Вообще-то, веселиться в таких обстоятельствах не полагалось никому, но тех, кто отказался от работы в пользу нового ритма жизни, становилось все больше. Потому что это очень удобно – никогда не трезветь и позволить другим разбираться с проблемой.
Сегодня они заняли один из больших залов, убрали часть оборудования, чтобы обеспечить побольше места. Под потолком привинтили колонки, и теперь музыка, бездумная, бессмысленная, ревела так, что дрожали оставшиеся трубы. В воздухе висел дым, ради которого наверняка скрутили пожарную сигнализацию. Он был настолько густым, что дурманил сам по себе, обвивал кольцами, как ядовитая змея. Но Лейсу такого было маловато, он нашел в хихикающей, шатающейся толпе Эли Бланчарда, привычно расслабленного, рассматривающего мир ненормально блестящими глазами.
Эли всегда был одурманен – и всегда сохранял деловую хватку. Лейс подозревал, что, если торговец однажды протрезвеет, он превратится в совершенно другого человека, не имеющего ни малейшего понятия о том, как он жил последние двадцать лет.
Разговор у них был короткий… да не было, по сути, разговора. Эли задал лишь привычный вопрос:
– За оплату или за услугу?
– За оплату, – отозвался Лейс, доставая из кармана кислородную маску. Оставаться в долгу у торговца он не собирался, а забыться хотел.
Эли оценил маску в три белые таблетки, четыре черных и бесплатную выпивку на всю ночь. Белая таблетка помогла расслабиться, две черные обеспечили Лейсу девушку – настоящую, живую, не андроида какого-нибудь! Он понятия не имел, как ее зовут, да это было и не важно. Она стала тем, чего он так давно искал: забвением.
Девушка сама нашла для них укромный уголок: небольшую нишу между трубами, завешенную какими-то тряпками. Видно, не первый раз отрабатывала развлечения на вечеринке у Эли! Лейсу было все равно. Прижимаясь губами к шее девушки, он чувствовал ее пульс, обжигающий жар кожи. Синтетический запах цветов переплетался с горьковатым запахом пота. Девушка была настоящим моментом, примитивным, пронизывающим удовольствием, которое делает неважным все остальное – и разум, и совесть, и долг…
В момент, когда Лейс не удержался, вскрикнул, чувствуя полыхнувшее внутри электрическое удовольствие, ему показалось, что где-то совсем близко громко, будто судорожно звенит коммуникатор. Но это больше не имело значения.
* * *
Демир Хафиз чувствовал: он один понимает, какое чудо перед ними оказалось. Сабир воспринимает все как техник какой-то, он настроен на результат и не забывает о безопасности… И это хорошо, но порой осторожность слишком сильно задерживает прогресс. Шукрия и вовсе напугана, она хочет выслужиться перед начальством, чтобы блокировку четвертого уровня поскорее сняли, а в таком настроении лучше и вовсе не браться за научную работу.
Демир же сохранил ясность мышления, он первым заподозрил: им всем досталось чудо. Именно с научной точки зрения – хотя слово «чудо» вроде как неприменимо в науке. Ничего, Демир позволил себе эту маленькую слабость, ведь работу он все равно не прекращал.
Его коллеги в большинстве своем сосредоточились на том, что кристаллы, покрывающие астероид, – не живое существо. И только Демир поставил перед сканером другую задачу: определить, мертвы ли они. Тут компьютер раз за разом давал сбой. Он не просто не мог полностью отрицать, что в странной субстанции точно нет жизни, он не определял, органика это по происхождению или нет.
Кристаллы оставались абсолютно неопознанным веществом – а значит, абсолютно новым! Такое нужно исследовать в специальной лаборатории, оснащенной подходящим оборудованием. А что было в наскоро переделанном ангаре? Да в основном сервисные дроны, которые для таких сложных задач подходят плохо. В этом свете стратегия выжидания, выбранная Сабиром, смотрелась еще комичней. Чего он ждет? Что эти железяки сами эволюционируют до совершенных компьютеров?
Демир допускать такую же ошибку не собирался. Он подозревал, что у него уйдет несколько ночей, чтобы вскрыть защиту, установленную начальником. Но тут ему удачно подвернулся Лейс, который был бесполезен во всем, кроме обладания допуском нужного уровня, и это упростило ситуацию.
Теперь Демир не замечал ничего – ни времени, ни окружения. Он, даже увлеченный, действовал осторожно, но и это не помешало ему получить первые результаты, гораздо большие, чем исследования компьютера. Кристаллы реагировали! Некоторые вещества были способны их уничтожить, как и экстремальные температуры. Но потом те образцы, с которыми он работал, восстанавливались – даже будучи отделенными от астероида. Получается, астероид им не нужен? А что тогда нужно?
К тому же кристаллы не были однородными. Одни все-таки разрушались в условиях, которые задавал Демир. Другие эти же условия выдерживали, да еще и увеличивались. Но ситуация не выходила из-под контроля, даже близка к этому не была, и он продолжал работу.
Сканер показывал, что кристаллы находятся не только на поверхности астероида, они проросли в него, заполнили пустоту в пористой породе. Теперь Демиру отчаянно хотелось узнать, чем они отличаются от внешних. Судя по показаниям компьютера, именно они, внутренние, дольше всего хранили неизвестное излучение.
Но чтобы исследовать их, сначала требовалось их достать. В полноценной лаборатории Демир поручил бы это дронам, но тут правильно настроенных не было. Пришлось действовать самому – браться за пилу, обычно использовавшуюся для совсем других целей. Нет, Демиру было не впервой адаптировать ремонтные инструменты для научных нужд. Но обычно он поручал исполнение приказов ассистентам, ученые не должны тратить на такое силы!
Теперь же пришлось заниматься этим самому, потому что Лейс давно смылся, да и вряд ли этот пацан выполнил бы поручение. Ничего, все справляются… насколько сложно это вообще может быть?
Принцип действия и правда оказался нехитрым, подвели обстоятельства. Защитный костюм не обладал никакими усилителями, он сам был тяжелым и сковывал движения человека, находящегося внутри. Да и Демир не был самым тренированным из обитателей станции, обычно это его не волновало, он считал себя человеком ума, не мускулов. А вот сейчас привело к проблеме…
Он даже не заметил, как это произошло, его предупредил компьютер: на небольшом экране, закрепленном возле лицевого щитка, всплыло оповещение о разгерметизации. Целостность защитного костюма была нарушена, а Демир даже не заметил, как и когда это произошло! Он еще и разглядеть сам себя нормально не мог, он чувствовал себя заключенным в громоздкий кокон. Все же в порядке, костюм целый, это просто ошибка системы! Или нет?
Он все-таки нашел разрыв. Ничтожный, смешной даже – сантиметра два, не более. Похоже, он задел рукавом острое лезвие пилы, когда готовил инструмент к работе. Демир поспешно оторвал от изоляционной ленты кусок подходящего размера и заклеил прорыв. Компьютер тут же угомонился, его вполне устраивало то, что целостность восстановлена, и не важно, как.
Демиру прийти в себя оказалось чуть сложнее. Сердце колотилось бешено, быстро, словно намеренно билось в ребра, чтобы уйти, уйти подальше. Воздуха не хватало, и Демир дышал часто, глубоко. Он понимал, что объективных причин для этого нет, поиск и решение проблемы не так уж его утомили. Но подавить стресс было непросто, и ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя.
Ничего страшного не случилось. Это главное. Лабораторный костюм провел максимальную диагностику, на какую был способен, и не выявил не то что проблем – намека на них. Демир разрезал пилой только костюм, кожу и даже собственную одежду не задел. Пила еще не использовалась для работы с астероидом, лезвие было чистым. В этот момент ученый находился в дальней части защитного куба, образцы лежали на столе, он был на расстоянии нескольких шагов от них. Изоляционная лента полностью восстановила герметичность, все в порядке, можно работать дальше. Демир прекрасно знал: если он выйдет сейчас, обратно без помощи Лейса уже не войдет, а снова обращаться к этому избалованному пацану было даже унизительно.
Он поразмыслил о риске, решил, что все неплохо, и вернулся к работе. Очень скоро она привычно увлекла его, заставила позабыть обо всем вокруг. Демир сначала срезал незначительную часть астероида, близко к поверхности, и убедился, что кристаллы там есть. Да еще какие! Они, защищенные от разрушительного воздействия космоса, казались более прозрачными и яркими, чем скромные осколки песочного цвета, оставшиеся на поверхности. Что же тогда скрывается на глубине, там, где больше пустот?
Демиру хотелось поскорее узнать об этом – и точно так же астероиду не хотелось открывать свои тайны. Работать стало тяжелее, основная порода, сначала легко поддававшаяся лезвию, будто затвердела. Возможно ли такое? Демир даже проверил показания сканеров, но они оставались прежними. Астероид не менялся, а задача все равно усложнялась!
Демиру потребовалось некоторое время, чтобы понять: меняется он. Странно так… Если бы речь шла о ком-то другом, а Демиру предложили разобраться в этом, как в теоретической задаче, он бы сразу сказал – конечно же, все дело в том, что человек начал прилагать меньше усилий! Но теперь, когда он стал тем самым человеком из задачи, все оказалось не так просто.
Он-то знал, что прилагал столько же усилий, сколько и раньше. Значит, ослабли мышцы… Он утомлен? Так скоро? Нет, не должен был, это же несложно! Но как бы он ни спорил сам с собой, реальность была неумолима: он работал все хуже. Мышцы наливались непривычной тяжелой усталостью. Суставы как будто ныли… Уже сейчас, хотя, по идее, нагрузка должна была сказаться гораздо позже! Голова болела, мыслить становилось все труднее. Сердце, лишь недавно успокоившееся после шока, снова разогналось до немыслимой скорости.
Он и не думал, что довел себя до такой паршивой физической формы. Демир разозлился сам на себя и запретил себе отдых. Он завершит эксперимент, нравится это проклятому телу или нет!
Но оказалось, что игры с природой так не работают. Тело не поддалось приказу, оно продолжило замедлять Демира. Внутри, где-то в груди, разгорался болезненный жар. Желудок сжимали спазмы, как при отравлении, хотя позывов к испражнению не было. Температура определенно поднялась. Все это Демир старался отмечать с хладнокровием ученого, однако получалось плохо. Он не был медиком, но и его знаний хватило, чтобы понять: эти симптомы не сулят ничего хорошего.
Воздух стал болезненно сухим, он колол изнутри. Тоже странно: после долгой работы в костюме воздух становится скорее влажным, это давняя проблема, известная всем ученым, не опасная, но неприятная. Однако сейчас Демиру казалось, что он попал в горячую пустыню и песок уже забивает легкие. Кашлять хотелось все сильнее, пришлось отложить пилу, потому что иначе все могло закончиться очень плохо.
Демир все-таки позволил себе этот кашель, надеясь, что в горло просто попала какая-то соринка, если избавиться от нее, сразу станет легче!
Но легче не стало. Кашель напоминал пламя, расползающееся по горючему: когда все началось, процесс не остановить. Боль в легких и зуд в горле не ослабевали, они нарастали. Демир уже не смог бы сдержаться, даже если бы захотел. Приступы сгибали его пополам, он прижимал руки к груди, скорее инстинктивно, просто чтобы делать что-то в ситуации, когда ничего сделать нельзя.
Он надеялся на паузу – и получил ее, ценой, которую ему совсем не хотелось платить. Откуда-то изнутри вырвался поток горячей жидкости, скользнул по горлу, унимая зуд, выплеснулся изо рта. Если бы Демир был в обычной одежде, жидкость пролилась бы на пол, теперь же она залила лицевой щиток, и яркий свет лабораторных ламп позволил ученому разглядеть, что это густая вишневая кровь.
Он больше не собирался размышлять, что происходит и почему, он поддавался панике. Демир чувствовал, как подступает новый приступ кашля, он знал, что болен. Ему срочно нужна была помощь, сейчас же!
Он запустил на коммуникаторе вызов личного номера Сабира Марсада и… не получил ответа. Начальник не то что не снимал трубку, компьютер показывал, что его коммуникатор отключен. Кажется, Сабир говорил о чем-то таком… Это все Шукрия, она просила его не использовать канал связи хотя бы ночью, в недолгие часы отдыха. Но Сабир говорил, что связаться с ним можно в любое время по каналу экстренной связи, он всегда был осторожен, он бы не отрезал себя от мира в такой опасный период!
Беда заключалась в том, что Демир не мог вспомнить, как запускать экстренную связь. Он знал, конечно же, знал, все знали! Но боль и страх сыграли с ним злую шутку, лишили его возможности мыслить здраво. Так иногда бывает: ты забываешь самое простое, и оно ускользает, упрекать себя бесполезно… Даже какой-нибудь полуадекватный Лейс уже вспомнил бы, а у него, блестящего ученого, ничего не получалось!
Так, стоп… Лейс! Есть ведь еще Лейс, малолетка наверняка не спит. Да, он не поможет, но даже ему хватит ума разбудить Сабира и рассказать правду. Нужно связаться с ним! Демир попытался и даже получил подтверждение, что сигнал пошел.
А ответа все равно не было. Лейс, в отличие от своего брата, ничего не отключал, он просто не реагировал на вызов. Должно быть, уже обкуренный, с какой-нибудь шлюхой, смотрит на экран, тупо хихикает, думая, что это очередная мелкая гадость… А время истекает, безжалостно истекает!
Демир больше не мог ждать, да и надеяться на чужую помощь не имел права. Он сам это начал – сам и спасет себя! Из-за крови, заливающей щиток, он ослеп, боль и жар делали его слабым, но он упрямо отказывался признавать, что это конец. Не может быть, не так, не с ним!
Он рванулся к выходу, надеясь попасть на свободу и просто бежать к людям, нашел дверь наощупь, кое-как, рванул рычаг эвакуации… Провал, снова провал. Снаружи наверняка был звук, но Демир его не услышал. Он получил лишь сообщение от компьютера на внутренний экран: выход запрещен. Карантин. У объекта слишком быстрые и критические изменения жизненных показателей, опасность для станции велика.
Наверно, это было правдой, но Демир не желал сдаваться. Плевать ему на станцию, полную уголовников, он должен спастись! Спорить с компьютером было бесполезно, оставалось лишь взломать машину. У Демира были на такое все шансы, но точно не в громоздком защитном костюме. Сначала нужно избавиться от этого нелепого кокона, вернуть себе свободу движения, а заодно и хотя бы приглушить жар, сжигающий его изнутри. Тогда можно и спастись!
Снимать костюм в одиночку всегда тяжело. Делать это, когда тело пылает непривычной, одурманивающей болью – тяжело вдвойне. Однако Демир очень хотел жить, он заставил себя вспомнить нужные движения, он расстегнул замки и потянул тяжелую ткань вниз, он справился!..
Защитный костюм сошел вместе с кожей.
* * *
Мое мнение таково: большинство кочевников дебилы, поэтому и организм у них по большей части дебильный. Мнение предлагаю считать научным, потому что другое все равно никто не предложит – побоятся.
Нет, в случае Сатурио Барретта природу было за что благодарить: он протянул достаточно долго, чтобы дождаться помощи. Да я и сам, помню, удивился, что он не отбросил копыта сразу… Тогда у меня не было времени разбираться, значительная часть моей энергии уходила на то, чтобы дышать и не захлебываться кровью, я только и успел, что подкинуть Сатурио кочевникам. Решил: займусь этим позже, если сам доживу.
Теперь «позже» наступило. Я изучал отчеты, составленные за прошедшие месяцы медицинским отделом, и моя уверенность в генетической дебильности кочевников только крепла. Вот на кой, спрашивается, его организм перегнал на место прокола костные ткани? Защититься хотел? Поздравляю, защитился: теперь ко всем прочим проблемам добавилась еще и костная бляшка прямо внутри черепа, а как бонус – накопление жидкости со всеми вытекающими последствиями… М-да, двусмысленно прозвучало. Медики уже два раза сцеживали жидкость, чтобы снизить давление. Почему не убрали дурацкую бляшку – не знаю. Наверно, побоялись в процессе убить Сатурио и обеспечить себе долгую и мучительную гибель от рук Барреттов, которые славились чем угодно, но не сдержанностью.
А меня они уже ненавидят, мне терять нечего, так что я готов рискнуть. Мне требовалось избавить Сатурио от того не слишком приятного аксессуара, который слепило его тело, и устранить действие яда. Понятия не имею, получится ли, с кочевниками я так еще не работал. Но если не получится, плакать не буду, буду просто лучше прятаться. Ну, или убью всех Барреттов, если других вариантов не останется. Но все по порядку.
Для начала нужно было решить, как именно вернуть мозг Сатурио к прежнему, и без того незавидному размеру. Вариантов у меня два: операция или химическое растворение. Операция вроде как безопасней, однако она требует сложного оборудования и опытных ассистентов. Все это на «Виа Феррате» есть, просто тогда мне придется выбраться из укрытия и снова общаться с окружающими, а я только-только удачно сбежал от них.
Значит, придется рискнуть, но не собой, так что не страшно. Сначала Сатурио получит еще больше яда, на этот раз представленного растворяющим токсином. В идеале, правильно рассчитанная доза просто разложит костное новообразование… или превратит мозг в желе, но это уже не в идеале. Организм Сатурио это вряд ли оценит и отреагирует чем угодно – хоть инфарктом, хоть инсультом, хоть сепсисом… Нет, сепсисом вряд ли успеет, но подготовиться лучше ко всему. Мне нужно будет перенастроить оборудование так, чтобы кочевник протянул чуть дольше, и ввести ему противоядие.
Занятные будни серийного убийцы.
Прелесть моего плана в том, что я в любой момент могу удрать, почуяв опасность, и это даже не обязательно убьет пациента. Недостаток – нужна долгая и тщательная подготовка. Ею я и был занят, когда ко мне пришла Мира.
Я сам позволил ей меня найти. Последние дни получились загруженными: сначала я искал подходящую лабораторию, где меня не побеспокоят, потом собирал по станции нужные ингредиенты. На то, чтобы следить, что еще успели испортить окружающие, меня уже не хватило, поэтому я позволил Мире отыскать меня – мне нужны были новости. Не могу сказать, что я полностью доверяю Мире из-за всего, что она для меня сделала. Понятно, что у нее свои интересы: охраняла, пока я могу быть полезен, и сдаст, когда полезным быть перестану. И все же она нравится мне чуть больше, чем другие, пока что я готов довольствоваться этим.
Для приготовления необходимых мне препаратов я использовал закуток, который при проектировании станции считался вспомогательным складом. Поэтому условия были те еще: ограниченное освещение, никакой вытяжки, недостаток пространства. Но хватило места для установки рабочего стола, переносной лампы, центрифуги… Словом, всего, что мне требовалось прямо сейчас.
Когда пришла Мира, я как раз заканчивал работу и не хотел отвлекаться. Она осталась у входа, прислонилась к двери спиной, скрестила руки на груди и некоторое время наблюдала за мной. Она не выказывала никакого триумфа по поводу того, что нашла меня. Видно, сообразила: случайно это не произошло бы, я ее, по сути, вызвал.
– Как ты это делаешь? – наконец спросила она.
Похоже, за недели моей комы она забыла: я не отвечаю на вопросы, которые можно трактовать двояко. Так что в воспитательных целях я промолчал.
Она быстро сообразила, что к чему, и уточнила:
– Как ты умудряешься так работать? Ты когда-нибудь замечал, что двигаешься без единой паузы? Ты заканчиваешь наливать что-то в одну склянку, тут же берешь другую, включаешь вон ту машинку, отмеряешь… Ты не перепроверяешь и не задумываешься, как будто ты уже репетировал то, что делаешь сейчас!
Надо же… Я думал, она задаст очередной пропитанный праведным гневом вопрос о том, как я игнорирую мораль и нравственность. Или как я убегаю, даже если это не нужно. Я не догадывался, что ее заинтересует нечто подобное – хотя бы потому, что я раньше сам за собой такого не замечал.
В качестве награды за умение меня удивить я все-таки ответил:
– Я предпочитаю сначала думать, потом делать. При таком раскладе лишние движения уже не требуются, равно как и паузы.
– Если бы это было просто, все бы так делали!
Я осторожно упаковал в защитный чехол шприц, полный самого опасного токсина на этой станции. Подозреваю: если эта штука прольется, она растворит стандартный металл. Хотя это было бы расточительством, растворять металл можно куда более дешевыми веществами.
– Опять не отвечаешь, – вздохнула Мира. – Ну и ладно. Зачем позвал?
Она все-таки поняла это «внезапное обнаружение» правильно. Хорошо, плюс один балл в ее пользу.
– Что происходит на станции? – поинтересовался я, пытаясь найти в заблаговременно украденных медицинских отчетах нынешний вес Сатурио. – Основные события.
– Про вторую станцию ты уже слышал?
– Слышал излишне эмоциональные трактования, не понимаю суть.
– Суть там никто не понимает. Мы случайно наткнулись на другую космическую станцию… Мобильную, хотя «Виа Феррата» считалась первой, запущенной в «Сектор Фобос», в экспедиции Нерии-Рузанова станций точно не было, только корабли. Сначала мы решили, что это такая же модель, как наша, мы будто сами себя увидели! Но более тщательный осмотр показал, что модель перед нами все-таки попроще и постарше.
Ну надо же… Некоторое время я не подозревал, почему адмирал Согард не хочет давать мне доступ к засекреченным архивам. Теперь я начинал догадываться об этом.
– Станция получила серьезные повреждения, но ее осознанно удерживают на одном месте маневренными двигателями, – продолжила Мира. – Центральный компьютер изначально не был на такое настроен, следовательно, там остались люди. Но связаться с ними не удалось.
– Возможно, причина та же, что и с «Марией Яниссар».
– Точно нет: внутри есть жизнь, причем в немалом количестве. И жизнь эта достаточно разумна, чтобы поддерживать станцию в рабочем состоянии. Они как минимум звездные панели для захвата энергии выставляют! Но до использования рации эта разумная жизнь уже не додумалась.
Или просто не хочет общаться с нами. Понимаю и не осуждаю.
– Какие планы? – уточнил я.
– Сначала мы сосредоточились только на технических средствах изучения станции. Но это дало не так уж много, и тут мнения разделились. Кто-то считает, что нужно лететь дальше, кто-то – что мы должны послать туда разведывательную группу. Адмирал поддерживает второй вариант, и, подозреваю, тебя в эту группу включили по умолчанию. Подыграешь?
– Да.
– Серьезно? – удивилась Мира. – Я думала, ты торговаться начнешь…
– Не в этот раз. Я понимаю, почему адмирал выбрала это решение. Станция, пусть даже ранней модели, обладала защитными ресурсами, близкими к нашим. Мы должны знать, почему они ее не спасли и к чему нам готовиться. Срок отправления уже определен?
– Твой побег планирование не облегчил, – укоризненно заметила Мира. – Но дело даже не в этом… Есть еще большая новость номер два: с адмиралом происходит что-то странное.
Она рассказала мне все – от попытки убить меня посредством Барреттов, о которой я и так знал, до того, что ей нашептал Бернарди. Да уж, любопытная ситуация… Маловато данных, чтобы определить ведущих актеров этого спектакля, да и цель не очевидная. В другое время я сразу решил бы, что кто-то пытается сместить адмирала – желающих хватает. Но сейчас наметилось еще и разделение мнений по второй станции. Возможно, Елену Согард атакуют не из-за ее должности как таковой, а из-за ее позиции насчет разведки.
Этим нужно заняться. Я ведь изначально знал, что интриги будут – человеческое общество, даже урезанное до минимума, жить без них не может. Всегда найдутся прирожденные лидеры и те, кому лидером быть хочется, да природа обделила всем, кроме амбиций. Вторые начинают подсиживать первых, отчаянно критиковать, потому что критиковать проще – все допускают ошибки. Они легко находят сторонников, род человеческий с готовностью ведется на жалобы. Изначально эволюция устроила это ради выживания вида, но потом вид использовал этот же принцип, чтобы сам себе наживать проблемы.
Беда тех, кто получает власть через критику и уничтожение истинных лидеров, в том, что они творчески бесплодны. Они лают, пока есть на кого. Но когда власть все-таки попадает в их дрожащие от радости лапки, оказывается, что они не способны и на половину того, чего добились их предшественники. Однако они достаточно умны, чтобы здраво оценивать свои силы, так что предшественников убивают в самом начале пути, и откат к былому порядку уже невозможен.
Изначально я не собирался объяснять все это Мире, но потом решил, что, если я стану на чью-то сторону в конфликте, мне понадобится сильный союзник, и все-таки устроил небольшую лекцию. Мира, надо отдать ей должное, слушала внимательно, но от колкости все же не удержалась:
– Завидное знание природы власти для серийного убийцы!
– Чего только не узнаешь, когда готовишься к убийству губернатора, – равнодушно отозвался я. – Готово.
– Что именно?
– То, что решит проблему с Сатурио Барреттом. Так или иначе.
– Начало было многообещающее, а потом ты привычно все испортил, – проворчала Мира. – Ты уверен, что он не умрет из-за такого лечения?
– Нет. Но это тоже будет решением проблемы.
На сей раз я даже не шутил. Не могу сказать, что мы с Сатурио очень похожи, но что-то общее все-таки есть. И если бы я оказался на его месте и узнал, что полноценная жизнь больше не доступна, я бы предпочел умереть, а не существовать безвольным, загнивающим изнутри овощем.
Ему я подарю выход из тупика. Может, прозвучит странно, но самым серьезным своим противникам мы порой должны не меньше, чем лучшим друзьям. Однако это Мире я объяснять не стал.
– Моя помощь понадобится? – спросила она. – Или тебе просто нужен был личный секретарь?
– Нужен был. Но и медсестра может пригодиться.
Обретенное многообразие ролей Миру не впечатлило, она нахмурилась:
– Может, позовем Кети или кого-нибудь еще?
