– А зачем?
– Секрет, – улыбаюсь я. – А воду можно из того кувшина?
– Ну бери, – пожимает плечами девушка, заинтересованно наблюдая за мной.
Я беру несколько салфеток, мимоходом удивляясь тому, какие они мягкие и прочные, складываю вместе, чтобы не порвались, а на них осторожно наливаю воды, совсем немного, буквально пару капель, чтобы увлажнить салфетки. А потом уже этой мокрой бумагой легко собираю все мелкие кусочки стекла. Аккуратно сворачиваю салфетки так, чтобы осколки остались внутри, и улыбаюсь девушке.
– Ну вот и все!
– Точно, – она вдруг улыбается мне в ответ. – Ты молодец, а я и не сообразила. Тогда можно сразу клинера звать, чтобы она пропылесосила. Щеткой тут уже нечего сметать. Клади салфетку на поднос, я сейчас все равно на кухню иду, там и выкину. Я, кстати, Аня.
– Очень приятно! А я Ника.
– И куда же ты так бежала, Ника?
– Ну… – Я задумываюсь над тем, что бы такое соврать, но в голову ничего не приходит, да и Аня выглядит довольно милой, поэтому я просто говорю правду. – Я хотела вниз спуститься в гостиную. Посмотреть на… на Диану Радонежскую.
– На мымру эту? – фыркает Аня. – Нафига?
– Ну, просто… – пожимаю я плечами. – Я ее раньше только на фотографиях видела, вот и стало интересно, как она по-настоящему выглядит.
– И как ты собираешься на нее смотреть? Кофе что ли ей принесешь? – Она с подозрением оглядывает мои пустые руки. – Тогда на кухню надо.
– Нет, я без кофе. Просто издалека хотела глянуть, и все. Думала, может, с лестницы будет видно, но нет.
– Ага, – кивает Аня. – Все так. Это лестница чисто для того, чтобы на кухню мотаться с подносами. Отсюда ничего не видно.
– А есть и другая лестница?
– Ну конечно. Главная. Не видела что ли? Но нам туда нельзя.
Интересно, почему нельзя?
– Понятно, – вздыхаю я. – Спасибо, что сказала.
Аня вдруг заговорщицки мне улыбается.
– На самом деле есть один способ. Если из дома выйдешь через наш вход, обойдешь с задней стороны и сбоку встанешь, там, где пышные кусты такие, то как раз рядом будут окна гостиной. Они огромные, в пол. Если встанешь за кустами, сильно не высовываясь, то сможешь полюбоваться этой мымрой, – на последнем слове губы у Ани неприятно искривляются.
– А почему она мымра? – аккуратно интересуюсь я.
– Потому что она мерзкая, – отрезает Аня и наклоняется за подносом. – Постоянно жалуется, что на стаканах и кружках наши жирные отпечатки пальцев. Типа мы руки не моем, представь? Да у нас такая чистота в доме, что оперировать можно! Знаешь, как нас Наташа гоняет? А еще Рузеля этой мымре однажды кофе принесла слишком горячий, ну она отпила, язык обожгла и так швырнула чашку обратно на поднос, что этот кофе прямо на Рузелю выплеснулся. И прикинь, эта тварь даже не извинилась!
– Терпеть не могу такое, – искренне говорю я.
– А придется, – вздыхает Аня. – Ну ладно, я пошла, приятно было познакомиться. А нет, стой! Думаю, что с тобой не так, а ты без формы!
– Какой формы? – теряюсь я.
– Рабочей, какой еще? Иди на склад, тебе выдадут. Так нельзя ходить: Наташа тебя увидит и из зарплаты вычтет.
– Аааа, ты вот про что! – я смеюсь и машу рукой. – Нет, мне не надо. Я тут не работаю. Я сегодня только приехала, я… родственница Алекса. То есть не Алекса, конечно, а Александра. Александра Марковича.
Глаза Ани широко распахиваются, в них плещется ужас.
– Простите, простите, пожалуйста, – лепечет она. – Я не знала. Я просто не ожидала, что вы тут… Эта лестница только для персонала, вы можете воспользоваться главной. Или лифтом. Если хотите, я могу вас проводить. Простите, пожалуйста, что я с вами столкнулась, я должна была сама все убрать. И я… я шутила, когда говорила про госпожу Радонежскую. Это все неправда! Извините меня еще раз!
– Аня, ты что? – перебиваю ее я, чувствуя себя ужасно. – Ты здесь не причем. Это я виновата. Я с тобой столкнулась, мне и убирать. Все честно. И говори мне ты, ладно?
– Что вы, – искусственно улыбается она, а в глазах все еще стоит страх. – Показать вам, где главная лестница? Или, может, лимонад или кофе вам принести?
– Ничего не надо, – с досадой отвечаю я. – Тебе помочь, может?
– Нет, нет, ни в коем случае! – пугается Аня, нелепо склоняет передо мной голову, разворачивается и спускается по лестнице вниз, на минус первый. Там, кажется, кухня, если я ничего не путаю.
Я закусываю губу, глядя ей вслед.
Обидно, а ведь мы так хорошо разговаривали! Я на время этого разговора даже почувствовала себя нормальным человеком, с которым улыбаются, шутят и делятся секретами.
Родственнице Кельнеров Аня бы точно не рассказала, как можно незаметно заглянуть в гостиную. Но раз мне так повезло этот совет получить… То я им, пожалуй, воспользуюсь.
Я иду по коридору. Не сразу, но нахожу служебный вход и прохожу через него. По дороге встречаю мужчину в перчатках и с лопатой – возможно, садовника? – который с любопытством на меня смотрит, но ничего не говорит. Выхожу из дома и в первую секунду наслаждаюсь прохладным свежим воздухом, но уже в следующее мгновение ежусь, обхватывая себя руками. Все-таки стоило накинуть куртку или кофту, на улице нежарко. Впрочем я ведь не надолго. Не должна замерзнуть.
Я быстрым шагом иду к задней части дома, а когда наконец дохожу до угла, то останавливаюсь, чтобы перевести дух. Дом длинный, и идти вдоль него оказалось достаточно долго. Я помню, что Аня говорила про оранжерею, оглядываюсь и замечаю стеклянное сооружение, очень похожее на теплицу. Видимо, это она!
Мне очень любопытно туда заглянуть, я вообще обожаю растения, но когда я дергаю дверь, она оказывается закрыта. Наверное, нужно к кому-нибудь обратиться, чтобы мне разрешили туда зайти.
Я решаю обязательно спросить об этом у садовника, когда снова его увижу, хотя не получается избавиться от мысли, что, возможно, мне там не будут рады, особенно, когда узнают, кто я. Как это сегодня получилось с Аней…
Со стороны оранжереи в доме и правда находится гостиная. Я сразу замечаю стеклянные окна в пол и даже вижу силуэты двоих человек. Но они слишком далеко. Чтобы как следует все разглядеть, надо подобраться поближе.
Возле дома растут пышные кусты – все как сказала Аня. Несмотря на раннюю весну, они покрыты плотными зелеными листьями, будто вообще их не сбрасывали на зиму. Они выглядят словно искусственные, но когда я, пригнувшись, подхожу поближе и осторожно трогаю их кончиками пальцев, понимаю, что листья настоящие.
Пробираюсь между кустами и подхожу почти вплотную к окнам. В просвет между ветками все видно хорошо, как будто бы я сама там стояла: белой кожаный диван, кресла, круглый стол посередине и картины на стенах. На диване сидит женщина. Очень красивая женщина. Если на фотографиях мог быть фотошоп, то тут уже никаких оправданий быть не может: как бы я к этому ни относилась, но Диана Радонежская – настоящая красавица.
У нее длинные светлые волосы идеального платинового оттенка, изящные скулы, гладкий лоб и пухлые, натурального вида губы. На ней алая шелковая блузка, туфли на шпильке и белые брюки, и выглядит она в этом на миллион.
В груди ворочается неприятное тоскливое чувство, и я не могу перестать сравнивать себя и ее. Я никто. Я не красавица и не бизнес-леди, а Диана и то, и другое. У нее есть статус, ум, внешность, она зарабатывает деньги сама, в конце концов. Вот такая женщина должна быть рядом с Алексом! Она в этом доме смотрится естественно, в отличие от меня.
Алекс, который до этого сидел в кресле, вдруг поднимается и встает за спиной Дианы. Его пальцы касаются ее шеи и, кажется, поглаживают, но при этом на лице у Алекса какое-то отсутствующее выражение.
– Мне это не нравится, – вдруг слышу я резкий женский голос. Сначала пугаюсь, потому что не понимаю, откуда он, но тут же замечаю приоткрытое окно и соображаю, что я слышу голос Дианы.
– Я не могу это изменить, Диан, – раздается в ответ знакомый низкий голос Алекса. – Тебе остается или смириться с этим, или…
– Нет! – Диана разворачивается к Алексу и хватает его за руку. – Я люблю тебя, понятно? Поэтому никаких «или».
– Тогда придется подождать, – его голос звучит непривычно мягко. – Мы не можем сейчас пожениться.
– Сколько ждать, Алекс? Год, два, десять лет? Я не молодею, милый. Если мы хотим завести ребенка…
– Диана, я не знаю. Есть некоторые обстоятельства, связанные с завещанием отца, которые я как раз пытаюсь решить. Так что не дави на меня. Ты же знаешь: я этого не люблю.
– А эти твои обстоятельства как-то связаны с девочкой, которую ты притащил к себе в дом? – вдруг совершенно другим, злым и неприятным тоном спрашивает Диана. – Она и правда твоя родственница или это просто такой способ скрыть от меня молодую любовницу?
– Откуда ты это знаешь? – резко, почти грубо спрашивает Алекс.
– Ну… Все говорят, – неуверенно отзывается Диана.
– Кто говорит? Диана, я не шучу. Я жду имена тех, от кого ты узнала эту информацию.
– Ты вечно все от меня скрываешь! – вскрикивает она. – Вот мне и приходится… Кто она, Алекс? Ты вообще собирался мне о ней сообщать?
– Она родственница отца, и я должен о ней позаботиться.
– Его дочь? И на какую долю наследства она претендует?
– Значит, моя мать тебе рассказала, – сухо констатирует Алекс. – Узнаю ее теории. Нет, Диана, эта девочка не дочь моего отца, а наша дальняя родственница. И нет, она не моя любовница, я сплю только с тобой. Может, ты уже начнешь верить мне, а не той чуши, которую несет моя мать?
Какое-то время ничего не слышно, потом вдруг раздается всхлипывание, нежный шепот «прости, прости, я просто очень тебя люблю», а потом Диана обхватывает шею Алекса своими руками и тянется за поцелуем.
И он… Он ее…
Я машинально наклоняюсь вперед, ветка под моей рукой резко хрустит, и я вздрагиваю, словно перепуганный заяц. Алекс быстро оборачивается в сторону окна, и хотя меня надежно укрывают кусты, я все равно почему-то уверена, что он меня видел.
Стараясь не шуметь и не обращая внимания на колючки на ветках, я продираюсь обратно к дорожке и со всех ног бегу к дому. И вдруг на полной скорости врезаюсь в какого-то человека.
– Ой…
– Осторожнее, Ника Андреевна, – раздается мужской голос. Смутно знакомый. – Зачем же так сильно бежать? Вы ведь могли упасть.
Я поднимаю взгляд и вижу молодого охранника, с которым я сегодня познакомилась, когда мы с Алексом приехали.
Как же его звали? Какое-то простое имя. Степан или Василий? А нет, Иван. Точно Иван.
И смотрит он на меня как-то так, что мне становится неловко.
Глава 7. Персонал
Иван все еще придерживает меня за талию, словно я могу упасть, и мне это доставляет дискомфорт. Я делаю шаг назад, и ему приходится меня отпустить.
Собираюсь улыбнуться и попрощаться, но Иван вдруг переводит взгляд на мои руки и хмурится.
– Ничего себе, как вы исцарапались! Где это так? Упали?
– Нет, кустами любовалась, – смущенно говорю я. – И случайно задела колючую ветку.
Ну не признаваться же, что я там сидела и подглядывала за Алексом?
– Обработать надо, – сообщает мне Иван, не сводя с меня взгляда. – Вызвать вам врача?
– Врача ради пары царапин? – смеюсь я.
– Вы зря смеетесь, – серьезно говорит он. – Может заражение начаться.
– Поверьте, я знаю случаи, когда стоит вызывать врача, – говорю я ему, и мой голос предательски вздрагивает, потому что я вспоминаю все те разы, когда дяде становилось плохо. – И пустяковые царапины точно не стоят того, чтобы кого-то беспокоить. Я их и сама могу обработать, это несложно. У меня правда перекиси нет.
– У нас на пункте охраны аптечка есть, – тут же предлагает Иван. – Там должно быть. Хотите, я принесу?
– Зачем вы будете лишний раз ходить? – удивляюсь я. – Я просто сама с вами дойду и возьму перекись.
Карие глаза немного темнеют, когда Иван на меня смотрит. Внимательно смотрит, и его взгляд неожиданно меня смущает.
Я откашливаюсь.
– Так мы идем?
– Конечно, Ника Андреевна.
– Ника, – напоминаю я.
– Ника, – соглашается он и снова смотрит на мои руки. – Вам не холодно? Я мог бы…
– Что? – без всякой задней мысли спрашиваю я.
– Свою куртку… дать вам…если хотите…
– Вашу куртку? – удивленно повторяю я.
– Слишком нагло с моей стороны, да? – усмехается он. – Простите. Я просто переживал, что вам холодно.
– Мне не холодно, – искренне говорю я. Кажется, адреналин все еще греет меня изнутри. – Но спасибо за беспокойство.
Мы доходим до пункта охраны, Иван заходит внутрь и выносит мне упаковку стерильных салфеток и перекись.
– Я могу помочь обработать ваши царапины, – предлагает он и обаятельно улыбается.
– Спасибо, я лучше сама.
– Я, между прочим, проходил курсы первой медицинской помощи.
– Буду знать, – весело сообщаю я, забирая у него медикаменты. – Что если мне понадобится искусственное дыхание, можно идти к вам!
Иван замирает.
