– Это… – она икнула. – Это и вправду… барсук.
Все посмотрели на неё.
– Но и барсука я не убивала!
– А отца? – вкрадчиво поинтересовалась репортёрша.
– И отца не убивала! Это какая-то ошибка! Эта женщина… она что-то придумала!
– Я видела, – Галина-Эсмеральда вышла из обморока, чтобы подойти к краю ямы. С нею и Тополев подошёл, чтобы сказать с немалым удивлением:
– Действительно, барсук… какой-то он… странный.
И все снова посмотрели на барсука.
Пожалуй, действительно странный. Таких огромных барсуков Иван и в Пресветлом лесу не встречал. Этот, если на задние лапы встанет, с человека размером будет.
– Саблезубый, – сказал кто-то из полицейских. – Я на вашем канале смотрел! Передача про вымерших животных, которые на самом деле не вымерли, а ушли в заповедные леса, чтобы там жить, ну, вдали от человечьего глаза.
– И умереть под рукой эльфийской принцессы, – спохватилась репортёрша.
– Да не умер он под моей рукой! – рявкнула Маруся раздражённо.
– Кто ж признается то… – с укоризной произнесла репортёрша.
– Позволите? – Калегорм приблизился к могиле и, присев на корточки, коснулся земли. Прислушался. Кивнул. – Этот барсук умер дня два как. Его загрыз крупный хищник.
– Ещё более крупный? – нервно обернулся полковник Пантелеймонов, и подполковники приблизились к нему, желая сомкнуть ряды.
– Уверены?
– Вот, видите, рваные раны… – Калегорм ткнул куда-то в грязную шерсть. – Или вы хотите сказать, что их нанесла госпожа…
– Эльфийская принцесса загрызла саблезубого барсука, – чуть дрогнувшим, но все ещё профессиональным тоном продолжила репортаж девица.
И Иван восхитился её выдержкеи.
– А шарфик? Откуда у него шарфик? И цветочки… в лапках… посмотрите… – ожившая Галина-Эсмеральда указала дрожащею рукой на полузасохшие незабудки, которые зверь будто бы сжимал. – Это… это он… наставник…
– Ваш наставник был… барсуком? – репортёрша чудом, не иначе, но удерживала лицо.
– Нет, человеком…
– Оборотнем! – предположил кто-то из полицейских. – Я у вас тоже смотрел… ну, про тех, которые не истинные, а проклятые! И про рептилоидов тоже! Может, он рептилоид?
– Он барсук, – очень устало произнёс Калегорм.
– А в душе рептилоид…
– И духовный наставник, – посол явно не удержался. – Оборотни в момент смерти обычно принимают промежуточное обличье, сочетающее в себе черты как человеческой, так и животной ипостаси.
– А рептилоиды? – не удержался полицейский.
– А рептилоиды, они среди нас…
Прозвучало на редкость зловеще, и люди стали оглядываться друг на друга с очевидной опаской, будто подозревая, что тот, кто рядом, на самом деле не человек, но рептилоид.
– Я поняла! – взвизгнула Эсмеральда, которая Галина, – свершилось! Чудо свершилось! Наставник уверял, что тот, кто способен услышать глубинные вибрации земли и возвыситься на них к эфиру, для того в мире сущем не останется невозможного! Вот он и обратился в барсука! После смерти! Она… она его убила!
Рука указала на Марусю.
– Жестоко. Бесчеловечно…
– Загрызла? – уточнил Калегорм.
– Эльфийская принцесса загрызла отца, который после смерти превратился в барсука. Саблезубого, – голос репотрёрши всё-таки дрогнул. – Боюсь… даже для нашего канала это будет… несколько чересчур!
– Это его духовная ипостась! – возопила Эсмеральда.
Все кивнули, соглашаясь, что у каждого человека должна иметься своя духовная ипостась, так почему бы ей не быть в виде барсука? А что наружу полезла, так оно тоже бывает. Правда, на лицах полицейских читалась одна и та же мысль: как оказались они в этой, мягко говоря, странной ситуации и что, собственно говоря, делать дальше?
Вопрос был глобальным.
Можно сказать, историческим.
А потому все и молчали, переводя взгляды с барсука на Тополева, тоже растерянного, с Тополева – на барсука, всё так же тихо лежавшего в могиле. А с барсука – на Галину-Эсмеральду. И та, чувствуя нарастающее напряжение, занервничала.
– Я чувствую! – воскликнула она. – Чувствую, что он здесь! Рядом! Дух его…
– Барсука?! – репортёрша смахнула каплю пота со лба.
– Наставника! Он не ушёл! Он здесь… он с нами! Разве не ощущаете вы дуновения? Впрочем, обычные люди, непросветлившиеся, не способны…
Иван порадовался, что он не настолько просветлился, чтобы ощущать присутствие духа невинноубиенного барсука.
– Но мы были близки… духовно, – поспешил уточнить Галина-Эсмеральда, слегка краснея. – Исключительно духовно. Связь наставника и ученицы всегда крепка, она порой крепче кровных связей.
И наградила Марусю неприязненным взглядом.
– Именно она и позволяет мне слышать… да, да… слышать голос, который шепчет… но мне надо сосредоточиться… чтобы понять… он готов назвать имя убийцы. Да, я тоже готова! Я слушаю тебя! Сейчас я раскрою свои чакры и дух его войдёт в меня!
– Пошло звучит, – Бер склонил голову к плечу. – На месте духа я бы не стал… а то войди-выйди… какая-то совсем порнография получится.
Меж тем Галина-Эсмеральда бочком приблизилась к яме, простёрла над нею руки с растопыренными пальцами и возопила:
– Дух! К тебе взываю! Восстань же…
Барсук шелохнулся и открыл глаза.
– Восстань и укажи нам на своего убийцу! Я повелеваю! Именами…
Она запрокинула голову, неподвижным взглядом вперившись в небеса, где-то там, в вышине, а потому и не заметила, как попятились от могилы с мёртвым барсуком полицейские. Кто-то и к табельному потянулся. Меж тем барсук сел в могиле, поправил лапкой сползший шарфик и, неловко отряхнувшись выбрался.
– Снимай… снимай… – репортёрша побледнела, как полотно, но с места не сошла.
– Удивительный профессионализм, – отметил Сашка. – Надо будет переманить… а что? Какие кадры! Хороший репортёр – это тоже талант и редкий… пусть вон в мирных целях всякую фигню сочиняет.
– Итак, мы с вами видим невозможное! Невероятное! – с немалым энтузиазмом возопила репортёрша, нарушив мрачное очарование момента.
Эсмеральда открыла глаза.
– Как, повинуясь слову великолепной Эсмеральды…
Та икнула.
– …мертвый реликтово-саблезубый барсук-оборотень восстал…
Зверь и вправду оказался почти с человека ростом. С шерсти его сыпались комья сырой земли и листья.
– Иди… – Эсмеральда снова икнула, моргнула и осознала, что нападать барсук не спешит. А потому попыталась воспользоваться ситуацией. – Яви же нам убийцу!
Барсук кивнул, словно понял.
И повернулся к Ивану спиной, чтобы неспешно, вразвалку, направился туда, где стояли полицейские.
Бахнул выстрел.
Другой.
Кто-то завизжал, но большею частью люди быстро и молча ринулись в рассыпную. А вот Тополев остался. Барсук подошел к нему и протянул зажатые в лапке цветы…
И упал.
– Мирон, – сдавленный голос репортёрши нарушил тишину леса. – Если ты не снял, лучше сам в яму закопайся…
– Это… что было? – Маруся вцепилась в руку Ивана.
– Это? – он явно смутился, но ответил шёпотом: – Ты только не пугайся… бабушка… ну она иногда шутит. Просто у некромантов чувство юмора… очень своеобразное.
Бабушка, обмахиваясь пластиковым веером, подмигнула…
Вот тебе и почтенная дама…
Воспитание.
Приличия.
Как ему мышь в гостиную запускать, так нехорошо. А как ей восставшим барсуком пугать народ, выходит, можно? Хотя… глядя на бледного, пытающегося забраться на сосну, Пантелеймонова, Иван с трудом сдержал улыбку.
Пожалуй, оно того стоило…
Глава 13. В которой рассказывается про чиновников, богатырей и сублокальные аномалии
Какие фантазии я хотел бы воплотить в постели? Поспать часов 8 кряду.
О сложной жизни взрослых людей
В здании городской администрации Конюхова было тихо и прохладно. Свежий ветерок, пробиваясь из щелей кондиционера, окутывал помещение, слегка тревожа ровные кудельки волос госпожи Нахимовой, что восседала во главе стола. Зал для совещаний был велик, но и кондиционеры поставили в кои-то веки приличные.
– Итак, – сказала госпожа Нахимова, отрывая взгляд от бумаг и обводя им собравшихся. – Я хочу знать, чья это была идиотская инициатива? Какой, на хрен, послезавтра фестиваль?
– Национальной песни и пляски, – отозвался Пётр Игнатович, второй зам, втягивая голову в плечи. – Поступили… запросы от населения…
– Куда?
– Туда, – первый зам попытался ослабить узел галстука и ткнул пальцем в потолок. – Похоже, просто совпало так… у них вон бюджет неизрасходованный… наверняка, списать надо. Может, ревизия внутренняя или ещё напасть какая, не приведи Боже.
Он и перекрестился от избытка эмоций.
Все задумались.
Мысли о внутренней ревизии и проверках заставляли остро ощутить собственную беззащитность и в целом портили и без того не слишком хорошее настроение.
– Ладно, – произнесла госпожа Нахимова. – Если ревизия… проведём. Что делается?
– Так это… сцены возводим. Там обещали прислать музыку, звукорежиссёра и прочую ерунду. Плакаты печатаем, макеты скинули.
– Скоро они…
Что-то во всём этом происходящем госпоже Нахимовой категорически не нравилось. И недовольство то и дело проскальзывало в и без того резких чертах её лица.
– Так… может, где в другом месте готовили? А там не задалось. С другой стороны, деньги уже поступили.
Это было подозрительнее всего.
Хотя… если там ревизия… небось, всунут этот хренов фестиваль задним числом в список запланированных мероприятий и честно скажут, что так оно вот и было. Запланировано. А потому и финансирование из государственной казны выделено… и к ним-то никаких претензий.
А это местные власти не сумели распорядиться.
Не израсходовали бюджет.
Сны о неосвоенном бюджете порой снились Нахимовой, и тогда просыпалась она в холодном поту, с немеющими пальцами на ногах и мыслями об отставке. Вот, похоже, сны и сбываются.
И холодком по спине тянет.
