Страх неожиданно приходит ко мне на третью ночь. Кажется, бояться вообще стало моей традицией. Проснувшись от шума заезжающего на территорию автомобиля, мгновенно прихожу в себя. Правой рукой накрываю спящего Луку, левой стискиваю рукоятку приготовленного на всякий случай ножа.
Приподнявшись, зажигаю ночник.
Сигнализация издает три длинных звука и замолкает. Дверь открывают. И снова шаги на лестнице.
От каждого в голове вспыхивают воспоминания о Германе.
Бам-бам-бам. В ушах шумит. Сердце лупит по ребрам.
Опустив взгляд на нож, думаю о том, готова ли я буду с помощью него защитить себя и сына?
Сомневаюсь.
Когда вижу фигуру в дверном проеме и узнаю в ней Расула, казалось бы, можно выдохнуть. Но нет. Пульс только усиливается. Щеки вспыхивают.
Три года не такой большой срок, но Хаджаев и не думал меняться: ровно остриженные черные волосы, модная небритость на лице, деловой костюм, будто советник главы республики только что вышел с благотворительного вечера и, оставив жену в машине, забежал к нам.
Увы. Расул чужой. И никогда моим не был.
Прислонившись к стене, он молча оценивает взглядом моего спящего под одеялом сына и… меня. Лицо, растрепанные волосы, обнаженные плечи. Вспомнив, что я все еще в одной шелковой сорочке, смущаюсь и прикрываю грудь рукой.
– Привет, – проявляю банальную вежливость.
– Привет. Ты так рада меня видеть?
– В смысле? – пугаюсь, чем себя выдала.
Заметив, что держу нож, четко направленный на Хаджаева, прихожу в себя.
– Прости, пожалуйста, – опускаю руку. – Это по привычке…
– Интересные у тебя появились привычки, – замечает он, пряча руки в карманы брюк. – Это ведь как-то связано с синяком в пол-лица?
Инстинктивно дотрагиваюсь до скулы и морщусь от боли. Расул резко отталкивается спиной от стены и стремительно направляется к выходу:
– В сауне есть халаты. Оденься, Таня, и я жду тебя на кухне. Поговорим…
Глава 6. Татьяна
«И как я не додумалась про халат?» – ругаю себя, затягивая потуже узел на талии и шлепая босыми ногами на кухню.
Очерчиваю взглядом внушительные плечи, обтянутые белой рубашкой, и, пройдя мимо, сажусь напротив. Расул изучает меня исподлобья, тяжело дышит. Его ладони сцеплены в замок на столе прямо передо мной.
Я чувствую, как в горле пересыхает. Одновременно стараясь на него не смотреть, делаю вид, что не боюсь этого.
Никогда бы не хотела больше с ним встречаться, но последние три года я мало что решаю в своей жизни. У меня ее вообще нет.
Расул поднимает руку и только хочет коснуться моего подбородка, как я резко отшатываюсь.
– Не трогай, – произношу ровно. – Пожалуйста.
Голос звучит как чужой. В нем нет уже привычного тотального послушания мужу. Нет. Хаджаева я не боюсь, но Герман в целом пошатнул мою веру в мужчин. Пожалуй, даже в людей.
И если взять в расчет, что супруга я воспринимаю не иначе как шакала, у которого нет моральных принципов, то Расул скорее вожак стаи. Может, и загрызет, но исключительно по справедливости. Это осознание добавляет мне смелости, но… вот загвоздка – волков я больше на дух не перевариваю.
Ни вождей, ни шакалов!.. Никого!
– Как ты в это вляпалась, дикарка?
Я морщусь словно от боли. Прозвище старое. Мне сегодняшней несоответствующее. Гораздо хуже смотрится жалость в глазах, в которых когда-то явно читалось восхищение.
– Странный вопрос, – безразлично пожимаю плечами. – В травмпункте, где приходится часто бывать… – прячу смущение за грустной улыбкой. – В общем, там женщина есть. Которая справки выписывает. Она у меня все время то же самое спрашивает…
– И что ты ей отвечаешь?
– То же, что и тебе, – ничего. Когда я слышу этот вопрос, мне всегда стыдно до жути. Будто это я виновата, что Герман такой… Плохой себя чувствую. Грязной.
– Я этого не говорил. Не хочешь – не рассказывай, но тогда чего ты ждешь от меня? Вы ведь не можете вечно жить в лесу?
– Нет.
– Так чего ты хочешь, Тань? – спрашивает он вкрадчиво.
– Я. Хочу. Уехать. Хочу новые документы и билеты в один конец. На Сахалин, к примеру. Там, говорят, красиво…
После недолгой паузы Расул качает головой.
– Я не нарушаю законы, которые Фемида учила меня защищать. Если тебе нужны поддельные документы, Таня, лучше поискать другое убежище, – разводит руками.
– Ты спросил, чего я хочу. Я ответила. Только и всего.
Он постукивает пальцами по поверхности стола и задает новый вопрос:
– У тебя есть какой-то план?
– Я хочу доказать, что мой муж болен. Хочу, чтобы маму Луки признали умершей и я могла его усыновить. Хочу, чтобы нас не трогали, – срываюсь.
Дрожать начинаю. Всем телом и душой.
– Почему ее не могут признать умершей? – сохраняет спокойствие Расул.
– Думаю, этому как-то способствует Герман. Правда, совершенно не понимаю, зачем ему это надо.
– Как она пропала?
Я смотрю ему в глаза и шепчу:
– Просто исчезла… В здании аэропорта.
Расул приподнимает брови, выражая крайнее удивление.
– Они собирались на отдых с годовалым Лукой. Сдали багаж, уже прошли таможню и досмотр. В отстойнике Агата исчезла… Просто как сквозь землю провалилась, Расул.
– Я так понимаю, записи с камер видеонаблюдения подтверждают показания очевидцев?
– Конечно. У следователя, который ведет дело, к Герману нет никаких претензий.
– А у тебя? Тоже считаешь, она просто пропала?
– Я не знаю…
Обняв себя за плечи, гипнотизирую загорелые мужские руки. Раньше они символизировали надежность и защиту, а сейчас опасность. Все поменялось.
– Я тебя понял, – кивает Расул, что-то обдумывая и печатая сообщение в телефоне. – Узнаю, как можно тебе помочь. Живите пока здесь. Но связью лучше не пользоваться.
– Я и не планировала…
На лестнице появляется заспанный Лука в майке и трусах. Не обращая внимания на Расула, быстро топает по ступеням и, преодолев гостиную, врезается мне в ноги.
Прячется.
– Ну ты чего? – смеюсь, поглаживая тонкие волосы. – Это Расул. Он наш друг.
Хаджаев на мое признание никак не реагирует. Внимательно за нами наблюдает. Я снова задаюсь вопросом, есть ли у них с Мадиной сын или дочка? А может, уже двое? В интернете об этом ничего нет.
– Пить хочу, – жалобно просит Лука.
Посадив сына на свой стул, иду к чайнику. Затылок и спину тут же, будто под анестезией, подмораживает.
Сын жадно пьет воду, обхватив руками прозрачный стакан, затем ставит его на стол и смачно вытирает рот. Пристально смотрит на Расула. Изучает. А тот не отводит глаз от Луки. Коротко ему кивает. Мол, чего тебе?
– А ты добрый друг? Или злой? – совсем по-взрослому интересуется мой пятилетний сын.
– Никогда не спрашивай такого у незнакомцев, – строгим голосом отвечает Расул.
Без особого энтузиазма, но и негрубо. Нормально.
– Почему?
– Потому что ты можешь поверить, а тебя обманут…
– Почему? – повторяет Лука.
– Потому что люди часто говорят друг другу неправду…
– Почему?
Моего лица касается чуть растерянный взгляд карих глаз. Прячу улыбку за волосами, опуская голову. К такому жизнь тебя не готовила, Расул Хаджаев?
– Ты знаешь, где находится твое сердце?
Лука кивает и прикладывает ладошку к груди.
– Теперь просто посмотри и подумай. Хороший я или плохой. Если хороший, сердцу будет тепло, если плохой – оно будет мерзнуть.
Сын замирает. Морщится. Вздыхает тяжело.
Убирает ладонь и снова прикладывает к майке.
– Так, давай-ка спать, – решаю закончить их эксперимент, пока Лука чего-нибудь не ляпнул, как все дети умеют.
– Мое сердце сказало, что ты добрый, – последнее, что произносит он, уже шлепая наверх, в спальню.
Расул тоже поднимается. Подхватывает пиджак и надевает его, поочередно поправляя манжеты белоснежной рубашки. После этого убирает мобильный в карман брюк и смотрит в сторону лестницы. Кивает, словно решаясь.
– Хороший у тебя парень, Тань.
– Спасибо, – расплываюсь в улыбке.
Расул тоже грустно усмехается.
– Только имя дурацкое, – добавляет тихо. – Я уехал. Как что-нибудь придумаю, вернусь.
Глава 7. Расул
В Москве я всегда хочу только одного – поскорее вернуться в республику. Не знаю, с чем именно это связано, но мне здесь… душно. Скучно и пресно, будто посолить забыли. Увы, даже в столичных ресторанах – невкусно.
Я люблю свою родину. Горжусь ей безмерно. Патриот, твою мать. Мне нравится, как солнце встает на рассвете, а пики гор прячутся за облаками.
Выхожу из полпредства и, подняв воротник пальто, тут же заворачиваю за угол. Ветер резким порывом бьет по лицу так, что дыхание приходится задерживать. Улыбаюсь. Странно, но море вдруг напоминает.
Уверенно пересекаю заставленную припаркованными машинами проезжую часть и, нырнув в арку, дергаю на себя дверь. В нос ударяет запах ванили.
– Здравствуйте, Расул Рашидович! – кричит девчонка из-за барной стойки.
– Привет, Агуша.
Направляюсь к проходу между столиками и, преодолев несколько метров, бью друга по плечу.
– Привет, бродяга…
