, – слышу, как он поднимается и закидывает нож с доской в раковину.
– Это не ерунда… это нормальное…
– Ни-ка, – сквозь зубы рычит.
Включает воду, видимо, чтобы помыть руки.
– Ну что тебе не нравится? – повернувшись, смотрю на него через всю комнату. – Это мой любимый выпуск «Криминальной России». Про душегуба… Не мешай, пожалуйста! Займись своими делами!
– Ты нормальная? – интересуется он.
– Я. Смотрю. Не мешай.
– Но недавно здесь появился арестант, имя которого даже у старых уголовников вызывает отвращение… – нагнетает выпуск.
Прищурившись, жду продолжения. У меня в душе все тоже сворачивается от отвращения и…
– Костя!.. Константин Олегович!
Поднимаю глаза и склоняюсь набок, чтобы видеть экран, но кое-кто слишком много ест и очень широкий.
– Дай посмотреть!
– Выключи, – робот Мороз нависает надо мной, пытаясь отобрать пульт.
– Нет, – прячу его за спину.
Между нами завязывается борьба, все больше напоминающая прелюдию. В какой-то момент мне даже начинает это нравиться, поэтому я сопротивляюсь еще активнее.
Альберт что-то тявкает, рычит.
Сто процентов: смотримся мы под «Криминальную Россию» эпично.
Ту-ту, ту-ту, ту-ту… тынц-тынц-тынц-ты-ынц…
Снова музыка.
Яростно сдуваю волосы, упавшие на лицо, и, придавив пульт пятой точкой, упираю ладони в каменную грудь. Пытаюсь сдвинуть большого Костю с места.
В нос проникает мужской запах… Достаточно недешевая, кстати, туалетная вода и что-то смутное… Из вчера. Наверное, вкус его поцелуя.
– Я все равно выключу, Скальпель, – хрипит он, заводя руки под мои ягодицы, сжимая их и резко приподнимая.
– Ох! – вырывается из меня непроизвольно.
Пальцы тоже инстинктивно сдавливают твердые плечи и ныряют в жесткие волосы на затылке. Костя тут же забывает о пульте и еще раз тискает мою задницу. Уже не по делу, будем честны.
– Как ты меня назвал? – шумно дышу.
– Скальпель… – тихо повторяет.
Есть ощущение, что сдается.
Он резко падает на диван, забирая меня с собой и устраивая на своих бедрах. Тесно обняв их ногами, понимаю, что вчера сидела точно так же и на мне было гораздо меньше одежды.
– Ира выжила лишь чудом, насильник посчитал ее мертвой… – доносится из телевизора.
Альберт возмущенно орет.
– Пиздец, – вздыхает Костя и смотрит на птицу. – Сам в шоке…
– Ты что, с ним разговариваешь?
– Бывает.
– И кто из нас ненормальный?.. – улыбаюсь.
Он выглядывает из-за меня, чтобы посмотреть на экран, и снова округляет глаза.
– А мне нравится, – оправдываюсь. – Нервишки щекочет…
Я близко-близко разглядываю суровые черты лица и пропускаю момент, когда Костя тянется, чтобы меня поцеловать. Сразу делает это по-взрослому.
Я испуганно отдаляюсь. Облизываю нижнюю губу.
– Ты не подумай, – шепчу виновато. – Я не с каждым так… Как вчера…
– Я об этом не думал, Ника.
– Ты мне понравился, – грустно произношу.
Он улыбается. Совсем чуть-чуть. Тоже по-взрослому.
– Не беспокойся, – успокаивает. – Ты мне тоже.
– Ну это я как раз могу понять…
– А то, что я тебе нравлюсь, не можешь? – бурчит он, все еще разминая мои ягодицы.
– С этим сложнее… – честно отвечаю.
Мне хочется поцеловать его самой, поэтому привстаю. Приближаюсь… В первый раз со мной такое.
В дверь неожиданно стучат. Алик недовольно икает.
«Криминальная Россия» делает свое дело, и я сразу представляю душегуба на крыльце Костиного дома. Вжимаюсь от испуга в сильное тело, но длится это недолго, потому что мы слышим женский воркующий голос:
– Константин Олегович, это Нина, ваша соседка. Я вам пирога своего принесла… Откройте.
– «Пирога своего принесла»? – возмущенно переспрашиваю.
Мэр с сожалением вздыхает.
– Выключи эту хрень. Пожалуйста, Ника, – просит и, аккуратно пересадив меня на диван, поднимается.
Глава 11. Нам в баню с соседками нельзя. У нас акрофобия.
Я послушно вырубаю телик и, пока Константин «Горячие губы» Олегович Мороз следует к двери, вопросительно киваю Алику:
«Что еще за соседка Нина, пернатый? Колись давай!»
Альберт выказывает свое недовольство по поводу нахлобученного на его голову колпака, но, сжалившись, философски смотрит на меня ярко-желтыми пятаками.
«Я бы на твоем месте по ее поводу не переживал!»
«Я и не переживаю. Больно надо!»
Фыркнув, легко и красиво взбиваю копну своих роскошных волос и сажусь на диван по-турецки, так как ступни обдает морозным воздухом, залетевшим с улицы.
– Ой, Константин Олегович. Какой вы жестокий человек!.. – слышу заливистый смех. С таким придыханием, будто мэрской жестокостью соседка бы сейчас с удовольствием отравилась. – Вы меня там заморозить решили? Или я вам помешала? Признавайтесь.
– Простите меня, Нина, – довольно сухо отвечает Костя, зарабатывая пару баллов в свою копилку от Ники Солнцевой. – Проходите, только если не боитесь заразиться. Я что-то приболел…
А нет… Показалось! Мысленно отбираю у него копилку.
Альберт вместо немой поддержки отворачивается к стене.
– О, а у вас гости?.. – отчетливо слышится разочарование.
Я с облегчением рассматриваю блондинку.
Она не худая и не толстая. Нормальная. А вот грудь большая, мясистая и будто отдельной жизнью живет: волнуется, покачивается, как подтаявший холодец, который я терпеть не могу. На лицо, признаться честно, симпатичная. Правда, над губой у Нины мушка, будто бы специально выделенная черным карандашом. Это выглядит забавно.
Вырез на платье тоже интересный – все больше и больше съезжает вниз, оголяя чуть подуставшие бидоны.
– Я… Ника. Медсестра, – мило улыбаюсь. – Ставлю вот… нашему Константину Олеговичу уколы.
Взгляд соседки задерживается на моем лице чуть дольше, чем позволяют правила приличия. Я даже вижу в нем легкую женскую зависть.
Да-да, моя курочка, я видела задницу вашего мэра. Даже пощупала! И мне не нужно для этого оголяться до пупка. Хотя… Вспомнив вчерашнюю ночь, краснею.
– А зачем вам медсестра, Константин Олегович? – по-хозяйски проходит на кухню Нина. – Сказали бы мне. Я уколы тоже хорошо ставить умею, никто еще не жаловался.
– Вы ведь ветеринар, Нина, – откашливается Мороз, пряча руки в карманах джинсов.
– Никто не жаловался… – шепчу, едва сдерживая смех.
Костя предупреждающе смотрит на меня. Шутка напрашивается сама собой, но в серьезном мэрском взгляде столько закаленной стали, что я, прикусив губу, отворачиваюсь.
Больно надо.
– Или в баньку бы сходили, попарились. У меня и веничек есть… Можжевеловый. Всю хворь сразу как рукой снимает.
– А ему нельзя в баню… – сообщаю, положив ладони на колени и разведя их в стороны так, чтобы они коснулись дивана.
Растяжка у меня что надо, йогу три раза в неделю с шестнадцати лет посещаю. Разминаю шею и выгибаюсь, принимая асану.
– Это еще почему? – спрашивает Нина недовольно. – Баня – для всех хорошо. Глупость какая-то…
– А у Константина Олеговича акрофобия, – замечаю с закрытыми глазами. – Очень неприятная вещь, скажу я вам.
– Фобия? – не унимается соседка. – Жары, что ли, боится?
– Хуже, – оборачиваюсь.
Костя награждает меня фирменным, ироничным взглядом. Акрофобия – боязнь холмистой местности. А у Нины такие… мм… холмы…
Все он понял…
– Ой, а дом-то как украсили, Константин Олегович! – хлопает в ладоши Нина, крутясь по сторонам. – Даже чучело свое принарядили…
Альберт медленно поворачивает голову и выпучивает глаза.
«Сама ты чучело!» – рычит.
– Ой, мамочки! Он живой, что ли?
Тут же, не дожидаясь ответа, Нина хватает пакет и начинает один за другим выкладывать на стол свои кулинарные шедевры.
– Вы уж сильно-то не оценивайте, Константин Олегович. Я быстро тесто сообразила. Девка я хозяйственная, руки откуда надо растут. Вот пирог с капусткой и яйцом, вот с рыбой. Минтай с горбушей пятьдесят на пятьдесят, – добавляет скромно. – С мясом и ливером. И с сухофруктами…
Скатерть-самобранка какая-то. Куда столько?
Она думает, он алабай?..
– Спасибо, конечно, Нина, – вежливо благодарит Мороз. – Но не стоило так утруждаться. Это очень много, мне столько за все праздники не съесть.
