– Она уже год здесь живет, так что обзавелась телесной оболочкой. Если разрушим – она вернется туда, откуда пришла.
– Вернется… Вечные Ангелы! Да откуда она вообще здесь взялась?
– Понятия не имею, Милар. Такое не может произойти спонтанно.
Напарники переглянулись и хором произнесли.
– Пауки.
Милар цокнул и, пошарив рукой под сорочкой и нательным бельем, вытащил на свет священный символ Светлоликого. Серебренный треугольник засверкал в свете Лей-ламп.
– Отличный, видимо, будет вечерок, напарник. Демон… Проклятье, год назад я охотился на террористов и прочих ублюдков и полагал, что это самое жуткое, что может со мной произойти. Но вот меньше полугода в твоем, господин маг, обществе и я ввязываюсь в очередную детскую страшилку.
Они помолчали какое-то время.
– Надо было, все же, сразу брать с собой Аверского, – и, недолго думая, Милар нажал на один из своих многочисленных медальонов.
– Он не приедет.
– С чего ты взял?
Арди, вместо ответа, указал на небо, где сверкали молнии. Милар какое-то время всматривался, пока, наконец, не выдержал.
– Ну и что я там должен увидеть?
– Смотри внимательнее, – Арди беспардонно ткнул пальцем в стекло.
Милар присмотрелся и… побледнел. Впервые, за все месяцы, Ардан увидел на лице капитана нечто, что можно было счесть за пусть и весьма скромный, но страх.
– О Вечные Ангелы, – капитан осенил себя священным символом Светлоликого.
Там, по ту сторону окна, молния рассекала небо. Раз за разом. Одним и тем же узором. По одной и той же траектории.
Одна и та же молния.
– Мы уже в её владениях, капитан, – выдохнул Арди. – И вряд ли она нас отсюда выпустит.
Милар крепко и грязно выругался, после чего поцеловал треугольник и начал подниматься дальше.
– Ну значит мы её с тобой вдвоем отправим на родину. И премию получим. Большую такую… По размерам задницы, в которой оказались… Только что-нибудь в качестве вещественного доказательства прихватим.
Ардан вздохнул и поспешил следом.
Глава 97
Шаг за шагом они приближались к вершине небоскреба. Шаркающее эхо тяжелых, уставших ног скреблось о шершавые стены, на которых краска покрывалась вереницей трещин – словно шрамов, оставленных невидимой, но охочей до плоти, когтистой лапой.
Как их не заметили жильцы и работники Замковой Башни? По той простой причине, что без Лей-очков, надетых на Милара и Арди, только обученный искусству Эан’Хане смог бы увидеть изнанку реальности. Изнанку, которую, в данном случае, Ард предпочел бы не замечать.
Голова слегка кружилась от настойчивого, навязчивого запаха, в котором сера смешивалась с солоноватым привкусом слез и железной кислинкой, оставленной горячей кровью, упавшей на кончик языка. Горькой и вязкой, пропитанной болью и страхом.
Демоны…
* * *
Маленький охотник, забравшись на камень, смотрел на то, как соколы парили среди небесных путей. Как они плыли среди облаков, ныряя в их белоснежные глубины, чтобы мгновением позже вынырнуть и вновь обратить взоры ниже – туда, где ютились все те, кому не повезло родиться без перьев.
Порой, один из охотников облачных троп складывал крылья, чтобы камнем рухнуть вниз. Желто-коричневой молнией пронзить лазурную высь, а в последний миг, когда скорость уже такова, что глазам сложно различить что-то, кроме призрачной полосы, небесный охотник схватит добычу и, расправив крылья, устремится прочь.
Арди нравились соколы.
Может лишь чуть меньше, чем ласточки.
Эти вольные, черно-белые птахи, жившие у самого подножья Лестниц. Ютились в своих норках-гнездах, а вместе с первыми лучами солнца, когда ветер с восточных склонов еще едва-едва ласкает истосковавшееся по теплу каменное покрывало Алькадских склонов, они выпархивают на волю. Со свистом и хлопаньем острых крыльев, порхают, щебеча веселые сказки и немного скабрезные байки.
Эргару ласточки никогда не нравились. И он не понимал, что Арди находит в их неугомонной болтовне.
А маленький охотник слушал.
Слушал истории о том, что происходило там, за горизонтом, куда небесные странники уходили, когда Алькаду накрывала своей вуалью Королева Ветров и Тьмы, царица Зимнего Двора.
Ласточки улетали пережидать холода и скрежет белого снега. Они пересекали Алькадскую цепь, уносились под светом звезд Парящего Феникса, пролетая над клювом ближе к хвосту, а затем играли в салочки с созвездием Конницы чтобы остановиться на островах.
Что за дивные истории они рассказывали. Удивительные и волшебные. Остальные звери им не верили. Как не верила и Атта’нха.
– Ласточкам нельзя верить, – наставляла мудрая волчица и сейчас.
Та сидела рядом с камнем, где отдыхал Арди, и пряла. Когтями подцепляла ветер, чтобы нанизать на его нити запах полевых цветов, а после, спряв моток ниток, раскидывала его широкой сетью над лугами и лесами, сшивая воедино полотно распускавшихся бутонов подснежников.
– Почему, волчица? – спросил маленький охотник, разглядывая небо.
– Потому что тем, кто оставляет свой дом в темный час нужды, нет веры, маленький друг, – отвечала Атта’нха.
– Но они ведь замерзнут если останутся здесь!
Волчица улыбнулась. Арди этого не видел, но знал. Атта’нха часто улыбалась. Звонко смеялась. А еще если зарыться лицом в её шерсть и крепко-крепко обнять, то волчица начинала урчать. Почти как лесной кот. Только глуше и утробней. Кто-то бы мог спутать такой звук с рыком и испугаться, но маленький охотник не боялся.
– Таков сон Спящих Духов, маленький друг, – ответила Атта’нха и на этом разговор закончился.
Волчица далеко не всегда объясняла свои слова. Порой она просто говорила, а Арди просто слушал. Скасти рассказывал, что так Атта’нха учит их “бесшерстного барса” самому искать правильный ответ. А порой, что совсем обидно, никакого “правильного” ответа даже и не существовало. Вопрос имелся, а ответа – нет.
Почему?
Потому что таков сон Спящих Духов. И то, что они видят во снах, то и есть. Так, и никак иначе. И спрашивать себя почему, из-за чего, для чего и зачем – бессмысленно. Так же бессмысленно, как слушать ласточек, выдумывавших всякие небылицы.
Но Арди, все же, слушал. Слушал и мечтал. Что может и он, когда-нибудь, тоже отправится на край Алькады. И увидит поля такие большие, что простирались до самого горизонта, где смыкались в объятьях духи Дня и Ночи. А еще, возможно, отыщет озера, которые шире и глубже, чем все, к чему может притронуться взгляд.
Да.
Действительно.
Звучало сродни глупой выдумки – несуразной байки. Потому ласточкам и не верили.
– Не завидуй птицам, маленький друг.
– А я им не завидую, – насупился маленький охотник.
Атта’нха хохотнула.
– Ты не умеешь врать.
– Потому что Скасти не велит! – возмутился Арди и, перевернувшись на бок, спустил руку на голову волчицы, запутавшись пальцами в её теплой, мягкой шерсти. – Он говорит, что каждый раз, когда я хочу соврать, я могу сказать все то же самое, но только лишь словами правды.
– Так и есть, – не стала спорить волчица. – Правда всегда обманчивей любой лжи, маленький друг… А знаешь почему птицам не надо завидовать?
Арди пожал плечами. Атта’нха этого не видела, но маленький охотник знал, что волчица знала. Как знала, что рядом с ними порхала первая весенняя бабочка, и что слепой крот рыл под ними свою тропу, и что медведь, проснувшись в соседнем долу, уже водит носом по ветру, выискивая, где бы поживиться ягодами.
Атта’нха знала все, что есть вокруг. Потому что, в отличии от маленького охотника, которому приходилось постараться, чтобы хоть на пару мгновений заглянуть в изнанку мира – увидеть, как сказал бы бельчонок, “дерево сразу с обоих сторон”, Атта’нха видела все и всегда.
– Почему? – спросил маленький охотник.
– Потому что тебе кажется, что они летают ради своего удовольствия, – волчица двигала руками-лапами и шептала слова, а вместе с ними на полянах, лугах, вдоль рек и озер, среди лесов и у подножья гор, распускались подснежники, разбивая своими лепестками последние, самые тонкие ледяные следы. – Но это не так. Они взлетают, маленький охотник, ради того, ради чего встаешь и ты. Чтобы отыскать пропитание. Чтобы напиться воды. Ты смотришь на них и видишь завораживающую высь и дышишь запахом свободы. А они смотрят вниз и… что видят они, лучше спроси у Кайшаса.
Арди чувствовал, что в словах Атта’нха скрыт некий смысл, но никак не мог его уловить.
– А теперь расскажи мне, маленький друг, что ты прочел вчера?
Маленький охотник вздрогнул и, кубарем скатившись с валуна на землю, пристроился сбоку от волчицы и прижался к её меху. Стоило ему это сделать, стоило погрузиться в мягкое тепло, услышать, как мерно и спокойно бьется сердце Атта’нха и как теплое, фырчащие дыхание слегка касается его головы, как маленького охотника окутала дрема.
– А можно… чуть позже? – зевнул он, борясь с подступающим сном.
– То, что ты прочел, Арди, это не мысли завтрашнего дня, – чуть строже прозвучал голос волчицы. – Однажды тебе, как и всем тем, кто обучен Слышать и Говорить придется исполнить свои обязанности.
– Но я еще не умею Говорить, а Слышу лишь самую малость.
– Сейчас – да. Но, однажды, ты овладеешь искусством. Я это знаю.
И она улыбнулась. Клыкастой пастью. Такой приветливой и смешной. Куда забавней, чем у Эргара.
Арди, из всех своих друзей, пожалуй, больше всего, если не считать старого барса, любил проводить время именно с волчицей. Нет, он любил и остальных, просто рядом с Атта’нха… рядом с ней ему казалось, будто он вот-вот, еще немного, и вспомнит что-то очень важное. Что-то, что он, почему-то, забыл. Забыл и теперь, иногда, после особенного глубокого сна, у него немного болело в груди. Болело из-за запаха ежевики…
– Я прочитал о тех Фае, что сбились с пути, – насупился маленький охотник, не желая вспоминать жуткую книгу, что ему пришлось осилить.
– И почему они сбились с пути?
– Потому что они не выбрали между Зимой и Летом и потеряли ориентир? – предположил, после короткой заминки, Арди. – Как на охоте, когда не видишь ориентира, то не знаешь, куда тебе идти. И начинаешь бродить кругами. Туда-сюда. Туда-сюда.
Атта’нха снова хохотнула. Но на этот раз немного печально.
– Наверное… наверное можно сказать и так, маленький друг. А теперь скажи мне, как пахнет демон?
– Так же, как и Бездомный – серой.
– А почему именно серой?
– Потому что таков сон Спящих Духов, – пожал плечами маленький охотник.
– Правильно, – кивнула волчица. – Не задумывайся о том, почему они пахнут серой, маленький друг. Главное – не забывай, что так оно и есть. И если ты почуешь этот запах, то будь готов.
– Готов к чему?
– Сражаться.
Арди вздохнул и потерся щекой о мягкую шерсть.
– Но я не хочу ни с кем сражаться, волчица, – маленький охотник, прикрыв глаза, попытался раствориться в тепле Атта’нха. Может, если он уснет, то она не захочет его будить и мучить своими вопросами. – Я хочу играть с Гутой и Шали, загадывать загадки со Скасти, охотиться с Эргаром, бегать на перегонки с Кайшасом и гулять по Алькаде с тобой. Не хочу ни с кем сражаться. Даже когда другие молодые охотники приходят ко мне на тропы, мне проще их обхитрить, чем драться. Да и зачем. Как говорит Скасти – голова всегда сильнее лап.
Волчица тяжело вздохнула и отложила свою пряжу в сторону.
– А что ты будешь делать, маленький друг, если демон, заблудившийся Фае, придет на луг, где ты играешь с Гутой и Шали.
– Тогда они тут же его разорвут, – без тени сомнений, ответил Арди.
– А если они будут больны и слабы. А демон силен?
– Тогда мы сбежим!
– А если у вас не будет возможности сбежать.
– Тогда… – маленький охотник задумался. – я попробую с ним договориться. Что ему от нас надо? Демоны ведь не охотятся. Они не знают троп. Нам нечего делить. Пусть идет своей дорогой.
– Они не охотятся так, как охотишься ты, маленький друг, но это не значит, что наши потерянные собратья не испытывают Голода.
– Голода?
Атта’нха снова кивнула и её теплые, слегка влажные глаза наполнились жаркими, колючими искрами. Такие, что вспыхивают в глазах охотников, когда те вспоминают имена тех, кто не вернулся с троп. Имена ушедших по невидимым тропам.
Волчице было больно.
– Заблудившиеся Фае всегда голодны, маленький друг. Их суть, их путь, должен был привести их в одно место, но они никак не могут его отыскать. И потому пытаются отобрать это место у других.
– Я… я ничего не понимаю, – признался Арди. – Как можно отобрать какое-то место… Они что, постоянно дерутся за чужие логова?
