Каждый день одно и то же. Одно и то же.
А еще…
Алессия боялась произносить это вслух, боялась об этом думать, но… Кажется, нандажье проклятье переползло с отца на сына – рядом с ньерром Кестером было тяжело. Цвета становились тусклыми, воздуха не хватало, а еда теряла свой вкус. Даже вода и та отдавала затхлостью запретной магии. Ньерр Кестер Леберт тянул из окружающих его людей магию и жизнь, тянул так, будто был некромантом.
Слуги не понимали, отчего им так плохо с молодым хозяином, но чисто интуитивно всеми силами стремились избавиться от его присутствия. Оттого и начиналось утро Алессии Койннех одинаково – проведя ночь у постели ньерра Кестера, служанки забывали обо всем и были готовы любой ценой передать присмотр за живым-мертвым.
И раньше им это удавалось, но одним далеко не прекрасным утром Алессия обнаружила в своих светлых волосах несколько седых волосков. С ее-то цветом локонов она могла никогда не заметить ранней седины, но солнечный луч упал особенно удачно!
В тот день семнадцатилетняя ньерриса Койннех приняла ответственное решение держаться подальше от ньерра Кестера.
Но прошло не меньше года, прежде чем седина начала исчезать. За что Алессия истово благодарила свою сущность. Будь она обычной колдуньей, серые прядки остались бы с ней навсегда!
Поднявшись с пола, Алессия вытащила из-под матраса старое серебряное зеркало и принялась осветлять свои глаза. Она не может призвать свою драконицу, потому что не помнит ее имени. И не имеет доступа к венцу наследия. Иначе можно было бы просто выйти в эфирный мир и верная подруга прилетела бы на запах крови.
Быть может ньерриса Койннех и сама бы поверила, что не было у нее никакой драконицы, но…
Радужка ее была настолько темной, что почти сливалась со зрачком. Для бледнокожей пепельной блондинки это было крайне неестественно. Но любой знающий колдун понял бы – девушка прошла ритуал побратимства с драконом и стала всадницей. Драконы менялись сами и меняли своих всадников. У мужчин появлялись тонкие цветные прядки в волосах, а у женщин радужка становилась черной. Реже красной, но это означало лишь то, что ритуал побратимства заключен против воли дракона.
Мало кто помнил, что у Алессии Койннех были обычные серо-голубые глаза. Сейчас всех устраивал ее карий взгляд.
Смешно, но каждое утро ньерриса Леберт начинала с того, что пристально смотрела в глаза Алессии.
О да, Леберты не хотели покидать Твердыню Койннех. Огромная крепость, большой теплый господский дом и несколько городов, что ежегодно пересылают непредставимые суммы в казну.
Правда, до казны Койннехов не доходит и монетки…
Почти осветленные глаза вновь потемнели.
– Держи себя в руках,– рыкнула Алессия сама на себя.
В двадцать один год ньерриса Койннех сможет просить короля о милости. Милости проведения поискового ритуала Аньеледды. Увы, есть целый сонм ритуалов, за проведение которых полагается смертная казнь. И лишь король может дать свое высочайшее позволение на нарушение закона. Венец наследия не сможет не откликнуться на призванный истинный огонь Аньеледды. И тогда…
«И тогда Леберты навсегда покинут мои земли», пообещала сама себе Алессия.
После чего, убедившись, что радужка достаточно светлая, ньерриса Койннех убрала зеркало.
Правда…
Сегодня она впервые позволила себе открыть дверь до того, как высветлит свои глаза. Могла ли служанка заметить слишком темные глаза Алессии?
«Вряд ли, в комнате едва-едва светло от окна, а коридор темен», успокоила саму себя ньерриса Койннех. «Но в любом случае допускать такую оплошность больше нельзя».
Если бы только Алессия могла призвать свою драконицу! Они бы долетели до Изайи и тогда… Драконьи всадники считаются взрослыми с семнадцати лет.
«Кто помог мне все забыть?!», Алессия ни на минуту не допускала мысль, что ее беспамятство случайно.
Умывшись и сменив сорочку на домашнее платье, ньерриса Койннех наметила себе запросить через прислугу газеты. Для ньерра Кестера, разумеется.
Заплетя косу, Алессия уложила ее в узел, который держался на десятке драгоценных шпилек.
Забавно, но не имея возможности купить новые платья, она вся была увешана драгоценностями – в Твердыне Койннех все ювелирные изделия были зачарованы. Ньерриса Леберт лишь раз осмелилась коснуться драгоценностей покойной ньеррисы Койннех… Что ж, шрамы не украшают женщин и теперь Лайссари Леберт знает об этом на собственном опыте.
Казна Твердыни так же находилась в безопасности – без венца наследия невозможно открыть проход в сокровищницу.
Правда, все последующие поступления денег идут через руки Лебертов, с чем Алессии пришлось смириться.
Поправив платье, ньерриса Койннех решительно покинула свою комнату.
Последние несколько лет она предпочитала использовать кровные переходы – тайные коридоры, войти в которые может лишь урожденная Койннех.
Шаг еще шаг и вот парадная столовая. Во главе стола, разумеется, сидит ньерр Леберт. По правую руку устроилась Лайссари Леберт, а по левую…
По левую сидел Кестер.
– Доброе утро, пусть Сияющая Аньеледда озарит светом ваш день,– проронила Алессия и сложила руки перед грудью.
Ньерр Леберт небрежно шевельнул рукой, а ньерриса Лайссари поманила подопечную к себе:
– Подойди-ка ближе, девочка. Одна из прислужниц Кестера жаловалась, что из твоих глаз на нее посмотрела сама Латиста. Чего, конечно, быть не может.
Алессия вздрогнула, но послушно подошла к ньеррисе. И спокойно, ровно проговорила:
– Я всего лишь сообщила Лорне, что почитаю Сияющую Аньеледду превыше других богов.
Вот только ньерриса Лайссари напрочь проигнорировала слова Алессии. Вместо этого она локтем толкнула супруга:
– Посмотри, может я чего-то не вижу?
Ньерр Леберт бросил на Алессию равнодушный взгляд:
– Обычный взгляд. Не забывай, что род Койннех ставил себя превыше всех, оттого и пугал людей ересью. Истинно верующий маг стыдится уворованного пламени и проводит жизнь в покаянии, девочка.
От его «девочка» Алессию передернуло. За последние четыре года никто не называл ее по имени. Только «девочка» или «ньерриса Койннех».
– Садись,– бросила раздраженно Лайссари.
Насыщенно-карие глаза ньеррисы Леберт пристально следили за каждым жестом Алессии. И, конечно, от Лайссари не укрылось то, что ньерриса Койннех постаралась отсесть от Кестера как можно дальше.
– Тебе неприятен мой сын?
Алессия скользнула взглядом по ньеррисе Лайссари, отметила, что в каштановой гриве прибавилось седины, а после перевела взгляд на Кестера:
– Молодому ньерру явно не легко дается завтрак.
Тело Кестера Леберта было пристегнуто к креслу ремнями. Кончики его пальцев посинели, на искривленных губах блестела слюна.
– Да,– по губам ньеррисы Леберт скользнула тень усмешки,– не легко.
Неприметные двери по углам парадной столовой открылись и слуги начали вносить блюда. Но Лайссари, вскинув руку, остановила привычную утреннюю рутину:
– Ньерриса Койннех будет трапезничать на полу. Поставьте тарелку на пол.
Пухлая рука, унизанная кольцами, указала на место подле ног ньерра Кестера.
На скулах Алессии разгорелся жаркий огонь:
– Не сметь. Что вы себе позволяете?
Она не кричала, ведь сиятельная ньерисса никогда не повышает голос. Шепот хозяйки Твердыни способен заглушить говор всех прочих ньерисс, но…
Звон монет затыкает слугам уши.
Налоги с городов, что стоят под защитой Твердыни Койннех, поступают прямиков в руки Лебертов. Из тех денег платят слугам.
Кто платит – тот и приказывает.
И под взглядом Лайссари Леберт слуги поставили на пол тарелку с утренней кашей, бокал свежевыжатого сока и что-то еще – ньерриса Алессия не стала рассматривать дальше.
Ошеломленная, она на какую-то секунду подумала, что еще не проснулась. Что это глупый бессмысленный кошмар, потому что…
Потому что это немыслимое оскорбление! Даже у собак на псарне есть подставки под миски.
Ньерр и ньерриса Койннех отдали свои жизни за то, чтобы не пропустить нандажью заразу вглубь страны. Чтобы защитить города и поселки. Чтобы люди не стали кормом для некромантских чудовищ.
Чтобы эти же самые люди сейчас встали на сторону недостойных опекунов.
– Приступай, если голодна,– по губам ньеррисы Леберт скользнула едкая усмешка.
Но она просчиталась. Лайссари указала на тарелки и по запястью вниз соскользнул тонкий кожаный браслет.
Слишком дешевое украшение для той, что предпочитает золото и изумруды.
«Защита от драконьего пламени», Алессия узнала едва различимый рисунок на темной полоске кожи. «Одноразовый».
Подавив гнев, Алессия покачала головой:
– Не такими должны быть достойные опекуны. Сможете ли вы встать на защиту Твердыни? Сможете ли вы выжечь нандажью заразу, если подойдут они вновь к стенам Твердыни?
Ньерриса Койннех подняла руку и разожгла на пальцах голубое пламя:
– Я – смогу. Но стану ли, вот в чем вопрос.
Встав, она медленно прошлась вдоль стола, столь же неспешно присела рядом с креслом ньерра Кестера и, подхватив тарелку с кашей, бросила ее на колени опекунше:
– Откушайте сами, я не голодна. Ньерр Леберт, ньерр Леберт-младший, мой почтение.
Развернувшись, она пошла прямо к стене. Стене, сквозь которую мог пройти только представитель рода Койннех. По крови ли, или же через брачный ритуал – неважно.
Важно лишь то, что сейчас во всем королевства одна лишь Алессия могла использовать это преимущество.
Ее выдержки и спокойствия хватило лишь на пару минут.
– Как они посмели?!
Вокруг Алессии разлилось жаркое марево призрачного огня.
– Мама, ты ради этого отдала свою жизнь?!
Обида. Жгучая обида сдавила горло ньеррисы Койннех. И несколько минут она никак не могла с этим справиться. Справиться с приступом острой жалости к себе и столь же острой ненависти к ним.
Ко всем ним.
Ради этих людей ее родители отдали жизни.
В том числе и ради Лебертов – у них не было ни Твердыни, ни хоть сколько-нибудь укрепленного замка! Эту часть королевства от Нандага защищали только Койннехи.
Но под всей этой жгучей яростью прорастал страх.
Ньерриса Алессия прекрасно понимала, что просто так Леберты не перешли бы границ.
«Она хотела попробовать вывести меня из себя. Даже заранее купила запрещенный некромантский амулет», Алессия прикусила губу. «Зачем?! Подозревает, что у меня есть дракон-побратим? Тогда почему не отвела в храм?».
– Будь Кестер жив, можно было бы подумать о браке. О том, что они получили разрешение на брак своего сына со мной, но… Это существо не способно ни на что.
По коже ньеррисы Алессии пробежала морозная дрожь. Одной лунной ночью она вышла побродить по Твердыне. Поискать венец наследия.
И забрела в крыло опекунов. Тогда как раз они только начали покупать женщин для своего сына, в надежде, что хотя бы одна из них понесет.
Вот только… В тех криках, том полном боли и страха вое сложно было расслышать хоть что-то человеческое.
Но голоса, вне всяких сомнений, принадлежали женщинам. Тем самым женщинам, что уезжали из Твердыни на рассвете, скрыв лица за темными капюшонами плотных накидок.
– Ни одна не смогла понести от него,– Алессия прикусила губу. – Он мертв. И это не моя вина!
Первые несколько лет она действительно верила, что это из-за нее Кестер Леберт находится в таком состоянии. Что это она столкнула на него тяжелый каменный вазон.
Но…
За четыре года боль от потери родителей немного притупилась. Разум успокоился и сейчас, оглядываясь назад, Алессия Койннех готова поклясться на алтаре Аньеледды – на замковом дворе никого не было.
Вазон она действительно уронила, но с такой высоты… Никто бы не выжил.
«И в Твердыню они въехали вдвоем, обезумевший маг появился после!», она яростно взмахнула руками, стравляя излишний гнев через призрачный огонь. «А еще я ощупала его голову – ни единого шрама! В то время как действительно мощные целительские заклинания оставляют после себя следы. В том числе и на сердце силы».
Сердце силы, яркий шар полный Огня Аньеледды, был виден драконьим всадникам. Не всегда, для этого, разумеется, нужно было приложить силы. Этот шар всегда находился там же, где находится человеческое сердце, оттого он и был так назван.
Без дракона увидеть сердце можно лишь ценой временной слепоты. Но когда Алессия впервые заподозрила, что может быть не виновата в болезни Кестера…
