Никита Киров "Прорвёмся, опера! Книга 4"

– Не бьётся путана, – сказал я. – Никак не бьётся с Крюгером.

– Опять? – он повернулся ко мне. – Чё у тебя не бьётся всё, Паха?

– Надо этого типа дёрнуть, – я повернулся к Толику. – Как у него фамилия? У Мишани, брата твоей бывшей?

– Зиновьев, – ответил он после пары секунд раздумий.

Толян начал набирать номер, но остановился, занеся палец над диском.

– А ведь все будут думать, что я ним поссорился и закрыл из-за этого, – произнёс он Толик печальным голосом себе под нос. – Состряпал дело и закрыл. И не докажешь никому, что он реально подозреваемый.

– Надо этого Мишу Зиновьева в розыск, – продолжил я, глядя на следака. – Он крутился рядом с жертвой в день убийства, и явно связан с новой ОПГ Сафронова, и все эти убийства барыг – разборки и борьба за кресло мэра. А вот трупы остальных – надо искать между ними связь. А если спихнём все темнухи на Кащеева – можем просрать другого убийцу. Не просто так этот Миша прячется, и эти порезы на руках у него не от чистки картошки. И убитую он воспитывал, бил, она сама мне говорила, что пожалела его. А зря.

– Я вот одно не пойму, – тихо сказал Кобылкин, смерив меня долгим взглядом. – Ты или тех конвойных сержантов отмазываешь, которые просрали побег, и на них уголовку завели из-за этого убийства, или просто упрямишься? Хорошо, Паха, не веришь мне – поверишь фактам. Вот!

Он полез в карман и достал оттуда помятый лист с печатью. Стал им размахивать.

– С утра заскочил в трупарню, мне там справочку накатали, – следак уже заводился, голос поднялся на тон. – Согласно предварительной справке, смерть наступила где-то между двенадцатью дня и шестью вечера. А это значит, что в этот самый момент Кащеев гулял на воле! А вы с Андрюхой приволокли его в изолятор только к семи! Так что, выходит, он мог спокойно тётю хлопнуть перед задержанием!

– Далеко место убийства, – пришёл Якут мне на помощь. – Это он должен был сразу от того гаража бежать на заправку, задушить её, а оттуда бегом через весь город в детский сад, и это в то время, пока вся городская милиция его искала.

– На машине был! – упрямился Кобылкин, прикрываясь справкой. – Я же говорю, у него сообщник есть, надо искать! А сообщник снял эту б***, увезли её за город, Кащеев её там придушил струной, и потом сообщник его увёз и высадил в городе, где вы его уже и нашли. Справка-то есть, время подходит, почерк схож! Даже по латыни всё намалевано! Всё бьётся? Ну вы чё, мужики? – он огляделся. – Дело яснее ясного!

– Всё равно картинка не складывается, Гена, – сказал я.

– Да ну вас всех, – он спрыгнул с подоконника и пошёл к двери. Но у самого выхода остановился, обернулся и добавил миролюбивым голосом: – Пока к вам шёл, в дежурку заходил. Там как раз подружайка погибшей припёрлась, та ещё прошм***ка. Мол, её вчера днём какой-то извращенец в подворотне обжимал, хотел придушить. Вот как пить дать, это Кащеев и был. И то, что он баб лапать любит, никто спорить не будет.

– Надо опрашивать, – заметил я. – Пусть к нам идёт.

– И вот давай так, Паха, – Кобылкин взялся за ручку двери. – Если она укажет на Кащеева, ты заканчиваешь упрямиться и поможешь мне заняться настоящим делом, в суд его загонять надо – подвести нелюдя-психопата под расстрел, чтобы землю не топтал больше и никому не навредил. Без него мир чище станет.

– А если нет? – спросил я.

Следак вместо ответа молча вышел в коридор.

Глава 2

Опера начали разбредаться по своим делам, вскоре в кабинете, кроме меня, остались только Толик и Сан Саныч. Пёс заскулил, провожая уходящего последним Орлова печальным взглядом, и даже подобрал красную жёваную кеглю, думая, что кто-нибудь вернётся и захочет с ним поиграть. С ней он подошёл ко мне, увидел, что я занят писаниной, и пошёл доставать Толика, тыкая его кеглей. Тот не глядя её взял и бросил, и пёс с бряцанием когтей по линолеуму бросился за игрушкой.

Но назад не понёс, остановился, дружелюбно махая хвостом, глядя на посетителя.

– Ой, собачка, – произнесла вошедшая в кабинет девушка и надула пузырь жвачки. – Не укусит?

– Не укусит. Не холодно так ходить? – спросил я, заметив её колготки.

– Если одеваться, не заработаешь не шиша, – заметила она. – Куда мне приземлиться, гражданин начальник?

Невысокая девица с тёмно-русыми длинными волосами вошла, держа в одной руке сумку из коричневых кожаных лоскутков, в другой – пакет с хлебом. Под синтепоновым жёлтым пуховиком надет бежевый свитер с вырезом и пуговицами, красная клетчатая юбка, совсем короткая, а под ней сетчатые колготки. Должно быть, это и есть та проститутка, о которой говорил Кобылкин.

Я показал ей на стул авторучкой и заметил, как Толя, чисто машинально, полез за расчёской в стол.

– Ой, а какие молодые тут все, – заметила заявительница. – Ой, собачка какая. А как тебя зовут, красавица?

– Сан Саныч, – сквозь смех пробурчал Толик.

– Хм, – недоверчиво замычала девушка. – Ой, а я вас помню, – она посмотрела на меня, – вы к нам ходили, Андрюху Зуба напугали, куртку отобрали у него.

Говорок у ночной бабочки простоватый, не местный, у нас так не говорили, ещё сильно выделялось оканье. Смотрела нагло, без страха, хотя и с любопытством, явно пришла сюда впервые.

– Не отобрали, а изъяли украденное, – поправил я. – Не его это куртка была. Это на тебя напал, значит, маньяк? – спросил я.

– Мне-то ишо повезло, – протянула она. – А вот Светку-то порешил, гад такой, поганец, чтоб ему пусто было!

– Что ты об этом знаешь?

– Ничё не знаю, – затараторила она. – Светка говорила, её сосед шупал за жопу, а потом оказался маньяком, надо милиции сдавать. Я ей говорила, не вздумай заявление писать-то, а вон оно чё вышло-то! Освободился и порешил девку!

– Знала её?

– Ну-у, – протянула заявительница. – Так, немного, сигареты стреляли друг у друга да чай пили.

Я глянул заявление, которое мне принесли из дежурки. Лимонова Анастасия Фёдоровна, текст написан большими детскими буквами, писала о нападении.

– Она мне салон посоветовала! – Лимонова наклонилась ко мне и доверительно посмотрела на меня. – Татуировку сделать. Говорит, клиенты любят, когда татуировки есть, показать просят, можно деньги просить. А мне сделал тот криворукий обезьян на титьках, смотри, что вышло!

Она начала расстёгивать кофту, будто собираясь показать мне, что там изображено на груди. Толян аж привстал и вытянул шею, чтобы посмотреть.

– Не надо, за плохие татуировки мы никого не ловим и не садим, – успокоил её я, и она опустила руки. – Что вас так всех раздеваться здесь тянет… эх, ладно. Так что по нападению на тебя? Что там было?

– Так вот, иду на работу с обеда, отпросилась как раз, с собой же не взяла ничего опять, – она полезла в сумочку за сигаретами. – Иду назад, думаю, опять орать будут. Мне тогда выговаривали за это, – Лимонова достала зеркальце, – что если я опять на обеде сало буду есть с чесноком, они меня выгонят.

– Ну, – поторопил её я и сделал знак Толику, чтобы не вздумал хихикать.

– Снег валит, метель метёт, – она начала размахивать руками, будто хотела жестами показать мне вчерашнюю непогоду. – А с меня раз, и шапку ко всем хренам сдуло! Я за ней! Она по улице катится, а я за ней, никак догнать не могу, скользко ещё, я так шмякнулась пару раз на копчик. А она – хоп, и в подворотню закатилась!

– Дальше что? – я посмотрел на неё.

– Только нагибаюсь за ней, а тут хрясь! – Лимонова аж вскрикнула. – И меня кто-то сзади хвать за жопу. А я кричу: куда?! Не платил же ишо! А потом не смогла кричать, жутко стало… он меня за горло взял и давить начал…

– В перчатках он был? – уточнил я, вспомнив разговор с профессором.

– Не помню, – она замотала головой и стала говорить тише: – И держит так крепко-крепко. А потом повернул к себе и глядеть давай…

– Лицо разглядела?

– В маске он был и в очках, – Лимонова уже не произнесла толком, а прошептала это. – Как эти, бандиты-то ходят по телеку, в такой же маске, с дырками для рта и глаз. И на меня так пристально смотрит-смотрит, в глаза прямо. Смотрит и смотрит…

– И что потом? – спросил я.

– Да как толкнёт в стену-то! – обиженно произнесла она. – Я аж ударилась затылком и чуть не упала. А он убёг через дворы.

– Так… – я задумался. – Какого он был роста?

– Ну, – Лимонова задумалась. – Ну вот… ну вот как он, – она показала на Толика, тот как раз встал посмотреть в окно. – Ну, чуть пониже, может, не шибко только.

– Шибко пониже или не шибко? – язвительным тоном спросил тот.

– Ну, чуть пониже, может. В перчатках… да, точно, в перчатках был, в чёрных, замшевых… и в этой ещё, куртке чёрной, тоже с замши, с молнией. И ботиночки были, кожаные, с мехом!

– Усы были?

– Ну рот-то там был открыт в маске, а вот усов там нет.

У Кащеева чёрной куртки на момент повторного задержания не было, он был в том самом грязном ватнике, в котором мы его взяли в первый раз. И очков с маской при нём не оказалось, и щетина уже отросла. Но главное – он невысокий, а долговязый Толик – метр восемьдесят пять, и даже будь напавший чуть пониже – это всё равно будет слишком высокий человек, чтобы девушка могла так описать Кощеева.

– Не из-за чеснока же отпустил? – вполголоса пошутил Толян.

– А Светку-то жалко, – произнесла Лимонова, не услышав это. – А же на обед хотела бежать, а там снег пошёл. И она мне пуховик свой дала, мол, сбегай в нём, чего мёрзнуть-то? А то у меня только куртёха осеняя была, задубела бы.

– Ты что, была в другой куртке? – я тут же напрягся и переглянулся с посерьёзневшим Толиком.

– Да, в синем, он дома щас. Куда девать-то теперь, не знаю, нету больше Светки-то. Кому возвращать?

Та-а-а-ак, вот и связь. Кто-то следил за погибшей Тимофеевой в день её смерти, но спутал её с Лимоновой из-за одежды. А когда догнал и загнал в безлюдное место, посмотрел в лицо – и понял свою ошибку. Но отпустил, не стал ничего делать, и, возможно, отправился искать зеленоглазую девушку. Хотя они мало похожи, вернее даже, совсем разные.

Но это всё уже интереснее. А погибшая проститутка была без верхней одежды, когда мы её нашли. Кто-то её увёз, потому что сама она так далеко бы по такой погоде не дошла.

– А что ты слышала про нападение на ваш шалман? – спросил я.

– Ну, не знаю, меня-то там не было, на обеде же была, – Лимонова подняла глаза к потолку, вспоминая что-то. – Говорят, какие-то спортсмены напали, всех побили. Я пришла, уже закрыто было. Сказали, пока работать не будем, дома велено ждать, но чтобы сами ничего не промышляли, а если придётся, то чтобы все деньги считали…

– А что насчёт знакомого Светки? – вспомнил я. – Который ей фингал поставил и воспитывал. Миша же его звали?

– А, мальчик-зайчик какой-то, – она отмахнулась. – Влюбился, представляете? Ха! Да такую любовь я бы в гробу видала, нафиг щастье-то такое? У меня вон, муж был, так я от него свалила подальше, от алкашины эдакого, а этот ишо хуже!

– Опиши-ка нам его, – попросил я.

– Ну, симпатишный… вот как он, – Лимонова показала на Толика, и тот зарделся, даже улыбаться начал. – Высокий… ну, чуть пониже, – она поводила в воздухе рукой, будто показывая отметку. – Ну, не знаю… Светке глаза его нравились, а мне-то что, глаза как глаза, есть с них, что ли? А вот остальное – вредный уж больно. Вот бабка моя права была, что не на рожу-то смотреть надо, а на характер, шоб не шибко бухал и руки не распускал. Слушалась бы её, не пришлось бы на Валерке жениться, и не пришлось бы сюда ехать потом, зарабатывать одним местом. Ну а характер-то у хахаля Светкиного – гамно! – с чувством сказала она. – А я всякого гомна повидала.

Разговор с путаной навёл меня на разные мысли, и пара идеек у меня возникла дополнительно. Но из кабинета ни в чём не разберёшься, девица ушла – надо ехать на место, опера ноги кормят.

Допрошу кого-нибудь с того шалмана, и надо выйти на этого Мишу. Как-то он причастен, не к одному, так к другому. Да и ещё у меня есть слабые зацепки, надо по ним пройтись.

Толику ещё раз скажу рыть со стороны своей бывшей, даже если он переживает, что для всех это будет выглядеть, будто он сводит с ней и её братом счёты из-за недавней ссоры. А мне надо копать со стороны Сафронова, ведь Миша состоит в его банде…

Зазвонил телефон, вырывая меня из размышлений.

– Коренева можно? – попросил недовольный женский голос.

– Толян, тебя, – я показал на аппарат, дождался, когда он возьмёт трубку, и положил свою.

Тот, едва услышав что-то, обрадовался и начал собираться.

Ладно, надо действовать, и заодно – решить для себя несколько вопросов, которые я пока никому не озвучиваю.

– Паха, ты далеко? – в коридоре меня выловил Сафин.

– Да прогуляюсь до рынка, и в морг к Ручке хочу по дороге заглянуть. Если опять не запил, подскажет по одному вопросу.

– О, будь другом, захвати там заключение по Терентьеву, – попросил Руслан. – Я знаю, что Ванька копии заключений делает, как и положено, а то Димка-следак просрал бумажку с экспертизой и на нас теперь валит, а дело в суд направлять надо уже. А если копии нет – пусть по-братски оформит новое заключение вчерашним числом, проставимся.

– Заберу, Маратыч.

– И там участковый трупешник привёз, глянь, есть криминал или нет, – он виновато посмотрел на меня. – А то Суходрищев орёт, типа, проглядели маньяка, поэтому велит теперь каждый труп смотреть на предмет удушения, вдруг ещё есть убийства в серии, а мы не видим. Вот надо даже тех, кто от синьки помер, смотреть. Но просто глянь для приличия, в рапорт я сам запишу.

Ну, генерал Суходольский такой и есть. Если бы Шухов стал генералом (а он не станет, это я знаю точно), то вёл бы себя именно так, а не иначе.

– Паха, погоди! – крикнул Толя из окна, когда я уже вышел на улицу. – Ща, выскочу.

Сан Саныч нетерпеливо тянул меня вперёд и поминутно оглядывался. Соскучился, давно не видел. И всё его теперь радовало, даже снег, который он кусал, ловя снежинки в воздухе.

Толя выскочил без шапки и сразу подбежал ко мне.

– Паха, – с видом заговорщика начал тот и огляделся. – Вот никто не в курсе, и я никому не говорю… но знаю, что у тебя есть бабосики. Слушай, будь другом, займи мне сто баксов. К Новому году отдам.

– Ну раз надо, – я полез в кошелёк на ощупь, не доставая его из кармана.

– Да привезли раньше одну штукенцию, а вот бабла нет, – виновато сказал Толик. – Думал, потом привезут, в январе, успел бы накопить.

Ну, Толян долги обычно отдаёт, тут я и не парился, хотя что ему там понравилось на целых сто баксов? Обычно на свиданки и подарки он много не тратит. Ну, раз надо, значит надо. Денег дал. Махнув ему рукой на прощание, я отправился по своим делам.

В морг я Сан Саныча заводить не стал, с такими запахами псу там делать нечего, оставил его посидеть у скамейки снаружи. А перед тем как заходить, заметил, что мимо стоящей рядом больницы очень быстро проехали старые бежевые жигули пятой модели, но увязли в снегу и забуксовали.

Номер запомнил по привычке – 52–27, а под лобовым стеклом был наклеен зелёный талон техосмотра, с большой цифрой 95. Хмыкнул про себя, попадутся гаишникам – огребут штрафов, просрочили на целый год.

Впрочем, предупреждать я их не собирался, а пока смотрел, как машина резко вырвалась из снежного плена и помчалась дальше. Идиоты, ещё врежутся.

– Ну что, эксперты невидимого фронта? – громко объявил я, входя внутрь. – Ваня, а где опять Ручка? Куда делся?

– Эх, – Ванька поднял голову от справки, потёр уставшие глаза и вздохнул. – Вчера он мне позвонил домой отсюда, как раз после того, как Тимофееву привезли, задушенную. Чай будешь?

– Можно, – я кивнул. – И что сказал?

– Что сдаётся санитарам, – судмед отложил написанный листок в сторону и подошёл к подоконнику, где стоял чайник. – Он бухает же, Паха, только выписался из наркологии, и давай каждый день квасить. И по секрету скажу – там он тоже квасил. Выбивал клин клином, и вот результат.