– Почему? – спросила я. – Прости, Элиза, но я что-то всё забыла.
– Чтобы аббат настоятель не узнал, что я твоя дочь. Иначе он прогонит нас из аббатства. А нам ведь некуда идти. Ты велела говорить, что ты моя сестрёнка.
– Меня Мари зовут?
– Мари Шаль, а я Элиза Шаль, – закивала малышка. – Ты вспомнила, мамо… ой, прости, Мари.
Девочка прижала руки ко рту.
– Так я не монахиня?
– Нет. Ты моя мама.
– А где твой отец? Мой муж? – продолжала спрашивать я.
– Его никогда не было. Ты родила меня одна.
– Да уж.. – пролепетала я. – А наш дом? Где мы живём?
– У нас нет дома, ты это тоже забыла, мамочка? – покачала головой Элиза. – Мы жили у господина Лорье, пока он не умер. И нас выгнали из его дома.
– Кто такой господин Лорье?
– Он был твоим любовником, – четко ответила девочка.
Боже! Ребёнок в её возрасте не должен был знать такие слова! Это же ненормально!
– А здесь мы что делаем, Элиза? В этом аббатстве?
– Вчера мы попросились переночевать тут. Нам ведь некуда идти. А ещё ты хочешь стать послушницей при аббатстве.
Час от часу не легче. Какой ещё послушницей? В монастыре, то есть в этом аббатстве?
Ещё чего не хватало!
Вдруг я задумалась. Если эта Мари, то есть я, родила Элизу без мужа и потом имела любовника, то наверняка по законам этого мира я была грешницей. И потому пришла в аббатство замаливать грехи?
Да… Просто прекрасно!
В книжках попаданкам доставались роли прекрасных богатых принцесс, невест королей и красавцев-драконов.
А я толстая грязная баба с ребёнком на руках, без дома и с сомнительной репутацией. Наверняка ещё и без денег.
Просто чудесное начало новой жизни!
– Я хочу обратно! – прокричала я в сердцах куда-то в каменный потолок кельи. – В свой сорок шестой размер, замуж за красавца Руслана и лететь на Мальдивы! Верните меня обратно! – и уже горько всхлипнув, прошептала: – Ну, пожалуйста…
Глава 3
Неожиданно за нами раздался хриплый кашель. Я обернулась и увидела в дверном проёме кельи худую монахиню в чёрной рясе. Она была не просто худа, а тощая донельзя. Лицо мертвенно-бледное, с черными глазами.
Оглядев нас неприятным, каким-то злым взглядом, монахиня произнесла:
– Наш настоятель, аббат Фалло хочет говорить с тобой, беспутная девка.
Её недовольный голос, но более обращение «беспутная девка» меня покоробили. Но, возможно, в этом мире было нормально так обращаться к таким, как я? Все-таки я верно поняла, что для этого мира я ещё та грешница.
– Зачем я ему понадобилась? – спросила я недоумённо.
– Откуда мне знать? – огрызнулась монахиня. Я видела, что смирения и любви к ближнему у этой «святой девы» ноль. Такой злобный взгляд, как у нее, ещё поискать надо. – Может, хочет исповедовать тебя, блудница вавилонская?! Или епитимью наложить? Иди за мной! Он не любит ждать.
Подумав, что разговор с аббатом может затянуться, я вспомнила о бедной малышке, которая держалась за мою грязную рясу в этот момент. Элиза испуганно прижалась ко мне, едва вошла эта мегера.
– Моя сестра голодна, – ответила я, обхватив девочку за худые плечики. – Можем мы сначала поесть?
– Сначала исповедь, девка! Ты забыла, что ты в обители Божьей, а не на рынке, чтобы торговаться! Здесь приказы настоятеля не обсуждаются. Или он вмиг выгонит тебя и твоё бесовское отродье из аббатства!
Я так опешила от злых слов монахини, что на миг замолчала.
Она что, офигела: называть малышку «бесовским отродьем»? Да, Элиза не была мне дочерью, ведь я просто заняла тело её матери. Но все равно мне хотелось защитить и оберечь ее. И девочка явно не заслуживала такой ненависти, с которой на нее сейчас смотрела эта «невеста Христа». Разве малышка виновата, что её мать блудница, как я? Нет.
Я уже хотела возмутиться. Но поняла, что это бесполезно. Похоже, эта фанатичная и уверенная в своей святости карга точно не поймёт. Примитивное выражение и злоба были отчётливо написаны на ее сухом лице.
Потому я обратилась к девочке:
– Элиза, детка, подожди меня здесь. Я схожу к аббату и вернусь.
Дочка быстро кивнула и отошла от меня. Какой послушный, тихий ребенок. Прямо загляденье.
– Для тебя он святой отец, нищенка! Или его святейшество господин аббат! Именно так к нему следует обращаться, и никак иначе! Ты уразумела, падшая?
– Уразумела, – хмыкнула я. Весь этот средневековый цирк, в который я попала, стал меня уже забавлять, а не раздражать. Я приблизилась к монахине и предупредила: – И не надо обзывать меня. Я и без тебя знаю о своих грехах!
Мне в нос ударил невозможный запах монашки. От нее воняло тухлой капустой и мочой. Ох! Точно они здесь не мылились! Или только она?
– Что ты знаешь, грешница?! – воскликнула пафосно мерзкая тётка, подняв руку с пальцем к потолку. – Такие, как ты, думают только причинным местом! Моя б воля… я бы тебя на порог нашей святой обители не пустила. Это просто аббат Фалло очень добр к таким блудницам, как ты. Постоянно исповедует их в своей келье часами и наставляет на истинный путь.
Слова монахини показались мне странными. Неужели настоятель аббатства был иным, чем эта тощая злая мегера? И правда был жалостливым? Может, тогда мне удастся убедить его не выгонять нас с Элизой на улицу? И мы с девочкой поживем еще здесь, пока я не освоюсь в этом мире.
– Куда идти? – коротко спросила я, понимая, что не хочу говорить с монашкой дальше.
Она только и могла изрыгать оскорбления в наш с Элизой адрес.
– Следуй за мной, девка.
Мы шли по коридору аббатства, и навстречу нам попались монахини в таких же черных рясах и апостольниках на головах. Они не смотрели на нас, а спешили по своим делам.
Я сразу же отметила одну странность: все до единой были стройными и худыми. Даже чересчур. Может, это было очень бедное аббатство, и сестры здесь не доедали?
Когда мы вошли в просторную келью, в ней было двое мужчин. Один, лысый, в чёрной рясе, сидел за столом. Второй монах в коричневой грязной рясе, с толстым брюхом стоял у дверей в угодливой позе.
– Так что мне передать нашему настоятелю, аббат Фалло? – спросил в этот момент монах. – Когда сёстры из вашей обители пожалуют к нам в аббатство на общую мессу?
Заметив нас в дверях, аббат повернул голову и махнул рукой, чтобы мы вошли. Мы с сестрой последовали приглашению.
– Послезавтра мы придём с дюжиной сестёр на вечернюю мессу, – ответил пузатому аббат, вставая из-за дубового стола.
– Я передам нашему настоятелю. Мы с братьями будем очень ждать встречи, – кивнул довольно монах и посмотрел на нас.
Он как-то долго оглядывал меня с головы до ног. Его взгляд показался мне не просто плотоядным, а до того похотливым, что я напряглась.
– Брат Жиро, оставь нас уже! И ты, сестра Женева, – грубо приказал аббат.
Монах и монахиня торопливо вышли, плотно прикрыв дверь.
Аббат Фалло медленно приблизился ко мне.
Он был высоким, худым и лысым. Лет сорока пяти, с небольшим пузиком, и маленькими бегающими глазами. Его тощее угловатое лицо было обезображено какими-то язвочками. Я подумала, что это прыщи. А может, оспа? Я не представляла себе, как она выглядит, эта оспа. Но знала, что в те времена многие болели оспой. Эта болезнь встречалась в средневековой Европе так же часто, как и у нас ОРЗ или тот же грипп.
Аббат Фалло подошел ко мне совсем близко, и я в который раз ощутила отменную вонь. От него несло какой-то гнилью, едким запахом пота и опять же мочой. Нет, я этого не вынесу! Неужели они все так воняли? Хотя, если они никогда не мылись, то это было вовсе не удивительно.
– Как ты устроилась в своей келье, куколка? – важно спросил он.
Слово «куколка» произвело на меня ошеломляющее впечатление. Я даже зависла. Аббат говорил мне «куколка»? Что это значило?
Глава 4
– Хорошо устроилась, – промямлила я, вдруг ощутив, как рука аббата погладила мое пухлое запястье, и он приблизился ко мне вплотную.
Воняло от него хуже, чем от немытого коня. Я даже перестала дышать, думая, что сейчас лишусь чувств от этого смрада. Невольно попятилась от аббата, чтобы хоть немного вдохнуть свежего воздуха.
Он, видимо, истолковал мое движение по-своему, тут же подошел к столу и взял какой-то свёрток.
– У меня есть для тебя подарок, Мари. Посмотри, какое лакомство! Герцог Шуазель пожаловал мне целый сундук его! За то, что я дал ему индульгенцию на ближайшие пять лет.
– Спасибо, – ответила я, подходя к столу и решив посмотреть, что там такое.
– Если ты будешь послушной, куколка, я буду баловать тебя сластями. И трапезная всегда будет открыта для тебя и твоей дочери, – сказала он призывно. – Будешь есть со мной за одним столом. Самые лучшие и благородные сыры и вина подают только мне.
– И что я должна сделать? Послушной – это как?
Аббат Фалло развернул сверток, и мне в нос ударил терпкий аромат, знакомый с детства.
Шоколад!
Запах шоколада вызывал у меня почти чувственный экстаз.
Вы любите шоколад так, как люблю его я?
Горький, молочный, белый, темный – любой. Едва запах шоколада окутывал меня, я теряла способность соображать разумно. Я как будто впадала в какую-то нирвану. Сладкую, мечтательную. Каждый кусочек, который попадал в рот, я смаковала, получая огромное удовольствие.
Я обожала шоколад с детства и как одержимая разбиралась во всех его видах и сортах. Даже по запаху и вкусу могла определить, из какого сорта какао-бобов сделан тот или иной шоколад. Из какой страны привезены семена.
Потому сейчас, ощутив нежное горьковатое благоухание своего любимого лакомства, я невольно потянулась к нему и осторожно взяла небольшой кусочек. Благо шоколад уже был разделен на части. Засунула черный ломтик в рот, прижала его языком к нёбу, наслаждаясь этим чудесным вкусом. От удовольствия даже прикрыла глаза.
В следующий миг я как будто перенеслась мыслями и сознанием в другое место. Из всего этого убожества, которое окружало меня, в страну грёз. В возвышенное райское место вместо всей этой нищеты и вони. Мне казалось, что более вкусных, чем эти темные пахучие дольки, я никогда не ела.
На миг я даже забылась, потерялась. Опомнилась только тогда, когда аббат дерзко прижал меня бедрами к столешнице.
– Пухлая тыковка, – раздался голос аббата у меня над ухом. И я спустилась с небес на эту грешную землю. – Ты согласна приходить ко мне каждый день?
– Эээ, – я замялась, думая, что все же неправильно его понимаю.
Но в следующий миг костлявая рука аббата легла мне на бедро, и он попытался задрать мою юбку.
Я до последнего не верила в свое жуткое предположение, что настоятель жаждал моего тела. Все же католические аббаты давали обет безбрачия и воздержания от плотских утех. Так называемый целибат.
Слова злой мегеры-монашки: «исповедует их в своей келье часами» отчего-то зазвучали для меня теперь по-другому. Неужели развратник-аббат блудил с прихожанками прямо здесь?! Нет, это просто немыслимо! И не может быть правдой!
– Мой душистый круглый сырок, ты так аппетитна, – продолжал мне лить на уши этот неприятный тип. – Не то, что все эти монахини. Одни мослы да кости…
Ужас! Значит, он запал на мое пухлое тело?! Вот это откровение!
И я прекрасно поняла, что мне все это не мерещится. Реально этот служитель культа пристаёт с непристойными предложениями!
– Это же грех, аббат! – вскричала я первое, что пришло мне в голову. Я тут же оттолкнула мужчину от себя и отошла от него подальше. – Разве вы не клялись хранить целибат?
– Ты это чего? – недоуменно спросил он.
– Думаю, вы не должны так дерзко прикасаться ко мне. Я честная девушка, а вы аббат все-таки. Вот и храните верность и чистоту своей церкви!
Я видела, что он натурально опешил. Что? Не ожидал моего отказа?
Только спустя минуту настоятель глухо процедил:
– Значит, ты, грешница, решила идти против меня?
– Это не так.
