Елена Княжина "Осколки вечности в Академии Судьбы"

Сумрачный, измотанный слезами разум едва шевелился. Крепость? Откуда у нас крепость?

Между нами все было хрупким и ненадежным, как танец лепестков на ветру. Оно не успело окрепнуть. И несколько минут назад разбилось на осколки. Навечно.

– Бывшее гнездо арканов славно защищено. Лукас на совесть укрепил новое логово, а Блэр добавил высших плетений… Морф не пройдет, ламбикур не почует ауры, – бормотал магистр, вбивая ботинки в ступени. – Обычным телепортом сюда не попасть.

– А необычным? – осторожно переспросила я, упираясь взглядом в голое плечо.

Узор, смоляными сгустками наплывавший на вены, нравился мне все меньше.

– Да, Вероника… Это самая отборная мерзость, что есть в нашем мире. Темная материя, замешанная на девичьей чистоте. Поначалу больно, потом привыкаешь… Древняя магия. Темный телепорт в места, привязанные лично ко мне.

– Кровью и болью…

– Пытками, жертвами. Не самые радостные места, – согласился Эрик. – Телепорт взывает к худшим сторонам моей натуры, работает, лишь когда я…

– Монстр?

В подвалы арканов меня утаскивала точно не человеческая половина.

– Когда зверя больше, – отрывисто кивнул он. – Когда я…

– Убиваете, – резала по живому.

– Убиваю, – безэмоционально согласился Эрик.

В мрачном молчании мы добрались до жилых этажей.

Парадная гостиная, библиотека, столовая, бесконечные коридоры, связывающие растянутое пространство. Зачахшие растения в напольных кадках, поблекшие шторы на окнах… И все же имение было не в пример живее заплесневелого «наследия» Раскова. При должном уходе и щедрой порции бытовой магии тут легко навести порядок.

Просторный замок прежние обитатели покидали в спешке. На припыленных старостью коврах валялись перевернутые кубки и графины. Стол, сервированный к торжеству, укрывала изъеденная насекомыми скатерть. Фамильное серебро так и застыло в моменте: вилки, ложки, ножи…

В вазах топорщились иссохшие палки забытых цветов. Горловины хрустальных сосудов были повязаны белыми и бирюзовыми лентами. Шторы – празднично убраны серебряными зажимами, на стульях блестели шелковые чехлы с искусной вышивкой. В имении Честеров похожие доставались только по случаю праздника.

– Должна была быть свадьба, – хмуро пояснил вампир. – Меня не пригласили, даже торта в подвал не принесли…

Я бросила на Эрика быстрый взгляд. Под тортом он, верно, подразумевал кубок невинной крови за здравие молодых.

– Кто-то предал Темного Принца. Не я, я был взаперти, – жестко хмыкнул Валенвайд. – Случилась бойня. После церемонии выжившие арканы не рискнули возвращаться сюда из храма. Моих пленных соседок, поскуливающих на другом конце подземелья, забрали еще на рассвете. А обо мне забыли. Или нет… и так было задумано.

Он скрылся в темноте смежной комнаты, в которую я не решилась зайти. Зазвенел склянками, откупорил бутылку.

Пальцы мои тряслись, и эта дрожь мелкой рябью разносилась по телу. Разливалась от запястий до плеч, забиралась под лопатки, рассыпалась брызгами по пояснице и уходила в колени. Наверное, я сейчас не против выпить все, что Эрик нальет в пыльные бокалы.

– Эвер рассказывала, – жмурясь от слез, призналась я в пустоту. – Что Блэр держал вас в клетке и пил…

– Авик крепко пристрастился к вампирской крови, – объяснил Эрик, появляясь в проеме с двумя стаканами. – Я бы умер тут, если б мог. Эвер нашла.

Валенвайд выдернул из-под тарелки древнюю салфетку и стер кровь с подбородка, но вышло неаккуратно. На коже остался длинный розовый развод, убегающий к шее.

Я нервно дернулась: все в лице вампира напоминало о кошмаре. И чудо недавнего единения стиралось горечью реальности.

Зверь. Беспощадный. Бесконтрольный. Бездушный.

– Пейте. Вам станет легче. И мне… мне тоже станет.

– Не станет, – прошептала я, принимая дрожащими пальцами стакан.

Густо-бордовая жидкость пахла приторной смесью специй, вишневыми косточками и тиной. Консистенцией напоминала мутный сливовый компот, что летом разливают в деревне.

– Пей, ягодка, – Эрик поймал мой подбородок, провел шершавым пальцем по дрожащей губе и приставил к зубам стеклянный край.

Я неохотно сделала глоток и поморщилась.

– Горько.

– Так нужно. Пей, пей, маленькая принцесса, – он приподнял дно стакана, и жидкость полилась в рот. Пришлось делать судорожные глотки, чтобы не захлебнуться. – Не знаю, кто придумал, что забвение – это сладко.

За горечью проступила сахарность, но не десертная, а какая-то… неприятная. Я обиженно взглянула на Эрика: чем он меня напоил?

В теле появилась странная легкость, тут он не обманул. Дрожь перестала сотрясать кости, мышцы обмякли, я пошатнулась и позволила вампиру себя обнять.

– Вот так, ягодка… А теперь забудь, – попросил он глухо, покачиваясь со мной в гипнотическом танце. – Забудь о том, что увидела в Эстер-Хазе. Об отце. О ненависти. Вспомни, как еще недавно меня любила. Оно еще есть внутри, оно пока не стерлось, не забилось болью… Не успело.

– Все не так… – я сонно засопротивлялась.

– Будет так, я позабочусь. Я не отпущу тебя, ягодка. Я… не могу так сразу, – повинился он. – Потом, позже. Со временем. Когда буду готов.

– К чему?

– К ненависти в этих огромных кукольных глазах, – хрипел Валенвайд, монотонно наглаживая спину. – Увидеть ее слишком больно. Не смотри так. Смотри, как смотрела раньше. Мне с этим еще слишком долго жить.

Мысли вяло перекатывались в голове, скользили тяжелыми камнями.

Вампиры не отпускают свою добычу… Вампиры эгоисты и собственники. Вампиры… не отпускают…

– Судьба подарила мне тебя, чтобы сразу же забрать, больно щелкнув по вечному носу. Но я не согласен, – сердито пробормотал он, вжимая меня в каменную грудь.

Мышцы его горели, наливались силой и твердостью. Но теперь прикосновения Эрика не приносили былой боли, кожа от них не зудела, не требовала побега.

– Ваш папаша… даже умерев, умудрился победить, – шипел Валенвайд. – Отобрал у меня все!

Точно, папа.

Папа мертв. Я видела его глаза, пустые и холодные… Нельзя забывать.

Но как хотелось. Освободиться от ужаса, стряхнуть шок. И память заволакивало мягкой ватой, обещая сохранить важные моменты в надежном месте. Когда-нибудь они пригодятся и выплывут на поверхность, но сейчас и без них хорошо.

– Ты за это меня никогда не простишь, знаю, – он судорожно сглотнул. – Но если уж падать на дно, то вместе.

Да, верно, в Дебрях мы летали… а это – падение. Свои чувства к Эрику я помнила ярко. Они были чистыми, хрустальными, без примесей обиды и отчаяния.

Как тепло внутри, как сладко… И даже горечь напитка уже не ощущалась противной.

– Как нелепо. Как нелепо, куколка, – удрученно бормотал Эрик, наглаживая мои плечи. – Вот я и стал монстром из газет. Чудовищем с первой полосы, что уводит обезволенных девушек в свое грязное логово…

Он резко выпустил меня из рук и отстранился. Растер лицо ладонью, скривился, точно сам горечи наглотался. Отступил к пыльному креслу во главе убранного стола, присел и поманил меня пальцем.

– К троллям уколы совести. Все к троллям. Иди сюда… и скажи, что любишь… так, чтобы я поверил… – хрипло велел он.

– Что вы т-творите?

Удивительно, как я смогла издать звук – язык во рту отяжелел, распух и едва шевелился.

– То, за что буду ненавидеть себя целую вечность, – легко признался клыкастый и приглашающе распахнул руки. Игнорировать приглашение не получалось, и я медленно поплелась на зов. – Мне нужно время. Нам обоим нужно время, чтобы попрощаться, любимая.

Покоряясь недвусмысленному жесту, я опустилась к нему на колени. Даже не дернулась, почувствовав горячую ладонь на бедре.

Я с ним, он со мной. И это решено. Это нужно. Разве может это невыносимое притяжение быть неправильным?

– Как низко я пал, – прокаркал он в полоток, задирая нос кверху и морщась от боли. – Ох, Судьба…

– Вам плохо? – я развернулась к нему лицом, уложила пальцы на дергающуюся скулу.

– Плохо будет потом. Будет невыносимо, – мученически корчась, пообещал он сам себе. – Когда я осмелюсь тебя отпустить. Когда ты возненавидишь – и за отца, и за то, что вместо Раскова сделал из тебя покорную куклу. Тшш!

Он приложил палец к губам, останавливая рвущиеся из меня вопросы. Добившись тишины, переместил руку на затылок и потянул вниз, к своему рту.

– Но это будет потом. Поэтому – к троллям. Иди сюда, иди… Я не обижу, ягодка. Не сделаю ничего дурного, – пообещал он надрывно. – Я потом отпущу. И ты сможешь ненавидеть столько, сколько пожелаешь. А пока мне нужно к этому приготовиться. Вечность – очень долгая штука, куколка.

Глава 6. Память

«Не вспоминай! Прошу, ягодка, забудь, что тут было».

В окне серыми пиками возвышались горы. Незнакомые. Они выросли только что или всегда тут стояли? Может, мне просто некогда было выглянуть наружу?

Да и интерьер вокруг я узнавала с трудом… Пышная столовая чужого имения. Длинный стол, убранный на две персоны. Чистая скатерть, рубиновая жидкость на дне бокалов… Гостей не ждали, но сервиз был выбран дорогой, праздничный.

«Не вспоминай. Не смей. Ты сделаешь себе хуже».

Меня снова развернули лицом к окну, не давая оглядеться.

Горы. Высокая гряда с пиком посередине и обрамлением из серых холмов-миньонов. Не Румынские Дебри, где у клыкастого имеется пыльное логово. И не наследие Раскова, насаживающее на шпиль проходимку-луну…

Сиплый голос Эрика вбирался в ухо. На плечах лежали теплые руки, они прогревали ткань черной рубашки, пропахшей кровью и травами.

Странно. Я помнила себя в свадебной сорочке с самодельными лямками. Короткой и рваной настолько, что ветер Эстер-Хаза холодил бедра.

Я была в Эстер-Хазе? Наверное. А как оказалась здесь, у чужого окна?

«Забудь. Иначе еще сильнее меня возненавидишь…»

Шепот настойчиво вплетался в мысли. Отдаваясь хриплой мелодии, я прикрыла веки. Я буду послушной куколкой и все забуду.

В ушах загудело, мир вдруг закрутился. Замок сошел с ума, сорвался с цепи.

Я моргнула… и все стерлось. И шепот, и далекие горы в окне, и то рваное облако, что напоминало прыгающего хеккара. И было ли? Привиделось, почудилось.

Голос Эрика исчез из памяти, рассыпался пеной дней. Точно я себе все придумала. И крепкие руки, и дорогой сервиз на две персоны.

Макушку грело обезумевшее солнце. Лучи липли к черной рубашке, как магией примагниченные.

Явно мужская, одежда доходила мне до середины бедра, но я не мерзла. Когда снаружи успело так потеплеть?

Голые колени ласкал ветер, он приносил запахи леса, молодой травы, сочных побегов, хвои. И что-то хлопало рядом с ухом, насыщая природный аромат запахом сажи.

Я проморгалась и обнаружила себя на знакомом крыльце. Четыре статуи по бокам, парадный пафос старинного Петербурга… Академия князя Карповского.

К почтовому ящику, выставленному на уличные ступени, сыпались морфы. Не замечая меня, они скидывали в урну корреспонденцию и с гордыми хлопками удалялись.

Грохот стоял неописуемый. Сквозь дымовую завесу я пыталась сосредоточиться и понять… вспомнить… Как я оказалась в Санкт-Петербурге? Как сюда пришла? Не пешком же с самого Эстер-Хаза?

Я больно сжала виски и застонала. Ничего не помню!

Тепло петербургского утра было обманчивым. Солнце не успело прогреть камни, и босые пятки за три минуты окоченели.

– Заболеть рискуете, мисс, – прокряхтел линяющий почтовик и пыхнул сажей в лицо, удаляясь.

Рискую, верно. Ничего не соображая, я поднялась по ступеням и толкнула входную дверь. Раз я сюда зачем-то притопала, не стесняясь стыдного вида, значит, мне было нужно… Или я просто сошла с ума.

Парадное фойе в такую рань пустовало, что было на руку: меньше однокурсниц заметит неподобающий наряд. Пугаясь шорохов и щелчков за витражными окнами, я осторожно пробралась в целительское крыло. Отдышалась у лестницы, с тревогой вгляделась в портрет на стене…

Мне определенно нужна помощь. Хорошо, если просто целительская.

– Анна не спит с рассвета. Стучитесь, леди Честер, у вас пятки черные, – протянул кто-то сзади, и я испуганно взвыла. Прочесала волосы трясущейся рукой и медленно обернулась.

Всего лишь призрак.

Молодой с виду юноша, рассыпавший голубые кудри по плечам и старинной рубашке с кружевным жабо. Он отвесил поклон, поглядел встревоженно на мои колени и кивнул на дверь больничного отделения.

Я нервно обняла себя за плечи, прислонилась спиной к стене и мотнула головой: не могу. Не могу войти к княгине Карповской. На мне мужская рубашка, пахнущая кровью, и я не помню, как ее надевала…

А что помню? Какие-то смутные обрывки. Должна была случиться свадьба, Олив заплела меня, а Ландра подменила перед алтарным камнем.

В порядке ли девочки, успел ли Квитариус их забрать? И госпоже Браун наверняка досталось за помощь с побегом…