– Вы меня интригуете, графиня.
– А вы не знаете, что это за особа?
– Видит бог, не знаю.
– Между тем вы с ней в родстве.
– Среди моей родни есть гениальный человек? Не имеете ли вы в виду моего дядю, герцога-кардинала, графиня?
– Нет, я имею в виду герцога д’Эгийона, вашего племянника.
– Ах вот как, господина д’Эгийона, того самого, кто дал ход делу Ла Шалоте?[6 - Луи-Рене Карадёк де Ла Шалоте (1701–1785) – генеральный прокурор бретонского парламента, преследовал иезуитов.] Воистину, это милый молодой человек, да, да, в самом деле. То дельце было не из легких. Послушайте, графиня, право слово, для умной женщины имело бы смысл подружиться с этим человеком, ей-богу.
– Известно ли вам, герцог, – возразила графиня, – что я не знакома с вашим племянником?
– В самом деле, сударыня, вы с ним не знакомы?
– Нет. И никогда его не видела.
– Бедный юноша! И впрямь, со времен вашего возвышения он постоянно жил в глубине Бретани. Что-то с ним станется, когда он вас увидит? Он отвык от солнца.
– Каково ему там приходится среди всех этих черных мантий?[7 - Мантия – одежда членов парламента и вообще судейская.] Ведь он человек умный и высокородный!
– Он сеет среди них возмущение – больше ему ничего не остается. Видите ли, графиня, всякий развлекается как может, а в Бретани с развлечениями негусто. Да, вот уж энергичный человек – о проклятье, какого слугу обрел бы в нем государь, если бы только пожелал! Уж при нем-то парламенты позабыли бы свою дерзость. О, это настоящий Ришелье, графиня, а посему позвольте мне…
– Что же?
– Позвольте представить его вам тотчас по приезде.
– Он в скором времени должен приехать в Париж?
– Ах, сударыня, кто его знает? Может быть, он еще пять лет проторчит у себя в Бретани, как выражается плут Вольтер; может быть, он уже в пути; может быть, он в двухстах лье, а то и у заставы.
И маршал всмотрелся в лицо молодой женщины, желая понять, какое впечатление произвели на нее последние слова.
Но она, призадумавшись на мгновение, сказала:
– Вернемся к нашему разговору.
– Как вам угодно, графиня.
– На чем мы остановились?
– На том, что его величеству очень нравится в Трианоне, в обществе господина де Шуазеля.
– И мы говорили о том, как бы удалить Шуазеля, герцог.
– Это вы говорили о том, что его надобно удалить, графиня.
– Что это значит? – удивилась фаворитка. – Я до того желаю, чтобы он уехал, что, кажется, умру, если он останется здесь, а вы ничем не хотите мне помочь, любезный герцог?
– Ого! – приосанившись, заметил Ришелье. – В политике это называется внести предложение.
– Понимайте, как хотите, называйте, как вам удобно, только дайте определенный ответ.
– Какие ужасные, грубые слова произносят ваши прелестные, нежные губки!
– По-вашему, герцог, это ответ?
– Нет, не совсем, скорее, подготовка к нему.
– А она закончена?
– Еще минутку.
– Вы колеблетесь, герцог?
– Ничуть не бывало.
– В таком случае я вас слушаю.
– Как вы относитесь к притчам, графиня?
– Это старо.
– Помилуйте, солнце тоже старо, однако до сих пор не придумано ничего лучшего, чтобы разгонять мрак.
– Ладно, согласна на притчу, лишь бы она была прозрачной.
– Как хрусталь.
– Идет.
– Вы слушаете, прекрасная дама?
– Слушаю.
– Итак, предположим, графиня… Знаете, притчи всегда начинаются с предположений.
– Боже! Как вы скучны, герцог!
– Вы, графиня, не верите ни слову из того, что говорите: никогда еще вы не слушали внимательнее.
– Ладно, признаю, что я не права.
– Итак, предположим, что вы прогуливаетесь по вашему прекрасному саду в Люсьенне и вдруг замечаете великолепную сливу, одну из тех слив сорта ренклод, которые вы так любите за их алый, яркий цвет, схожий с цветом ваших щечек.
– Продолжайте же, льстец.
– Итак, на самом конце ветки, на самой верхушке дерева вы замечаете одну из этих слив; что вы предпримете, графиня?
– Потрясу дерево, черт побери!
– Да, но безуспешно: дерево толстое, неискоренимое, как вы давеча изволили выразиться; вскоре вы заметите, что оно и не шелохнулось, а вы только исцарапали свои прелестные белые ручки о его кору. И тут вы, встряхнув головкой тем пленительным движением, какое присуще только вам и цветам, начинаете причитать: «Боже мой! Боже мой! Как бы я хотела, чтобы эта слива упала на землю!» И даете волю досаде.
– Это вполне естественно, герцог.
– Ни в коем случае не стану уверять вас в противном.
– Продолжайте, любезный герцог; ваша притча бесконечно меня интересует.
– Внезапно, обернувшись, вот как сейчас, вы замечаете вашего друга герцога де Ришелье, который гуляет, предаваясь размышлениям.
– О чем?
– Что за вопрос, господи? Разумеется, о вас. И вы говорите ему вашим дивным мелодичным голоском: «Ах, герцог, герцог!»
– Изумительно!
– «Вот вы мужчина, вы такой сильный, вы покоритель Маона; потрясите это проклятое дерево, чтобы с него свалилась мне в руки вон та чертова слива». Ну, каково, графиня?
– Превосходно, герцог: вы вслух произнесли то, что я сказала шепотом; но что же вы в таком случае ответите?
– Что я отвечу…
– Да, что?
– Что я отвечу… Как вы настойчивы, графиня! «С огромным удовольствием достал бы, но поглядите, какой толстый ствол у этого дерева, какие шершавые у него ветви; а я ведь тоже дорожу своими руками, черт возьми, хоть они у меня и постарше лет на пятнадцать, чем ваши».
– А! – внезапно вырвалось у графини. – Так-так, я начинаю понимать.
– Тогда продолжите притчу: что вы мне говорите?
– Я говорю вам…
– Мелодичным голоском?
– Разумеется.
– Ну, ну?
– Я говорю: «Голубчик маршал, не глядите на эту сливу столь безучастно; ведь вы на нее смотрели безучастно лишь потому, что она не для вас; давайте будем вместе алкать ее, стремиться к ней, и, если вы хорошенько встряхнете это дерево и она упадет, тогда…»
– Тогда?
– «Тогда мы съедим ее вместе!»
– Браво! – воскликнул герцог, хлопая в ладоши.
– Правильно?
– Небом клянусь, графиня, вы великая мастерица завершать притчи. Клянусь своими рогами, как говаривал мой покойный батюшка, славно придумано!
– Итак, вы потрясете дерево?
– Обеими руками и изо всех сил!
– А слива на дереве в самом деле сорта ренклод?
– Вот в этом я не вполне уверен, графиня.
– А что же там на ветке?
– По-моему, там, на верхушке, скорее портфель.
– Тогда разделим с вами этот портфель.
– Нет уж, он мне самому нужен. Не завидуйте, графиня, на что вам министерский портфель? Вместе с ним с дерева свалится столько прекрасных вещей – выбирайте любую.
– Что ж, маршал, значит, мы уговорились?
– Я займу место господина де Шуазеля.
– Если королю будет угодно.
– Разве королю не бывает угодно все, что угодно вам?
– Сами видите, нет, ведь он не желает удалить Шуазеля.
– Ну, надеюсь, король с радостью призовет к себе своего старинного товарища.
– По оружию?
– Да, по оружию, хотя подчас самые грозные опасности подстерегают нас не на войне, графиня.
– А для герцога д’Эгийона вы ничего у меня не просите?
– Право слово, не прошу; пускай он, негодник, сам об этом побеспокоится.
– Впрочем, вы же будете здесь. Теперь мой черед.
– Ваш черед на что?
– Мой черед просить.
– Верно.
– Что вы мне дадите?
