– Отправь меня обратно! – закричал он хриплым, надтреснутым от долгого бездействия голосом. Его другая рука, словно когтистая лапа, так же крепко вцепилась в мою руку.
Я не могла вымолвить ни слова, не могла даже пошевелиться, настолько оказалась потрясена внезапным пробуждением непробудимого. Он снова притянул меня к себе, и наши лица чуть ли не соприкоснулись.
– Я видел это, Элизабет! Я видел это! Отправь меня обратно! Я хочу вернуться! – Его голос срывался и дрожал, когда дед тряс меня в своих руках.
Он смотрел на меня так пронзительно и с таким отчаянием, что я не могла дышать.
– Я… не… Элизабет! – удалось мне выдавить из себя.
– Отправь меня обратно, ты меня слышишь? Я видел это! Я видел это! – Его голос перешел в мучительный визг, и он затряс меня сильнее, впиваясь в мои руки.
Я попыталась подняться на ноги, но он удержал меня.
– Я не могу отправить… я не понимаю, о чем ты говоришь! Я не Элизабет! Отпусти меня! – Я задыхалась.
Тут дверь распахнулась, и Карен влетела в комнату. Она бросилась к нам и вырвала меня из хватки деда. Меня швырнуло на пол, и я вскрикнула от боли, когда соскользнула по стене и ударилась затылком о подоконник. На мгновение перед глазами все исчезло в яркой вспышке, и мне пришлось потрясти головой, чтобы зрение восстановилось. Когда мой взгляд снова сфокусировался, я увидела, как Карен держит дедушку в успокаивающих объятиях. Старик безутешно плакал у нее на плече.
– Все хорошо, папа, все хорошо, – ворковала Карен, поглаживая его сморщенную старческую щеку.
Его взгляд снова устремился к окну, куда-то вдаль, за пределы того, что может увидеть живой глаз, а губы опять быстро шевелились в перерывах между всхлипываниями и произносили беззвучную мантру, которую теперь я могла распознать.
«Я видел это. Отправь меня обратно».
Когда его рыдания стихли, Карен осторожно высвободилась из объятий и опустилась на колени рядом со мной на полу.
– Джесс, ты в порядке?
– Э-э-э, да. Думаю, да, – ответила я, не в силах сдержать дрожь в голосе.
– Мне так жаль, дорогая. Он не делал ничего подобного уже много лет. Я бы предупредила тебя, если бы думала, что он способен на вспышку гнева.
– Нет, я… все в порядке.
Я попыталась встать. Комната закружилась.
– Не двигайся, милая. Думаю, ты довольно сильно ударилась головой о подоконник. Просто посиди минутку, я мигом вернусь.
Должно быть, вид у меня был испуганный, потому что она добавила:
– Не тревожься из-за деда, он уже успокоился. Просто не прикасайся к нему.
Я села на пол и закрыла глаза, пытаясь восстановить душевное равновесие. Дедушка больше никак не реагировал на мое присутствие. Единственным видимым свидетельством его недавнего припадка было вновь появившееся озабоченное выражение лица и слезы, которые все еще блестели на щеках, отражая солнечный свет.
Вскоре Карен вернулась в сопровождении медсестры из регистратуры. Прежнее веселье на лице той сменилось выражением материнской заботы, когда она склонилась над дедушкой и в ее руке, обтянутой белой перчаткой, сверкнул шприц. На мгновение она заслонила собой деда, и когда он появился в поле зрения, лицо его просветлело и снова выражало нетерпеливое ожидание, как и в момент нашей встречи.
Карен принесла мне холодный компресс, и я сидела, прижимая его к затылку, пока не почувствовала себя увереннее. Затем она помогла мне подняться на ноги и повела вниз по лестнице, даже не оглянувшись на старика в кресле. Она вывела меня на крыльцо, где усадила в кресло-качалку.
– Просто подожди здесь, пока я подпишу кое-какие бумаги, а потом мы поедем домой, – сказала Карен и направилась обратно к стойке администратора.
Я оглядела лужайку перед Винчестерским домом престарелых, гадая, что же такого видел мой дедушка из окна второго этажа, чего не дано было увидеть мне. Я пыталась отогнать мысли о том, как отчаянно он умолял меня отправить его обратно, хотя куда, конечно, понятия не имела.
Из открытого окна позади меня донесся голос.
– …еще как минимум два часа не должен был принимать очередную дозу.
– Что ж, это заставляет меня усомниться в эффективности назначенных препаратов.
– Но, миссис Хант, у него не было ни одного приступа за пять лет. Последний раз это случилось, когда приходила ваша сестра…
– Да, я знаю, когда у него был последний приступ, спасибо, – сказала Карен, и впервые ее голос прозвучал как у юриста, кем она, собственно, и была. – И я совершенно уверена, что просила вас не упоминать о визите моей сестры.
– Да, конечно.
– Просто сделайте все необходимое, чтобы этого больше не повторилось. Я не хочу, чтобы мой отец расстраивал себя или кого-то еще. Я достаточно ясно выразилась?
– Конечно, миссис Хант. Мы продолжим делать все, что в наших силах, – ответила медсестра.
– Спасибо.
Ботинки Карен выстукивали резкое стаккато, когда она направилась к выходу. На крыльце она замедлила шаг и посмотрела на меня сверху вниз.
– Ты готова ехать домой?
– Конечно.
Я пожала плечами, надеясь, что получилось непринужденно. Не хотелось, чтобы она подумала, будто я подслушала разговор. Я осторожно поднялась и последовала за ней к машине. Карен пристегнулась ремнем безопасности, вставила ключ в замок зажигания и вдруг замерла, взглянув на меня.
– С тобой точно все в порядке?
– Со мной все хорошо, правда, – заверила я, хотя, возможно, и лукавила.
– О боже, посмотри на свои руки!
Я опустила взгляд и увидела проступающие на обеих руках синяки, кровоточащие в тех местах, где нестриженые ногти деда впились мне в кожу. Тогда я не почувствовала боли, вероятно, из-за потрясения, а потом и вовсе ударилась головой, но теперь, когда мне открылось жуткое зрелище, я осознала, что обе руки мучительно ноют.
– Ой! – изумленно вскрикнула я.
Карен глубоко вздохнула и повернула ключ в замке зажигания.
– Ничего себе семейное воссоединение, а? Прости. Думаю, теперь ты понимаешь, почему я отговаривала тебя от этой поездки. Он очень редко бывает таким, и мне жаль, что вам пришлось встретиться в столь неудачный день.
– Он всегда говорит такое? Когда… возбужден?
– Нет. Я и раньше слышала от него подобный бред, но каждый раз он произносит что-то другое. Просто он уже зашел так далеко в своем слабоумии, что в его словах редко можно найти какой-то смысл.
– Он принял меня за маму. Называл меня Элизабет.
Карен окинула встревоженным взглядом мое лицо, а потом и мои руки. Она явно хотела что-то сказать, но вместо этого закусила губу. Мы возвращались домой в напряженном молчании.
Мне никогда не доводилось общаться с психически нездоровым человеком, и теперь, имея за плечами такой опыт, я могла сказать, что не хотела бы пережить его заново. Я слышала, как друзья рассказывали о бабушках и дедушках или двоюродных бабушках с болезнью Альцгеймера и деменцией, но поведение моего деда совсем не походило на то, что они описывали. В его словах и странных речах угадывалась подлинная настойчивость, подлинная целеустремленность, хотя в них было так же мало смысла, как в бреднях любого маразматика. Но я почему-то не могла убедить себя в том, что он просто теряет рассудок в естественном процессе старения. Я знала, что уже никогда не забуду, как старик смотрел мне в глаза, и чувствовала себя неуютно оттого, что не пришла ему на помощь, когда он умолял об этом.
Глава 3
Что говорят карты
Утро моего переезда в колледж Святого Матфея выдалось душным и жарким. После погрузки вещей в машину Ной выглядел так, словно пробежал марафон, и ему пришлось еще раз принять душ и переодеться, прежде чем мы смогли отправиться в путь.
– Ты уверена, что не хочешь тоже переодеться, Джессика? – спросил Ной как-то слишком небрежно.
Я изобразила самую милую улыбку.
– Нет, спасибо, Ной, мне и так комфортно.
В то утро я оделась настолько готично, насколько позволял мой гардероб. Мне нравилось видеть в этом сочетание прощального жеста и среднего пальца.
По счастью, во внедорожнике имелся кондиционер, чего не было в нашей древней машине, как и в нью-йоркской квартире. Поездка длиною всего в час пролетела незаметно, но чем ближе мы подъезжали, тем больше я нервничала. К тому времени как мы свернули с автострады и в поле зрения показался кампус, я обгрызла половину ногтей на пальцах.
Колледж Святого Матфея казался ожившей рекламной брошюрой для абитуриентов. Массивные богато украшенные ворота из кованого железа вели на огороженную территорию кампуса. Здания с увитыми плющом каменными и кирпичными фасадами выглядели внушительно. Уилтшир-Холл, самое большое и впечатляющее сооружение, по-королевски увенчанное огромной башней с часами, выходило окнами в четырехугольный двор. Лужайки и растения были идеально подстрижены, а исполинские дубы стояли вокруг как часовые, укрывая под своими лиственными навесами праздно шатающихся студентов. Те уже чувствовали себя как дома – читали, раскинувшись на подстилках, играли во фрисби[17 - Командная игра с летающим диском.], болтали по мобильным телефонам, прогуливаясь по мощеным тротуарам.
Мы остановились перед выстроившимися в ряд общежитиями для первокурсников. Десятки студентов в одинаковых ярко-оранжевых футболках помогали новичкам перетаскивать пожитки. Они грузили в гигантские корзины для белья на колесиках и тележки-каталки всякий скарб, от подушек и настольных ламп до диванчиков и компьютерных столиков, сновали туда и обратно, неутомимыми пчелами роились вокруг.
Мы вышли из машины, и к нам тут же устремились трое студентов в униформе грузчиков.
– Привет, добро пожаловать в колледж Святого Матфея! Как тебя зовут? – выпалила девушка, подоспевшая первой, сверяясь с блокнотом.
– О, привет. Я Джесс Баллард.
– Я Кэти. – Она без надобности указала на бейджик с именем, написанным пузырьковыми буквами. – Давайте посмотрим… – пробормотала она, пробегаясь пальцем по списку. – А, вот, вижу, Джессика Баллард. Здесь отмечено, что твоя комната номер 312, Доннелли-Холл. В твоих документах так записано?
Я проверила.
– Да.
– Отлично. А это, должно быть, твои родители?
– Вообще-то мои тетя и дядя.
– Здорово! Что ж, приятно со всеми вами познакомиться. Джесс, вот твой бейджик.
Она протянула мне бирку с именем, набранным тем же пузырьковым шрифтом. К сожалению, оно значилось как Джессика. Не желая показаться невежливой, я сорвала наклейку с липкой подложки и неохотно прикрепила ее к своей черной майке.
Мы начали складывать багаж в свободную корзину для белья. Большая часть моего имущества была доставлена из Нью-Йорка, так что вещей оказалось не так много, как у некоторых потеющих студентов вокруг нас. Рыжеволосый веснушчатый парень, засучив рукава, втащил нашу тележку в лифт. Мы последовали за ним по коридору на третий этаж, где, наткнувшись на небольшую белую доску, убедились в том, что попали по адресу. «Джессика Баллард и Тиа Везга, класс 2017» – гласила надпись фиолетовыми буквами, сделанная девичьим почерком. Я быстро провела по доске большим пальцем, стирая ненавистное «ика» и оставляя свое уменьшительное имя. Дверь в комнату была уже открыта.
Первое впечатление повергло меня в некоторое уныние; налицо было визуальное сходство моей новой обители со стандартной тюремной камерой. Но я твердо сказала себе, что пора завязывать с хандрой. Комната представляла собой символическую противоположность тюремной камере, знаменовала свежий старт, новое начало. Я остановилась на метафоре, более соответствующей моему темпераменту художника: чистый холст.
Ну, почти чистый холст. На одной из кроватей уже громоздилась большая груда коробок и пакетов; похоже, моя соседка меня опередила.
Распаковка вещей затянулась до обеда. Карен настояла на том, чтобы остаться и помочь; Ной и веснушчатый парнишка приволокли со склада мой багаж, доставленный ранее, а затем Ной извинился и ушел, пожелав осмотреть кампус. Мы с Карен как раз закончили перекусывать сэндвичами, когда появилась моя соседка по комнате.
– О, как хорошо, что ты здесь! – взвизгнула она, швыряя пластиковый пакет с покупками на свою кровать и бросаясь мне навстречу.
Тиа Везга оказалась очень симпатичной девушкой с лицом в форме сердечка и длинными блестящими черными волосами, густой завесой ниспадающими на спину. Когда она улыбалась, в уголках темно-карих глаз, обрамленных густыми ресницами, проступали морщинки.
– Я так рада познакомиться с тобой! Надеюсь, ты не возражаешь, но тебя еще не было, поэтому я выбрала кровать справа.
– Нет, я совсем не против и тоже рада знакомству. – Я почти сразу заметила полное отсутствие у нее реакции на мой прикид; она не выказывала ни настороженности, ни разочарования – хороший знак. – Это моя тетя, Карен Хант, – добавила я, надеясь избежать очередного вопроса: «Это твоя мама?»
– Приятно познакомиться, мисс Хант.
– Мне тоже, Тиа. – Карен выглядела очень довольной тем, что моя соседка по комнате оказалась такой дружелюбной.
Тиа повернулась ко мне.
– Я бы познакомила тебя со своими родителями, но они все еще торчат в книжном магазине. Думаю, пытаются скупить все, что можно. – Она закатила глаза. – Что ж, Джесс, откуда ты родом?
– Вообще-то из разных мест, но в последнее время жила в Нью-Йорке.
– О, круто! Я никогда не была в Нью-Йорке! Моя семья из Сент-Луиса.
– Ну а я никогда не бывала в Сент-Луисе.
Не то чтобы я когда-либо хотела туда попасть, но упоминать об этом не было необходимости.
– Да, это не самая захватывающая столица мира, не так ли? – Тиа словно прочитала мои мысли. – Эй, да ты, как я посмотрю, почти все распаковала!
– Да, я здесь уже несколько часов.
Тиа слегка удрученно посмотрела на груду своих коробок и чемоданов.
– Я еще даже не начинала.
– Я помогу тебе, – предложила я. – Только позволь мне проводить Карен.
Карен подняла взгляд от пустых коробок. Она выискивала какие-то мелочи, чтобы занять себя, в течение последних пятнадцати минут или около того, но теперь все лежало на своих местах. Она как будто неохотно последовала за мной к двери.
– Я тоже могу остаться и помочь Тиа.
– Нет, Карен, вам с Ноем лучше поехать домой – такая жара, ты сегодня уже достаточно потрудилась.
– А как же твои учебники? Хочешь, я пойду с тобой и куплю…
– Нет, правда, я справлюсь. А вы возвращайтесь к кондиционеру.
Карен покорно кивнула.
