Вот тебе и непыльная работенка. Дорогу перекрыть. Машины заворачивать, которые на Подкозельск попрут.
– Спасибо.
– И что? – Пашка никак не мог уняться. – Тем более… эльфы – они же ж эти… как их… пацифисты… во! Я сам слышал! Да и не стал бы я насмерть… так, в ногу там… в руку б стрельнул, чтоб место свое знал…
– В башку себе стрельни, – посоветовал Евпатий и тоже поскрёбся. В стороне или нет, но и ему досталось. – Вернее будет. Эльфы… они хоть и пацифисты, но с фантазией.
Евпатий даже лоб промокнул.
– И чё?
– И ничё, Пашка… ничё… убери свою пукалку и радуйся, что жив-здоров и в естественной, так сказать, комплектации остался.
– Чё?
Тимуру подумалось, что Пашкина тупость начинает напрягать.
– Чё ничё не отвалилось у тебя из нужного. И не выросло из ненужного. А твоя игрушка его всё одно бы не достала.
– Да…
– Эльфы – пацифисты. А ещё их очень мало, – Евпатий ствол опустил. – Но вот ты не задумывался, как в этом нашем грёбаном мире, где всё через задницу, пацифисты не только живут по триста лет, но ещё и неплохо так, и никому в голову не приходит взять и завоевать их чудесный Пресветлый лес.
Пашка задумался.
Крепко.
Даже видно было, как под бритой кожей черепушки мысль ходит и на эту черепушку изнутри давит.
– Ну…
Евпатий же поманил Тимура в сторонку.
– Этот, конечно, идиот, но ты вроде ничего так, потому говорю, как есть. Валить надо.
– Куда? – с тоской спросил Тимур. – Домой нельзя.
Там ипотека.
И долг, который он ремонт квартиры взял у хозяина, ещё радуясь, что дают и без процентов. И вообще…
– Откуда, – поправил Евпатий. – Отсюда. Тополев звонил. Сказал, что мы уроды.
Сам он такой, но… кто это осмелится сказать и в глаза? То-то и оно.
– И что скоро подкрепление подъедет. Точнее те, кто пойдут на этот несчастный Подкозельск. Основная масса с другой стороны ударит. А мы, стало быть, тут будем. Вылавливать тех, кто сбежать захочет.
Твою же ж…
– А это, Тимурка, уже не мелкое хулиганство, как с дорогой, где нам если что бы и вменили, то не сказать, чтоб серьёзное. Это уже прямое нарушение уголовного. А пойдут Чёрные вепри, которые из Европы… полные отморозки. И Волки. И всех-то он выгреб. Это уже война.
Долг.
Ипотека.
Или жизнь… квартиру жаль, конечно. Да и в городе оставаться нельзя. Тополев не простит предательства. Но лучше живым и в другом, чем.
– Твою же ж… – уже вслух произнёс Тимур.
– Вот именно. Я чего… я за тобой приглядывал. Ты вроде не совсем отмороженный. Дружок у меня есть. Давно зовёт на Севера. Там работы хватает. Официальной, причём. И надбавки идут всякие. За вредность и прочее. Жильё вон выделяют, общаги, конечно, но есть и семейные, если вдруг кто потянет. Выходит неплохо так…
– А подвох?
– Условия. Работа вахтой. Вахты в тайге. Лес кругом. Зверье… и ни одной живой души.
Тимур огляделся и понял, что это его не пугает.
Лес.
Зверьё…
Нормальный лес, нормальное зверьё и ни одной живой души. Сказка, а не работа.
Глава 4. В которой происходит встреча со старыми знакомыми, а также обсуждаются важные планы государственного бытия
За каждым нервным тиком прячется своя увлекательная история.
Вывод, сделанный психиатром Н. после тридцати двух лет работы.
Князь Поржавский обвел собравшихся мрачным взглядом и произнес.
– Спешу сообщить…
– Пренеприятнейшее известие, – пробормотал глава императорской службы безопасности.
– Да не совсем чтобы пренеприятнейшее, – князь, право слово, и сам пребывал в некоторой растерянности. Впрочем, с учётом последних событий состояние это он полагал уже вполне привычным. А потому лишь тяжко вздохнул и поглядел на старого друга с укоризной.
– Нам предстоит организовать фестиваль.
– Какой? – уточнил Прохор.
– Какой-нибудь фестиваль.
– Ну… Организуем. Что уж тут. Вон, в столице… – Саволенко выдохнул с облегчением. Рано он это. Ой, рано. – Уже вовсю организуют… в поддержку властей. Этот… сельского хозяйства или чего у них там.
– Не в столице, – Поржавский решил задавить ростки нездорового оптимизма на корню. – В Конюхах. По инициативе снизу. И желательно в кратчайшие сроки.
– Фестиваль нужен в кратчайшие сроки или инициатива? – благоразумно уточнил Пахом.
– И то, и другое. Про инициативу снизу я уже распорядился. Будет. С фестивалем сложнее. И потому счёл возможным пригласить молодых, но очень… как это… креативных…
– О нет…
– Специалистов, с которыми некоторые из вас уже знакомы, – завершил фразу Поржавский.
И снова посмотрел.
Нынешнее собрание проходило в расширенном составе, а потому опасения приглашенные специалисты вызывали лишь у Саволенко. Да Пахом тихонечко произнёс:
– Мне до сих пор в кошмарах сняться яйца Чингисхана… суслячьи… особо эксклюзивной серии.
– Могу посоветовать хорошего психиатра, – встрепенулся министр образования. – И специалист отличный, и таблетки у него замечательные. Пьёшь и прям чувствуешь, как душа в гармонию приходит. И такое спокойствие…
Он лучезарно улыбнулся.
– …что даже перспектива новой реформы не трогает.
И вправду, видать, хороший специалист. Надо будет контактами разжиться.
– В общем… за последние пару часов группа рассмотрела возможные варианты и набросала примерный сценарий. А потому… прошу… русский… так сказать, креатив.
– Это вроде бунта? – уточнил министр сельского хозяйства.
– Хуже… – министр культуры заблаговременно прикрыл глаза ладонью. – Много хуже…
На сей раз мальчики были в одинаковых голубых пиджачках с очень узкими рукавами и белыми кружевными манжетами, из узких рукавов торчащими. А Василиса даже платье надела. Розовое. И тоже с кружевом. Правда, платье несколько дисгармонировало с лысой головой и конскою подковой, которую девица надела, то ли очень модным украшением, то ли сглаза опасалась.
Это она правильно.
Это разумно.
– Доброго дня, – сегодня Иннокентий выглядел ещё более бледным и не выспавшимся, чем в прошлый раз. Тонкая его шейка торчала по-над пышным кружевом воротника. Светлые волосы он разобрал на пробор, который зачем-то подрисовал фломастером.
Тоже от сглаза.
Не иначе.
– Рад… оказаться в столь высоком обществе.
И нервничал он куда больше. На министров поглядывал с откровенной опаской.
– Времени у нас мало, а потому перейду сразу к делу…
Все закивали, соглашаясь, что так оно лучше всего будет.
– Конюхи – это небольшой райцентр, который в прежние времена был широко известен так называемыми Конюховскими ярмарками. Проводились они на излёте лета, торговали там в основном местной продукцией, но в хронологию нам с вами попадать не обязательно. Как и в продукцию. Главное, сама идея!
И на экране возникла румяная могучего вида девица, во взгляде которой читалась мрачная готовность к подвигу. Лицо девицы было бело. На щеках горели два круглых пятна румянца.
– Возрождение! Восхождение к корням!
– А к корням восходят? – робко поинтересовался министр просвещения.
– Эти – восходят, – заверил его Прохор. – Они так возойдут, что всем мало не покажется.
– Василиса…
Василиса поднялась, вышла из-за стола и поклонилась до земли, явив при том не косу, но татушку на бритом затылке, что несколько испортило общее впечатление.
– Мы используем актуальную тенденцию с ростом интереса общества к историческим корням и всему, что связано с народом…
Камера от девицы отодвинулась, дав общий план, позволяя оценить и стати, и то, что в одной руке девица сжимает нечто длинное и желтое, а во второй – пачку соли.
– По старинной традиции хлебом и солью встретят Конюховцы гостей…
– А почему багет? – шёпотом поинтересовался министр сельского хозяйства.
– Понятия не имею. Может, это старинный русский багет, – предположил министр образования, сцепляя пальцы на груди. – В конце концов, мы так мало знаем о прошлом…
– …и вовлекут их…
– В состав преступной группы. Извините. Профдеформация, – повинился министр внутренних дел.
– В хоровод! В хоровод, как главный символ Конюховской ярмарки, что привольно раскинется на окрестных полях и лугах.
Она и руки развела.
А на слайде за спиной девицы появились те самые Конюховские луга, которые ещё не догадывались, что им предстоит. На лугах девицы, похожие друг на друга, что клоны, водили хоровод. В центре его в живописных позах застыли парни в красных то ли пиджаках, то ли всё-таки камзолах. Поржавский боролся с желанием протереть глаза и разглядеть получше.
– Народные товары! Ремесла. Изделия лучших мастеров… – продолжала Василиса. – Эксклюзивная бижутерия…
И подкову подняла.
Стало быть, сглаз тут не при чём.
Украшение.
Не то, чтобы удивляло… если б в золоте и с каменьями, то и собственная супруга Поржавского призадумалась бы. А вот внучки, те, пожалуй, как раз без золота предпочли бы.
Ну, хоть головы не бреют, уже хорошо.
– А главное – фестиваль народной песни! – завершила выступление Василиса.
– Мы… – подал голос Емельян. – Подумали и пришли к выводу, что название стоит дать тоже в народном стиле. Скажем… «Всероссийский фестиваль Ай-люли-люли».
