Марк рассмеялся.
– Оденься! Или ты так поедешь?
– Куда?
– Как – куда? В Индию.
– Ты чокнулся?
– Старый буржуй!
Марк снял дубленку, накинул Лоу на плечи и потащил брата в машину.
Из дома выбежала Мария:
– Марк! Что ты делаешь?
– Прости. Я верну его в целости и сохранности.
Лоу вырвался.
– Садись скорей! – закричал Марк. – Пока папа не хватился.
– Брось свои шутки!
– Да какие шутки.
Лоу попытался выхватить ключи. Марк спрятал руку за спину. Он так и горел решимостью, явно не испытывая и намека на сомнение.
На улицу выбежала мама Марии в махровом халате поверх ночной рубашки:
– Мальчики, идите в дом! Вы же себя угробите!
* * *
Потом они все сидели в кухне. Мама Марии приготовила какао, и они всерьез обсуждали возможность поездки в Индию. Мама Марии, учительница географии, объясняла, что там малярия, тигровые питоны и проказа. Поэтому лучше остаться дома. Когда Марк вышел в туалет, она сняла трубку и позвонила отцу Лоу:
– Они у нас.
Марк, услышавший через дверь предательский звонок, ворвался в кухню и потребовал, чтобы Лоу решил, на чьей он стороне.
– Выбирай! Я и один поеду!
– Но послушай, Марк, такие вещи впопыхах не делаются. Это же…
– Твои вещи уже в багажнике.
Он выскочил из дома, не дожидаясь ответа. Лоу стоял в кухне словно парализованный. Мария выбежала на улицу и попыталась образумить Марка. Тот выхватил из багажника дорожную сумку Лоу и швырнул на тротуар. Мария вернулась и сказала:
– Поговори с ним. Только не ругай.
Лоу вышел на улицу. Они тихо поговорили. Затем Лоу вернулся и оделся.
– Прости, Мария.
Та ничего не поняла.
– Я не могу его бросить, – пояснил Лоу.
– А как же я?
Когда на углу показался отец, Марк и Лоу садились в машину. Мать Марии кричала. Мария выскочила из дома в наспех наброшенной куртке и прыгнула в «мерседес», пока мать не успела удержать ее.
– Езжай! – закричала Мария, ошарашенная собственной смелостью.
Марк нажал на газ. Машина, взвизгнув шинами, пронеслась мимо отца, который, словно помешанный, выскочил на мостовую и что-то кричал, но они уже ничего не слышали.
* * *
Никто не думал, что они и правда поедут в Индию. Во всяком случае, Лоу и Мария так не думали. И только Марк был исполнен решимости, как человек, которому нечего терять. Лоу порылся в дорожной сумке, лежавшей у него на коленях, – Марк все собрал: одежду, несессер, паспорт, который он взял, чтобы пересечь границу ГДР… и пластинки. Не хватало только проигрывателя.
Марк вел машину на юг, без всякой цели, просто чтобы увеличить расстояние между ними и отцом. И по пути определиться, чего же они хотят. Мария сомневалась, что она действительно нужна Лоу. А Лоу спрашивал себя, не поехала ли Мария с ними лишь потому, что боялась остаться одна. Он вспомнил, будто фильм о чужой жизни, как летом они слушали «Она покидает дом»[19 - She’s Leaving Home – песня Дж. Леннона и П. Маккартни с пластинки «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера».]. Не подозревая, что за одну ночь станут героями этого фильма. Потом они спорили, в какую сторону ехать, не вернуться ли, и Марк скрутил косяк, который передавали по кругу. Когда рассвело, они остановились у бензоколонки, чтобы заправить машину, а сами стояли рядом и выдыхали облачка пара в морозный воздух. И Лоу внезапно охватило чувство счастья. Словно они были единственными цветными людьми в черно-белом кино. Немногочисленные в это время путешественники, закутанные в пальто, выглядели оглушенными рутиной зимнего утра и послерождественским похмельем, безрадостными и словно одеревенелыми. Лоу понял, какой уникальный шанс им выпал. Когда они отправились дальше, машину вел Лоу, и они запели «Мечтая о Калифорнии»[20 - California Dreamin’ (1965) – песня американской группы Mamas and Papas.]. А капелла, в три голоса, а Марк отбивал такт на приборной панели. Тогда они еще ничего не поняли, но спустя время Лоу думал, что тем утром они из городских детей превратились в хиппи, из сторонних наблюдателей – в адептов движения. Поток захватил и понес их.
Turn on, tune in, drop out[21 - «Включись, проникнись, выключись» – фраза идейного лидера контркультуры 1960-х Тимоти Лири, ставшая девизом хиппи.].
* * *
Путешествовать – значит быть свободным. Ощущать пульс жизни. Видеть смысл. А видеть смысл – значит быть кем-то. Вывод от противного звучал так: остановиться – значит быть никем. А этого Лоу хотел меньше всего. Суть была не в том, чтобы куда-то приехать. Или знать, когда вернешься. И вернешься ли вообще. Целью была сама дорога, бесконечная дорога – Индия была другим названием для целого мира, который ждал их.
Глава 5
На парковке в Загребе Марк по дешевке продал «мерседес». Два подозрительных типа скрутили номера и сунули Марку ворох купюр. Лоу стоял рядом, испытывая смешанные чувства. Ему было не по себе, когда он думал об отце, которому они даже открытки не отправили, но бесповоротность этого момента опьяняла его. Теперь все мосты, связывавшие их с домом, были сожжены.
Эту английскую парочку они встретили совершенно случайно. Те возвращались из Катманду и возились на дороге со своим микроавтобусом. У них были длинные волосы, застиранная хлопковая одежда и изношенные сандалии. Лоу и Марк помогли им, и когда двигатель запустился, Марк спросил, зачем им, собственно, нужна эта колымага. Англичане были так вымотаны и так хотели домой, что отдали им «фольксваген» почти даром. Он был наполовину белый, наполовину оранжевый, с протекающим складным верхом и явно обладал магической силой, ибо только чудом мог преодолеть путь до Катманду и обратно. Корпус машины был весь во вмятинах и царапинах, запаска отсутствовала, а двигатель пищал, словно там свили гнездо мыши. Зато на зеркале в салоне покачивался ловец снов, а вместо задних сидений было устроено спальное место. Руль был справа, то есть отлично подходил для левостороннего движения в Индии, а ветровое стекло открывалось. Имелись даже часы – сломанные, правда. А еще постельное белье в цветочек, занавески и ящик с инструментами. Тридцать четыре лошадиные силы и максимальная скорость в 100 км/ч – в зависимости от загруженности и направления ветра. Настоящий дом на колесах, пропахший травкой, кулинарным жиром и пачули.
– Ее зовут «Пенелопа», – сказали англичане. – Не меняйте имя.
– Почему?
– Уж поверьте. Это волшебный автобус.
– Почему тогда вы его продаете?
– Секрет.
Лоу рассчитывал, что денег, которые они сэкономят на хостелах, должно хватить до Индии. Даже с учетом того, что они пока не решили, куда ехать: Гоа, Катманду, а может, даже Бангкок. Англичане продали им в придачу снаряжение для кемпинга – газовую горелку, пластиковые тарелки, перочинный нож, два спальных мешка и стопку потрепанных карт. А еще остатки спагетти, консервированные помидоры и три коврика. Все, что дома им самим не понадобится. И афганскую коноплю.
Ее они выкурили вместе.
– Как там в Катманду?
– Холодновато.
Англичане, избавившись от барахла, отправились ловить попутку, и Лоу показалось, что они рады, что скоро будут спать в своих английских кроватях. Было ощущение, что путешествие вышло из-под контроля. Но вслух об этом не говорили. Мария посчитала, что у автобуса скверная карма, и окурила его ладаном.
После этого в салоне пахло как в соборе Святого Петра в Рождество.
* * *
С «Пенелопы», волшебного автобуса, началась история с любительницами автостопа. Места было предостаточно, а на каждой автостоянке тусовались фрики с рюкзаками. На югославской автостраде можно было встретить кого угодно: искателей смысла жизни, мечтателей и бездомных с Запада. Денег у них не было, зато имелись идеалы. Они узнавали друг друга по одежде, прическам, встречались, как старые друзья, и прощались, как безымянные кочевники.
Еще увидимся.
Автобусы с хиппи считались идеальными попутками, потому что машины гастарбайтеров были загружены чемоданами и детьми, а командировочные презирали бродячих бездельников. Марк, и раньше притягивавший женщин, теперь еще оказался крутым обладателем оранжевого «фольксвагена». Он охотно подбирал автостопщиков, и это всегда были не попутчики, а попутчицы. Которые потом спали с Марком на матрасе. Вот только у «Пенелопы» был один недостаток: два человека помещались отлично, на спальном месте сзади, три еще кое-как, но тогда уже речь о чем-то большем не заходила. Но четверо вообще никак. Кому-то приходилось спать в палатке. Это было вовсе не так романтично, как казалось. Особенно когда ветер, дождь или слякоть. Пару раз Марк с кисками, как он называл их, согласился на палатку, но на третий заявил: «Теперь ваша очередь! У Джесси насморк». Лоу и Мария отправились в палаточную ссылку.
Марии, отвечавшей за быт, постоянно приходилось готовить на одну-две порции больше, а Лоу мыл посуду, пока Марк с киской сидели у костра. Лоу жалел неудачников. Выброшенные, искалеченные души, которые, словно птицы со сломанными крыльями, приземлялись на порог, чтобы согреться… и остаться. Ночами Лоу и Мария лежали без сна и слушали, как Марк и киска – то одна, то другая – жизнерадостно спариваются. А когда на следующий день киска ехала, прижавшись к плечу Марка, Марии приходилось перебираться назад, где ее укачивало. Страдала она молча – как рыба, вытащенная из воды. Лоу чувствовал, что она жалеет, что поехала, а он жалел, что взял ее с собой. Как-то в Греции, когда они стояли в свете неоновых огней у автомойки, он отвел Марка в сторону:
– Мария переживает. Из-за твоих девиц.
Марк рассмеялся и свернул сигарету.
– Ревнуешь?
– Нет! Но так больше продолжаться не может.
– Знаешь что? Вы с Марией – парочка пожилых супругов.
– Почему это?
– Вы как новая аранжировка хорошей песни. Когда-то у вас была химия, а теперь…
Марк закурил и нагло посмотрел Лоу в глаза. Он провоцировал и понимал, что Лоу знает, что он прав. Мария, которая, казалось, чувствовала недосказанное, проронила тем же вечером:
– Я для вас обуза.
Марк обнял ее, опередив Лоу:
– Брось, Мария. Мы вместе свалили и вместе поедем дальше. Ты ведь мне как сестра, слышишь?
Лоу не понравилось сравнение, ведь тогда Мария становилась и его сестрой.
Но на Марию объятие Марка, казалось, подействовало благотворно. Она высказала ему все свои претензии, и они сошлись на правиле: попутчиц можно брать, но каждая остается только на ночь. Утром пусть убираются. К удивлению Лоу, Марк согласился. Может, из любви к разнообразию, а может, потому что некоторые девицы грузили его своими проблемами больше, чем ему хотелось.
* * *
Расставания давались ему легко, легче, чем женщинам, которые оставались на обочине ждать следующей попутки.
Еще увидимся!
Так установился новый негласный закон: не прощаться – никаких привязанностей, никаких сантиментов, никто никому ничего не должен. Свобода превыше всего.
* * *
Следующие дни прошли спокойно. Они словно скользили на доске для серфинга по бесконечной волне к краю Европы. 31 декабря они стояли у Галатского моста в Стамбуле, откуда отправлялись паромы через Босфор. В воздухе плыла музыка, толпы людей прогуливались по набережной – погода весенняя. Они были не одни – у паромного причала сгрудились автобусы из Парижа, Рима и Амстердама. Стамбул был игольным ушком, где нужно было решить, переправляются ли они в Азию или возвращаются домой.
* * *
Пока Лоу занимался «Пенелопой», а Марк пытался раздобыть травку, Мария из кафе позвонила матери. Хотела ее успокоить, но мать набросилась с упреками. Когда все трое снова встретились возле автобуса, Мария рыдала. Лоу сказал, что это она зря. Не надо оглядываться. Но Мария тосковала по дому. Не по матери, а по ощущению дома. Над Босфором дул резкий ветер, и она прятала лицо в меховом воротнике дубленки Марка.
– Ну же, Мария, – сказал Марк и показал ей большой целлофановый пакет с травой, спрятанный под курткой.
Она лишь затрясла головой. Лоу оглянулся – нет ли поблизости полицейских.
– Слушай, спрячь это!
Марк рассмеялся.
– Ты хочешь домой? – спросил он у Марии.
– Я не знаю.
– Come on[22 - Ну же (англ.).], Мария! Все только начинается!
– Оставь ее, – попросил Лоу.
– Тоже домой захотелось?
– Давай сначала поедим.
– Лоу, ты лузер!
Марк забарабанил ладонями по автобусу, ухмыльнулся Лоу и запел:
О лузер Лоу,
О лузер Лоу,
Baby I love you,
О лузер Лоу.
