Саша Фишер "90-е: Шоу должно продолжаться – 2"

– Выделывается больше, – усмехнулся я. – Все равно бы передала.

На самом деле, с сестрой отношения были все еще натянутые после того разговора. Надо бы решить этот вопрос, но пока находились дела поважнее. Подарок ей что ли купить какой-нибудь?

– Ты, кстати, не занят? – Иван бросил на меня настороженный взгляд. – А то я тебя вот так похитил, а вдруг ты на свидание важное шел…

– До восьми вечера я совершенно свободен, – сказал я.

– Вот и славно, значит есть время и статью обсудить, и еще кое-что, – Иван прибавил скорость и помчал по Социалистическому проспекту.

– А куда мы едем? – спросил я.

– В кафешку при союзе журналистов, – ответил он. – Еда там не очень, зато варят приличный кофе. Хоть и не эспрессо, конечно…

– Лавандовый раф, угу, – себе под нос пробормотал я. – И тыквенный латте с сиропом топинамбура.

– Что?! – Иван так резко повернул голову, что машина тоже вильнула.

– Ничего, – я пожал плечами. Подозрения насчет этого парня снова зашевелились в голове. – Так, ерунда всякая в голову лезет.

– Ну как скажешь! – Иван снова просиял идеальной улыбкой и как ни в чем не бывало поехал дальше.

Союз журналистов занимал двухэтажный особнячок в старой части Новокиневска, и половину первого этажа занимало кафе, как будто переместившееся сюда из будущего, натурально. Даже меню было написано мелом на доске. И за столиками сидели типичные такие хипстеры – неплохо одетые, среднего возраста, улыбчивые и болтливые. Пожалуй, я среди этой публики был самый молодой.

– Добрый день, Иван Алексеевич! – помахала из-за стоки бариста… Черт, но ведь бариста же! Миловидная, с ямочками на щеках и в длинном фартуке с вышитыми зернами кофе на кармане. – Вам как обычно?

– Сейчас уточним, – Иван повернулся ко мне. – Тебе черный или с молоком?

– С молоком, – сказал я.

– Ну вот, ты слышала, – Иван подмигнул и двинулся к столику в самом углу. Он был занят, но парочка, заметив моего спутника, спешно принялась собирать манатки.

Понятно. Он тут в авторитете. И столик у него именной.

– На самом деле вопросов у меня к тебе два, – сказал Иван, усаживаясь. – Вот первый.

Он положил передо мной напечатанный на машинке текст.

Глава 4

– Здесь три варианта пилотной статьи из серии, – сказал Иван, раскладывая листы на три кучки. – Прочти внимательно каждый и скажи, что думаешь.

– Хм, не сказал бы, что я какой-то особый спец в журналистике, чтобы оценивать… – пробормотал я и взял первую страницу.

Наш кофе принесли, когда я читал второй вариант. И он действительно был неплох. Девушка варила его в турке?

Но обдумывать эту мысль дальше я не стал, потому что голова была занята другим.

– Это же писали разные авторы? – спросил я, дочитав последнюю страницу.

– Каюсь, – усмехнулся Иван. – И ни один из них не я. У меня есть несколько многообещающих питомцев, которые шарят в современных трендах, я передал им всю фактуру и предоставил полную свободу формы подачи.

– Хм, интересный эксперимент… – сказал я. – Но ведь опубликовать можно только один. Остальные авторы не обидятся? Творческие люди, все дела…

– Переживут, – засмеялся Иван. – Они с самого начала были в курсе соревнования. Так что скажешь?

– Лично мне больше нравится вот этот вариант, – я постучал пальцами по статье, написанной и оформленной в стиле пьесы – с ролями, сценами, репликами. Хотя если бы я был редактором, то выбрал бы этот психоделический трип. Как самую странную подачу…

Вторая статья была написана от лица тайного наблюдателя, про которого мои музыканты не знали. И получилось у него нечто среднее между потоком сознания наркомана и протоколом слежки от частного детектива. Странно, но неожиданно очень цепляло.

Ну а третий вариант не был каким-то особым сюрпризом. Обычная репортажная заметка с отбивкой в виде коротких вопросов-ответов. Язык был бойкий, обороты красочные, но ничего необычного. Зачет по журналистской практике, в общем.

– Хотя нет, – я покачал головой. – Был бы редактором, точно бы выбрал обычный репортаж. Не стал бы рисковать и нервировать читателей. А какой пойдет в печать? Какой мы сейчас согласуем?

– Вот этот, – Иван ткнул в третий. – На самом деле, с героями статьи мне ничего согласовывать не нужно, решение уже принято.

– Тогда к чему этот разговор вообще? – я изумленно приподнял бровь.

– И вот мы плавно переходим ко второму вопросу, – Иван подмигнул. – Хочу пригласить тебя на одно рабочее мероприятие. В следующую пятницу. Даже, если быть точнее, в ночь с пятницы на субботу. У тебя есть какие-нибудь планы?

– Пока нет, – ответил я. – Я освобождаюсь примерно в восемь тридцать и до шести утра свободен. И что это за мероприятие?

– Мозговой штурм с элементами фокус-группы, – сказал Иван. – Я собираюсь открыть свое печатное издание примерно через… месяца три. И сейчас занимаюсь как подбором команды, так и разработкой концепции. В нынешних реалиях старый формат прессы свое уже отжил, а новый только зарождается. Нужны новые решения и новые форматы.

– Так я же не журналист, – я пожал плечами. – Кроме школьных сочинений никаких текстов и не писал никогда.

– На этом мероприятии не будет ни одного журналиста, – уголки губ Ивана чуть дрогнули, обозначив улыбку. Потом он поморщился. – Видишь ли, факультет журналистики нашего универа выпускает каких-то кадавров. Их текстами можно разве что печку топить, да и то не факт, что гореть будет… Их приходится об колено ломать, чтобы они штампы эти дурацкие филологические из головы выкинули… Ладно, это моя головная боль. Не об том речь. Меня если не остановить, я могу долго тут плакаться о качестве журналистского образования, а заодно и о том, как сложно протащить в газету сотрудника без соответствующего диплома. Но времена меняются…

– Да уж, меняются… – машинально повторил я. «Тренды», «фокус-группа», кофейня эта с жизнерадостными надписями на белых стенах и даже бутылочками с сиропами на витрине… Блин, реально, ощущение такое, что это какой-то заповедник двадцать первого века. Да и Иван этот… Я все никак не мог составить о нем какое-то законченное мнение. Выглядел он как типичный мажор. Волга, шмотки из дальней заграницы, едва заметное превосходство во взгляде. Но оговорочки эти… Как-то так ловят шпионов, да?

Я фыркнул, представив себе, как выхватываю воображаемый бластер и ору: «Ни с места, полиция времени!»

– Что-то не так? – удивленно прищурился Иван.

– Да нет, нормально все, – я откашлялся. – Ну и да, конечно, я согласен. Хоть и не представляю, чем могу быть полезен в деле развития прессы, писать-то я не умею…

– Пресса – это не только про тех, кто пишет, – подмигнул Иван. – Я немного за тобой понаблюдал, ты уж прости. И подумал, что ты неплохо впишешься и можешь быть полезен. Кроме того, нам понадобятся инсайдеры из мира рок-музыки.

«Ну да, я-то тот еще говнарь, уже целый месяц, как инсайдер!» – мысленно хохотнул я.

– Годится, – кивнул я и пожал протянутую руку. – Куда приходить и форма одежды?

– Автобус будет ждать в девять возле кинотеатра «Родина», – ответил Иван. – Место секретное, так что не разглашается.

– Кстати, а в это кафе вход по корочкам прессы, или со стороны тоже можно приходить? – спросил я, допив остатки кофе из своей чашки.

– Для тех, кто знает, что оно есть, – Иван широко улыбнулся. – Так что если захочешь привести свою девушку, то милости просим. Кстати, рекомендую вечер среды, здесь как раз меньше всего народу, плановое мероприятие союза журналистов в другом месте проходит.

Безыдейные тусовки – это была самая неприятная лично для меня часть бытия говнарей. Происходили они гораздо чаще, чем мне бы хотелось, и возникали на пустом месте совершенно внезапно. И каждый раз, когда эта фигня случалась, мне приходилось собирать волю в кулак, чтобы не поддаться соблазну и не придумать железную отмазку, почему я категорически не могу пойти.

Но у каждого социума свои правила, и пока я не вырвал «своих» говнарей из этого и е переставил на ступеньку повыше, приходилось подчиняться заведенным устоям и проводить долгие бессонные часы за бесполезным трепом, прослушиванием хреновых записей на старых магнитофонах, дышать табачным дымом и наблюдать за стадиями опьянения окружающих индивидуумов.

В этот раз про планы завалиться вечером к Боржичу заговорили еще с середины репетиции. Кирилл, которого еще не привыкли, но уже начали называть Каббалом, извинился и слился. Я мысленно ему позавидовал.

– Только я чутка опоздаю, – сказал я, пережив мысленно отрицание, депрессию, гнев, торг и смирение. – Что взять по дороге?

«На самом деле, от тусовок есть и польза, – мысленно рассуждал я, вполуха слушая, как мои спорят, что лучше – портвейн, сушняк или водка. Боржич был большим поклонником последней, но сами ребята не очень любили крепкое. – У Боржича, в отличие от того же „мордора“ собираются как раз музыканты, хоть и неудачливые, в основном. А мне как раз неплохо бы выбрать для нас подходящих по духу партнеров для совместных концертов…»

– Забейте, возьму и того, и другого, – махнул рукой я.

После качалки я заглянул домой, принять душ и переодеться. Набрал Еву перед выходом. С одной стороны, мне не хотелось ее туда тащить, с другой – в ее присутствии все становилось лучше. Во всяком случае, в любой момент можно было перестать слушать философствующих говнарей и начать смотреть на нее.

– Я тут собираюсь к Боржичу со своими ангелами, – сообщил я. – Если вдруг ты ничем не занята, то буду рад, если ты присоединишься. Но настоящий план на тебя у меня есть на завтрашний вечер.

– Звучит так, будто ты сам не горишь энтузиазмом идти к Боржичу, – хихикнула девушка.

– Так и есть, – согласился я.

– Но раз все равно идешь, значит у тебя есть на то веская причина, – сказала она. – Повеселитесь там.

– Не пойдешь? – спросил я.

– Я пытаюсь выдумать уважительную причину, почему не могу, но у меня мозги заняты средневековой историей стран Азии и Африки, – усмехнулась она. – Так что давай просто будем считать, что причина у меня есть, и она такая же важная, как, например, голодающие африканские дети.

– Договорились, – со смесью облегчения и сожаления вздохнул я. Реально, с Евой мне хотелось проводить время в местах интересных и необычных.

– Про завтра я услышала, – сказала Ева. – Завтра можешь располагать мной, как тебе заблагорассудится.

– Хм, про «как заблагорассудится», я тоже услышал, – отозвался я. И мой юный и полный сил организм тоже это услышал, кровь забурлила, и в джинсах резко стало теснее.

– Тогда до завтра, – было слышно, как она улыбается. Я положил трубку, повесил на одно плечо рюкзак и поехал к Боржичу уже в гораздо более приподнятом настроении, чем пару минут назад.

Хиппанутых девиц Боржича, тех же самых, с которыми я его видел на квартирнике «Папоротника», звали Ася и Люся. Жили они вместе с ним, в его комнате в коммунальной квартире. Он потрахивал то одну, то другую, то обеих вместе, но это никак не мешало ему переключаться на других девушек, а Асе и Люсе делить постель и прочие предметы мебели с какими-нибудь еще случайными любовниками. Или друг с другом, если вдруг подходящих мужиков вокруг не случилось. Прямо-таки фри-лав в действии.

Когда я пришел, хозяин тусовочного как раз проявлял чудеса гостеприимства, активно целуясь с незнакомой брюнеткой. Настолько активно, что кажется они уже почти были готовы перейти в горизонтальное положение. Впрочем, никого это не смущало.

Тусовочное место «у Боржича» представляло собой одну большую комнату в коммунальной квартире с захватом коридора и кухни, если вдруг не хватает места. Соседи Боржича или давно смирились с таким положением вещей, или были настолько маргинальны, что вся рок-тусовка вместе взятая по сравнению с ними была благообразной, образованной и вообще пай-мальчики. С пай-девочками. Так что никто не возникал, что во время сборищ на кухне случались внезапные концерты с применением барабанов и горнов, а воздух во всей квартире расцвечивался сизыми узорами табачного дыма.

Обстановка комнаты состояла из односпальной деревянной кровати (сейчас как раз занятой хозяином и кудрявой брюнеткой), нескольких разномастных стульев, журнального столика на колесах, почти развалившегося на кусочки кресла и громоздкого шифоньера с растрескавшейся полировкой. Под потолком болталась одинокая лампочка на проводе, а вместо штор окно было занавешено темно-синим клетчатым одеялом. И Боржич, и Люся с Асей утверждали, что дневной свет вгоняет их в тоску, только ночь – самое достойное время суток. Так что они создали в своем жилище ночь искусственно. На дни недели им тоже было плевать, гулянки у них происходили вне зависимости от такой раздражающей условности, как официальные выходные. Сегодня, например, был вторник. Что никого особо не остановило.

Впрочем, это было как раз понятно. Местная публика была, в основном, бездельниками. Ну, то есть, не то, чтобы совсем тунеядцами. На работу они ходили, надо же было на что-то пить. Но работа это была, как правило, со скользящим графиком, типа сутки через трое или два через два. Либо разовая, типа – разгрузил грузовик, получил бабло, донес до ларька.

При этом сказать, что народ был какой-то совсем уж опустившийся было нельзя. Беседы тут велись весьма замысловатые, про искусство и литературу, про свободу, про историю. Книжки друг другу передавали, в основном какой-то явно на коленке отпечатанный самиздат. Надо что ли будет как-нибудь тоже приобщиться. Но в любом случае, чувствовалась разница между вот этой, хотя и довольно много и изобретательно пьющей, но вполне жизнерадостной молодежью, и синяками из соседней комнаты, больше похожими на зомби, чем на живых людей. Может быть, дело в молодости, конечно. И у этих патлатых недорослей белая горячка и отупевшее бытие еще впереди.

Ну и что отдельно радовало – не было наркоты. Во всяком случае, на виду. Никто не забивал косяки и не передавал из рук в руки пакетики с белым порошком. Бухали, это да. Курили как паровозы. Трахались, совершенно как-то не задумываясь о последствиях. Но никакая шмаль, ганж и прочие запрещенные вещества в открытом доступе не фигурировали.

Может быть, просто еще не время, и все еще появится. Пока еще на могиле Советского Союза не сплясали и с шоковым переходом к рыночным отношениям не познакомились. А вот потом…

Бррр… Я смотрел, как брюнетка в красной блузке с оголенным плечом выпускает дымные колечки, и меня явственно передернуло. Не от ее курения, к курению я отношусь в целом довольно равнодушно. Курил, бросал, начинал… Пьянка в наших реалиях дело вообще рядовое. А вот наркоту я никогда не любил и не признавал. Лучшему другу когда-то лицо в мясо разбил, когда тот мне предложил герычем закинуться. Помирились потом, когда он бросил это дело, не успев завязнуть всерьез. А вот сеструха двоюродная связалась с наркошей и умерла от передоза. А крысеныш ее выжил. И спасло гада то, что его родители в ужасе уехали и увезли отпрыска в неизвестном направлении. Искать я не стал. Убил бы случайно, сел бы как за человека…

– Вова, ты чего? – шепотом спросил меня возникший откуда-то Бельфегор. – У тебя вдруг такое лицо стало жуткое…

– Да так, задумался, – я встряхнулся, выкинул из головы мерзкие мысли. Нет сейчас наркоты, и хорошо. Появится – буду что-то придумывать, чтобы мои подопечные говнари на эту дрянь не подсели.

– Я добыл нам стакан! – гордо сообщил Бельфегор, демонстрируя чайную кружку с отбитой ручкой. С тарой у Боржича дело обстояло так – ее приносили все, кому не жалко. На каждой тусовке пара-тройка стаканов обязательно падали и бились. И потом ее опять приносили все, кому не жалко. Но обычно стаканов на всех гостей не хватало, так что алкоголь потребляли партиями. Выпили, передали тару другу.

Я посмотрел на плещущуюся в стакане коричневую жидкость. Мысленно поморщился, но признал, что выпить все-таки придется. Чисто чтобы на волну остальных тусовщиков попасть, а то я так и останусь в своем отдельно-огороженном мирке туриста из двадцать первого века. Так что я замахнул содержимое и начал сканировать обстановку.

На повестке дня сегодняшнего тусича было несколько тем. «Ангелов» поздравляли с успешным прослушиванием в рок-клуб. Из собирающихся здесь музыкантов этого больше никому не удалось, так что в поздравления частенько вплеталась зависть в виде: «да там одна голимая попса собирается!» и «я слишком нонконформен для этого дерьма». Вторым пунктом программы было обсуждение некоего Асмуса, который неудачно сходил налево из этой тусовки и буквально вчера получил «четыре креста» на реакцию Вассермана. За что немедленно получил прозвище «крестоносец», и все девушки торопливо записывали в свои мысленные записные книжки, что этого парня надо из схемы «фри-лав» исключить. И третий пункт был о том, как бы заполучить билеты на концерт рок-клуба в конце месяца. Изначально они раздавались бесплатно всем членам рок-клуба и их близким друзьям. Но пойти могли не все, так что бесплатные билеты становились сначала платными, а потом и очень сильно платными. Но достать их все равно считалось большой удачей, потому что… Просто потому что.

В перерывах между трепом – пели. Сначала пели двое парней в две гитары. Они смотрели друг на друга с мрачными и зверскими выражениями лиц и пели «Гражданскую оборону» и Башлачева. Этих я знал, вроде как, наши давние приятели, у них тоже своя группа, название которой я никак не мог запомнить. Не то «Пилигримы-гримы» не то «Доропожник». Был в названии какой-то абсурд, но в голове не удерживался. Я забраковал их как потенциальных партнеров по гастролям сразу же. По самым разным причинам, но главная из них – они мне не нравятся. Завистливые и склонные к чернухе. Вычеркиваем.

А вот когда запели Ася и Люся, я оживился. Ася играла на гитаре, а Люся подстукивала ей на барабане и иногда дула в губную гармошку. Низкий вибрирующий голос Аси замысловато сплетался с серебристым вокалом Люси, и звучало это… Миленько.

– По полуденной росе

И по лунной полосе

По зыбучему песку

На пустынном берегу

По твоим следам иду

И несу тебе беду

Околдую, уведу

В реку брошу и уйду…

Я склонился к уху Бельфегора и прошептал:

– Это ведь их песня?

– Ага, – покивал он. – Старая, Люся говорила, что они ее еще в школе написали. Подожди… А ты разве не знал?

– Точняк, закрутился, – я усмехнулся, не отрывая глаз от поющих девушек. А ведь, пожалуй, нам есть, что с ними обсудить…