Хотя мне удалось неплохо рационализировать проблему, я не смогла до конца сбалансировать свои эмоции.
Меня накрывало волнами жара и приступами паники. На ум приходили все эти садистки-надзирательницы, психопаты-охранники, насильники в ду?ше, грязные холодные подземелья из фильмов, и я подумала: почему именно таким должен быть мой чертов закат бытия?
Боревич привел меня в небольшой, скромно обставленный кабинет. Внутри была невысокая женщина в зеленой униформе и резиновых перчатках – надзирательница. Она равнодушно посмотрела на меня.
– Наконец-то хоть кто-то похожий на человека с мозгами, – сказала она. – Может быть, с вами не будет проблем.
– Со мной? Конечно не будет, – заверила я ее. – Почему со мной должны быть какие-то проблемы? Я даже не знаю, что такое проблемы.
– Это хорошо, вы себе даже представить не можете, какова нынешняя молодежь.
– О да, трудно не согласиться. Падение морали, никакого уважения. Никаких принципов. Озверение, темнота, дичь.
Мы мило улыбнулись друг другу.
– Вы немного похожи на мою свекровь, – сказала она.
– Надеюсь, она красивая женщина, – ответила я. – Не обижайтесь, но я действительно похожа не на кого попало, а на одну очень известную актрису. Вы, наверное, догадываетесь на кого.
– Она должна была приехать.
– Она, наверное, гордится своей невесткой. Такая важная работа, ответственная, низкооплачиваемая, идейная. И эта униформа так хорошо скрывает недостатки вашей фигуры.
– Да, конечно! Она вовсе не гордится мной. Напротив. Она ни разу здесь не была. Вроде как собиралась приехать, навестить, но ясно же, в чем причина. Контроль!
– Так, может быть, здесь она смогла бы получше вас узнать?
Она как-то косо поглядела на меня.
– Ну, ладно. Мило пообщались, – сказала Надзирательница. – Но не будем терять время. Раздевайтесь.
– Да, – согласилась я. – Здесь действительно душновато. Можно проветрить.
Я сняла свитерок, накинула его на плечи и уселась на стул.
– Если вас не затруднит, – добавила я, – я бы не отказалась от чая.
Она улыбнулась, но как-то неискренне.
– Раздевайтесь, – повторила она.
– А мне уже полегчало. Не стоит обо мне так беспокоиться.
– Догола.
– В смысле догола? – рассмеялась я. – По-моему, вы слишком много времени проводите в тюрьме.
– Раздеться! Присесть! Покашлять! – приказала она, повысив голос.
Я взглянула на нее, но увидела лишь каменное выражение лица.
– Ни за что, – ответила я. – Еще чего удумали!
– Тогда мне придется это сделать.
Я пожала плечами:
– Да пожалуйста, раздевайтесь, приседайте и кашляйте, раз вам так хочется.
– Мне придется вас раздеть!
– Что это вообще за фантазии?
– Я надеялась, что хотя бы с вами не будет проблем.
Она подошла к шкафчику, сняла трубку старомодного телефона и набрала номер.
– Алло, – сказала она в трубку. – Говорит сержант Чаплиньская. Алло! Сержант Чаплиньская! Совсем оглох, что ли, черт возьми! Вызываю опергруппу «Антанта». Осужденная скандалит.
– Стоп, стоп, стоп! – воскликнула я, поднимаясь со стула.
Я хотела схватить телефонную трубку, но она заслонила аппарат своим телом.
– Да? – Она посмотрела на меня и прикрыла трубку.
– Я разве скандалю? – невинно спросила я. – Сразу вызывать опергруппу? Зачем? В этом нет необходимости. Пусть ребята отдохнут. Может, покушают…
– Вы разденетесь?
– Чем больше вы настаиваете, – начала объяснять я, – тем больше у меня возникает неприятных ассоциаций с домогательством.
Она положила трубку.
– Ну знаете что? В конце концов, мы же женщины. А как вы у врача раздеваетесь?
– Врач – это совсем другое дело. Он – мужчина.
– Давайте не будем затягивать. Я должна проверить, не пытаетесь ли вы что-нибудь пронести.
– Пронести? Как?
Она тяжело вздохнула, опустив взгляд ниже пояса моей юбки.
Я аж вспотела.
– Вы с ума сошли?! – спросила я. – Я что, себе туда что-то засунула?! Зачем?!
– Я много чего повидала.
– Как вы себе это представляете? Что у меня там может быть? Ножовка по металлу?
– Женщины провозят опасные инструменты, запрещенные предметы, наркотики…
– Может, у меня там вообще ларек с хозтоварами! – возмутилась я. – Кто знает? На самом деле проверьте, а то вдруг я спрятала и забыла! Память уже не та! Если вы найдете очки моего мужа, я буду вам бесконечно благодарна!
– Вы издеваетесь?
– Вы не представляете, как бедолага без них плохо видит! Он щурится вот так… – Я показала, как бедный Хенрик щурится. – Вот так щурится. И почти ничего не видит. Вы понимаете?
– Последний раз говорю, нечего надо мной издеваться.
– Да как можно? Мне вообще не до шуток. Я сейчас опишу вам очки: толстые стекла, полупрозрачная оправа и проволочные дужки. Наверняка вы их узнаете!
Она покраснела от гнева и протянула ко мне руки.
– Хватит уже! – крикнула она, хватаясь за пуговицы моей блузки.
Рванула.
Это насилие!
Цап! Не успела я опомниться, как мои зубы впились в ее пухлую ладонь!
В определенных местах и при определенных обстоятельствах человек перестает быть самим собой. Тюрьма, безусловно, одно из них. Озверение – очевидное следствие заключения человека в клетку. А если человека превращают в зверя, то неудивительно, что он кусается. О чем тут говорить? Особенно если кто-то внезапно и без предупреждения хватает вас за одежду.
– А-а-а! – воскликнула она, хватаясь за красный и довольно глубокий след. – Вы меня укусили!
– Это случайно. Нечаянно… – заверила я, пытаясь взять ее за ладонь, чтобы проверить, не слишком ли серьезная травма.
Она вырвалась и кинулась к двери, открыла ее и выглянула наружу.
– Куда он опять провалился? – мрачно спросила она. – Черт возьми!
Вернулась, громко хлопнув дверью, открыла шкафчик и начала в нем рыться.
– Это нападение на охранника! – кричала она. – За это полагается предупреждение!
Я посмотрела на нее в недоумении.
– Что? – Я прыснула со смеху. – Всего лишь предупреждение и больше ничего?! Уморили! Может, мне еще и дневник принести?
– Вы еще пожалеете об этом!
– Легкая царапина. Это даже укусом назвать нельзя, а как стонет. Позор!
– Я вызываю опергруппу! – пригрозила она, заматывая руку бинтом, который ей наконец удалось найти.
– Я подожду снаружи, – сообщила я. – Не буду вам мешать.
Я оставила свои вещи, откланялась, чтобы не показаться невежливой, и покинула помещение.
В коридоре никого не было. В самом конце, за тройной решеткой и стеклянной дверью я заметила молодую очаровательную охранницу и Боревича. Они беседовали и улыбались. Боревич курил сигарету. Позорище. В восьмидесятые годы мог бы курить. Тогда это еще не было вредно или смертельно опасно. Но сейчас?! Только самоубийца может курить сейчас, зная, что цена сигарет состоит почти исключительно из акцизного сбора!
Я поправила одежду, сделала глубокий вдох-выдох и решила спокойно уйти.
Вперед!
Я двинулась по коридору куда глаза глядят. Я не могла позволить запереть себя в клетке. Это был бы конец. Я никогда бы не увидела солнца, гор, лесов, лугов и всего остального; я бы и так никогда этого не увидела, потому что природа меня мало интересовала, но кто бы стал задумываться об этом во время панического приступа.
В такой момент сердце качает кровь так быстро, что она буквально кипит. Попади она сейчас в мозг – свернется словно молоко. Так что она туда не попадает, а не получающий достаточно кислорода и питания мозг перестает соображать. Неизвестно, что в такие моменты происходит с человеком. Наверное, он может выполнять только самые простые и примитивные действия. В моем случае это был побег. Мне повезло, я могла выкинуть что-нибудь и похуже.
Тогда я еще не знала, что поступила неправильно, но даже если бы и знала, то ничего не смогла бы с этим поделать. Вот уж кто мог, так это огромный мужик в форме, на которого я сразу же наткнулась. Я думала, что он меня не остановит, ведь кому какое дело до какой-то старушки. Я ошибалась.
– Добрый день, – сказал он, смерив меня взглядом с ног до головы.
– Добрый, добрый, – ответила я.
– Что вы здесь делаете?
– Иду.
– Куда?
– Домой.
– Что вы здесь делаете?
– Я… приехала…
– Проведать?
– Да! Именно так! Я приехала проведать свою невестку. Мы наболтались выше крыши. Она столько мне всего рассказала, а я ей. Это было очень мило. А теперь отойдите, потому что я тороплюсь.
– Только сегодня нет посещений, – сказал он, опираясь рукой о стену так, чтобы загородить мне проход.
Я посмотрела на него. Огромный-преогромный человек. Сколько же он, должно быть, ест! Проклятие для любой матери.
Если бы я должна была кормить такую глыбищу, то, наверное, пришлось бы купить поле картошки. И корову. Матерь Божья!
– Вы много едите? – спросила я.
– Много. Почему вы спрашиваете? – ответил он.
– Беспокоюсь.
– Большое спасибо. Я справляюсь.
– Не за вас, я беспокоюсь за вашу мать.
