Глава 6. В которой снова речь идёт о делах давних и родственных
Оброк крестьяне получали от государства и отдавали его феодалам.
История глазами школьника
– … ну и вот, я и говорю, что тогда, со свадьбы той, всё и началось, – Ляля устроилась на полянке у воды, и кажется, холодно ей не было.
А вот Ульяна после купания мёрзла.
Очень.
Зубы стучали, и она уже не раз, и не два поворачивалась в сторону дома, но вдруг мама ещё не уехала… и встречаться с ней не хотелось. Прежняя смелость взяла и куда-то подевалась.
– Ещё не добралась до сути? – поинтересовались сумерки голосом Игорька. И на плечи упало что-то лёгкое и тёплое. – Она тебя что, в воду утянула?
– Я сама…
– Лялька, ты бы хоть высушила…
– Ой, извини! – Ляля снова споткнулась. – Я и не подумала… мне когда мокро, то и хорошо… сейчас.
Она протянула ладошки и провела ими возле щёк, обдав Ульяну теплым ветром, и ниже… и кажется, этот ветер окутал Ульяну с ног до головы.
– Там… бабушка порядки затеяла, – Игорёк присел рядом. – Сказала, чтоб погуляли ещё.
– А… мама?
– Уехала. Но пока не отшумит, лучше не соваться. Ведьмина сила, она ж такая… как приложит, потом замучаешься разматывать.
Ульяна кивнула, хотя ничего и не поняла.
– Лялька заболтала? – уточнил Игорёк.
– Вовсе я не болтливая!
– Ага… час уже щебечешь, а без толку.
– Просто вот много всего… – Лялька пожала плечами и снова сползла к воде. – И вообще! Сам и рассказывай, если так.
– А где Никита?
– Там, – Игорёк махнул рукой в темноту. – Прячется. Он стеснительный очень… ну, когда человеком. А как обернётся, так прямо сил нет, храбрость так и прёт.
– Это инстинкты! – донеслось из темноты.
– И дурь, – буркнула Ляля обиженно.
– Так и есть. Храбрость, инстинкты и дурь, – Игорёк, кажется, не слишком любил спорить.
– А вы… надолго? – этот вопрос не то, чтобы беспокоил Ульяну. Нет, совсем… скорее она давно уже не чувствовала себя настолько спокойно.
– Это как получится, – Никита всё-таки показался.
В чёрных спортивных штанах и в чёрной же ветровке, с капюшоном, накинутым на рыжие волосы, он выглядел странновато.
– Или пока не прогонишь, – встряла Ляля.
– Я?
– Ты. Твой же дом. Ты и хозяйка… вообще он когда-то наш был.
– Семейный, – поправил Лялю Игорек. – Давай по порядку… на самом деле семья у нас большая. И родни у тебя хватает… вот тётки есть. Дядю ты видела. Дядю Женю.
Издали.
И выглядел тот обычным вполне человеком, разве что каким-то потасканным, погружённым в собственные мысли.
– А он кто? Оборотень? Или… русал…
– Скажешь тоже, – фыркнула Ляля. – Русалов не бывает!
– Знаешь, утром я думала, что и русалок не бывает.
– Но я же тут!
– Не обращай внимания. Ляльку ты всё одно не переговоришь. Я присяду?
– Садись, – Ульяна даже подвинулась, чтобы место было.
– Ты… не думай… я на людей не бросаюсь. Вообще это не принято сейчас… раньше – да… там охота… традиции… – Игорька передёрнуло. – Мне от одной мысли, что нужно впиваться зубами в чью-то немытую потную шею дурно становится.
Ульяна на всякий случай потрогала свою шею, убеждаясь, что там, может, прудовой водой и помытая, но тем не менее вряд ли здравомыслящему человеку захочется в неё вцепляться.
– У него просто на кровь аллергия! – нажаловалась Ляля.
– Не совсем на кровь, – Игорёк, кажется, ничуть не обиделся. В сумерках его кожа гляделась ещё более белой, а вот глаза едва заметно светились.
Красным.
– У меня аллергия невыясненного генеза.
– На кровь.
– Ляля… мы так до утра ситуацию не проясним, – произнёс Игорек с лёгким укором. – Иди… поплавай. А то сейчас ужинать.
– Больно надо…
В воде что-то плеснуло.
– Обиделась, – сказала Ульяна.
– Ага. Минут на пять. Она ж русалка. Они в целом лёгкие… в общем… когда-то давно… очень давно… наши предки ушли за Урал-камень. Там, если историю помнишь, раскол церкви был…
Ульяна на всякий случай опять кивнула. Историю она помнился смутно, но не признаваться же.
– Игорёк у нас ещё тот заучка, – буркнул Никита.
– Когда тебе лишний раз из гроба выглянуть нельзя, то только и остаётся, что читать… в общем, тогда и создали поселение вдали от царских людей. Ведьмы, ведьмаки… оборотни вот.
– И упыри! – донеслось из ручья.
– И упыри. Русалки. Мелкая нежить, вроде домовых. Жили довольно замкнуто… потом, много позже, при Романовых уже, заключили договор. Земли те объявили особою зоной. Ныне там заповедник.
Нечисти.
А что… тоже краснокнижные, если так-то…
– Было пару попыток земли реквизировать, но… – Игорёк переплел длинные пальцы. – Договор исконный на Алатырь-камне писан, стало быть, пока на троне государь крови Романовых, то и договор нерушим. А с мелким местным произволом и так управляются… в общем-то давно уже нашли с местными общий язык. И живём тихонько. Жили.
– И… что случилось?
– Случилось… в общем, всё с твоей мамы началось. Она из дому сбежала. Не то, чтобы у нас никто из общины не уходил. В конце концов, дело добровольное… более того, многие уходят в большой мир, посмотреть, поучиться… отец мой вот в МГУ учился.
Упырь.
В МГУ.
Почему бы…
Хотя всё-таки странно. Упырь с высшим образованием.
– Потом вернулся… ну, почти все возвращаются.
– А мама вот не вернулась?
– Актрисой она захотела стать, – мягкий голос бабушки заставил Никитку вскочить. – Сиди-сиди…
Бабушка протянул миску.
– Пирожков вот принесла, а то вы, небось, голодные.
– Ага, – Никитка протянул руку.
– Уль, ты не зевай! – раздалось от реки. – Он сейчас всё сожрёт! И снова будет впаривать, что это не он, а могучий инстинкт оборотня!
– А ты?
– А она сейчас лягушек половит… – не остался в долгу Никита. – И сыта будет!
– Не слушай его. Я не ем лягушек! И рыбу сырую тоже.
– Матушке твоей в нашей деревеньке всегда было тесно…
– Вообще-то это давно уже город, – Ляля всё-таки вынырнула. Волосы её поблескивали живым серебром и застрявшие в них ниточки водорослей казались украшениями. – Но маленький.
– Всё равно. Глушью считала… ну и решила, что в большом мире ей нравится больше. Сперва-то я ничего против не имела. Чуяла, что неспокойное у неё сердце. И выбрать никого не могло. И так-то… только раздор начинался. Она ж красивая, многим эта красота глаза застила. Вот я и понадеялась, что найдёт она себе место, тогда-то всё и сладится… кто ж знал, что так выйдет.
– А может, в дом… – робко заметила Ульяна, пирожок взявши.
– Пока не след. Там Удоня с Додоней хозяйство принимают…
– Ты и их взяла?! – Ульяна всплеснула руками и над нею поднялось облачко мелких брызг. – Ба, ну ты…
– Сами захотели.
– А у нас кто тогда?
– Детки их подросли, они на хозяйстве и остались. А тут… вот как чуяла, что пригодятся. Оно, конечно, за раз всё не поправят.
– А это кто? – поинтересовалась Ульяна. – Спасибо… очень вкусный пирожок.
– С жёлтыми мухоморами! Сам собирал, – похвастал Никита и Ульяна подавилась. Чтоб тебя…
– Да они съедобные, – её похлопали по спине. – Никитос, ты думай, чего говоришь… городской человек, небось, кроме шампиньона грибов-то и не знает.
– А чего я?
– А ну цыц… ты ешь, Улечка, не бойся. Ведьму мухомором не отравишь.
– А… с чего вы взяли, что я ведьма?
– Кто ж ещё-то, – бабуля поглядела с насмешкой. – Мать твоя ведьма, я ведьма… и моя мать с бабкою тоже, как и их матери… единственный сынок мой и тот на беду свою ведьмачьею тропой пошёл, а не в маги. Так кем тебе ещё быть-то?
Действительно.
Пирожок кусать было страшно… с другой стороны, один она уже съела, но не наелась. Да и остальные их лопали только в путь. Особенно Никита. Этак и вправду ничего не останется.
– Так вот… матушка твоя, уехавши, и вправду успокоилась. Писала вон. И звонила тоже… деньги я ей отправляла. Всё ж младшенькая, слабенькая. Её и жалели… да и она-то тогда иною была.
Странно.
Иною, как выразилась бабушка, мама не представлялась. Она вообще, честно говоря, слабо представлялась.
– Уж и не скажу, когда всё не так пошло и могло ли иначе сложиться. Здесь, в городе, ведьмам тяжко.
Да? Ульяна не замечала. Хотя… если так-то…
