– В медведь стрелял, в волк стрелял, в человек – не стрелял.
– А сегодня, возможно, придется… Так просто они не дадутся. Наверняка до зубов вооружились. Так что настраивайся. Только вот не пойму, почему ружье со стены не взяли? Когда мы вошли, оно висело на месте.
– То загадка. Чтобы мы не поняли, – ответил Тулуш. – На стенка пыль, ружье отпечаток видно. Снять ружье – и видно, что нет его. Отгадка сразу.
– Да, скорее всего, так и есть. Готов спорить, что теперь его уже и нет на стене. Знать бы их планы наверняка…
– Люди поспят. Покушать и утром уйдут…
– Куда?
– Не знаю. Саныча, может, подождем их? Покараулим. Засада поставим. Как на зверя. Из дома выйдут, а мы их встретим.
– Вот не уверен, что ждать нужно. Мы не охотники, мы предотвращать с тобой должны. А что если они, когда уходить будут, женщину ту порешат? И сына ее заодно. Как свидетелей ненужных. А хату спалят, допустим, заметая следы. За такими не заржавеет. Знаешь, сколько я повидал подобных? Поэтому будем брать ночью и тепленькими. Сбежало из колонии четверо, одного шеф удачно пристрелил, осталось трое. Если что, во время штурма домика разрешаю открывать огонь на поражение. Понял?
– Ружье надо, – кивал Тулуш.
– Будет тебе ружье. А вот и дом Демидыча. Пойдем внутрь, пошукаем, где там он говорил? За шторкой волына…
Волыной оказалась старенькое одноствольное ружье марки… А вот марку трудно было даже примерно определить. Настолько оно старое и непонятное. Шейка приклада перемотана изолентой. Казалось, без неё ружье рассыплется на части. Но самое интересное, что у гладкоствольного оружия был продольно-скользящий завтор, как у винтовки или карабина. Откуда?
Я почесал в недоумении макушку, осматривая чудо баллистической мысли. Этакая смесь бульдога с лошадью Пржевальского. Части-то заводские, но вот конструкция…
Увидев мое недоумение, Тулуш взял ствол в руки, оценивающе повертел и выдал свой вердикт:
– Хорошо ружье. Хорошо.
– Ты затвор видел? – ткнул я пальцем на нетипичную деталь.
– Из берданка переделана. Хорошо ружье.
– Неужели есть такие Кулибины, которые из винтовки делают ружья? Но зачем?
Я всё ещё опасался брать его с собой.
– Кулибин не знаю, а мой дед делать. Дробь стрелять, картечь стрелять. Мелкий дичь – пуля не попасть.
– Ясно, – вздохнул я, понимая, что других вариантов всё равно нет. – Лишь бы исправно было и стреляло.
Тулуш показал мне переделки, заверяя, что ружье вполне пригодно для стрельбы.
Оказалось, что, благодаря толстому стволу, из винтовки Бердана № 2 можно было получить однозарядное охотничье ружье вплоть до двенадцатого калибра.
– Я бы его все равно испытал, – настаивал я. – Но палить нельзя… Громко будет.
На этой тихой улочке палить, да ещё без хозяина дома – всё равно что пойти прямо к тем зэкам и сдаться.
– Можно тихо выстрел делать, – заверил Тулуш.
– Это как? – удивился я.
Он закрыл дверь хибары, нашел патронташ на стене. Вытащил оттуда один патрон в латунной гильзе, дульце которой залито воском. Нашел шило в ящике стола, расковырял воск, выудил войлочные пыжи и картонные прокладки из патрона, высыпал из него дробовой заряд и черный дымный порох. В общем, почти полностью демонтировал патрон и зарядил в ружье пустую капсулированную гильзу, и всё это в какую-то минуту. Нажал на спуск.
Щелк! А капсюль-то не бахнул.
– Осечка, – раздосадовано кивнул Тулуш.
Он снова оттянул курок за его округлую часть, ставя на боевой взвод, и нажал на спуск.
Бах! – в этот раз капсюль воспламенился, и произошел хлопок.
– Со второго раза… Патрон хреновый? – хмурился я. – Или ружье?
– Не понять, – пожал плечами Тулуш, набивая карманы патронами.
Некоторые из них уже позеленели, будто лежали со времен революции.
– Будем надеяться, что осечка не повторится. Да и что вообще тебе не придется нажимать на спуск. Возьмем их больше хитростью и сноровкой.
И я рассказал Тулушу свой план.
* * *
– Ну наконец-то! – воскликнула Вера, когда окольными путями мы с Тулушем вернулись в рощицу за деревней. – Вот если бы не Мухтар, я бы подумала, что вы меня бросили…
Поводок она всё ещё сжимала в руке.
– Тебя мы никогда не бросим, а Мухтара тем более, – улыбнулся я.
– Ну что там? – хмурилась следачка, поглядывая на деревню. А затем перевела взгляд на Тулуша. – Вы на войну собрались?
Она ткнула пальцем в то ли берданку, то ли дробовик, что висел на плече у моего напарника.
– Там эти гниды, в том доме крайнем засели, – показывал я на строение. – Видишь? Дымок идет. Варит хозяйка жрачку им. Потчует гадов. Ситуация следующая – в заложниках гражданские. Предположительно женщина и сын среднего школьного возраста. Еще один жилец – папаша его, скорее всего, ликвидирован бандитами. Короче, расклад серьезный, товарищи. Но надо брать их, пока делов не натворили. Им терять нечего, и обратно на зону, а скорее всего, уже даже не на зону, а в тюрьму, они не пойдут.
– Какой план? – поинтересовалась следачка.
– Работа всем найдется… – твёрдо ответил я, обозначая, что и у неё будет своя роль. – Надо подкрепиться и выспаться. Вот, – я выложил на пенек вяленую рыбку, что прихватил из дома Демидыча. – Налетай! Вскуснятина…
Взамен рыбы я оставил хозяину дома на буфете трешку одной купюрой. Думаю, он и без денег бы не обиделся на нас, но так надежнее… Насчет ружья уговор был, а про рыбу, как говорил Жеглов, мы не договаривались.
– Она с чешуей! Фу! Она пахнет! – кривила губы Вера.
– Ну как знаешь, – улыбнулся я и, ловко почистив одну рыбину, швырнул ее Мухтару.
Принялся за вторую. Тулуш тоже с большим аппетитом уплетал добытую снедь.
– Ладно… – снисходительно поджала губу Вера. – Дай кусочек попробовать.
Я поделился. А через минуту Вера уплетала угощение за обе щеки. За уши не оттащишь.
После незатейливого ужина мы сходили к ручью напиться. Тулуш из куска бревнышка тут же выточил чашку, чтобы взять воды с собой. Нож мы тоже позаимствовали у Демидыча.
А после смастрячили шалаш. Натаскали туда мягких ивовых веток с листвой вместо подстилки. И завалились спать пораньше, так как под утро предстояла важная операция.
– Я посерединке не хочу, – проворчала Вера и придвинулась к краю ложа.
Пришлось мне посерединке. С одной стороны от меня теплая девушка, с другой стороны – кто-то пыхтит в ухо. Или Тулуш, или Мухтар, я в темноте не понял.
– Мне холодно, – продолжала капризничать Вера.
– Ну извини, одеяла нет…
На меня начало накатывать раздражение – сама ведь с нами просилась, что теперь?
– Ну так обнял бы хоть, – вдруг заявила она.
– Ну… если ты не против…
– Ой, Морозов… Мы лежим в лесу, в шалаше, с собакой и узбеком. А ты думаешь, что я недотрогу буду из себя строить? Давай уже грей.
– Ладно, не ворчи… – я придвинулся поближе и положил на нее руку.
Вера поерзала и прижалась ко мне упругой попой. Сон как рукой сняло. Еще немного поерзает, и я буду зол на Тулуша и Мухтара, что они здесь рядом сопят.
Я закрыл глаза в твердом намерении уснуть прямо сейчас, чтобы встать в подходящее время. Нет, у меня не было умения, как у Штирлица, просыпаться точно через заданный интервал, но я знал, что больше двух-трех часов не просплю. Когда я начеку, то организм быстро высыпается. Тулуш тоже заверил, что встанет без всяких проблем к нужному часу, поэтому проспать я не боялся.
Мне уже почти удалось уснуть, даже под сопение Мухтара и тонкий храп Тулуша (будто белка простыла и хрипит), как я почувствовал, что Вера повернулась ко мне лицом. Я думал она бок на земле отлежала, а она не мешкая вдруг обняла меня и поцеловала прямо в губы. Я не спешил ее отгонять. Приятно же… Целовались мы с минуту. Сладко и трепетно, как пионеры тайком в палатке.
– Спокойной ночи, – прошептала Вера и ловко отвернулась на другой бок.
– Спокойной ночи, – ответил я и тоже отвернулся, от греха подальше.
Поймал на себе чей-то взгляд. Оказалось, что Мухтар не спит, а смотрит на меня хитрыми глазками.
Я улыбнулся ему и подмигнул. Он моргнул одним глазом, получилось, будто тоже подмигнул.
* * *
– Саша! – воскликнула Алёна. – Ты целовал эту курицу? Как ты мог, Морозов?!
– Я… ты как здесь оказалась вообще? – дивился я, глядя как моя девушка перегородила в шалаше проход.
– Я не курица! – возразила Вера, притянула меня за шею к себе и стала демонстративно нацеловывать.
– Убери от него руки, курица! – Алена подскочила, перехватила у неё мою шею и сама стала истово меня целовать.
– Да хватит вам, девоньки! – мотнул я головой и проснулся, а рядом довольная морда Мухтара.
Судя по всему, он успел облизать мне все лицо. Его хитрый взгляд так и говорил, мол, извиняться не за что, хозяин. Ты во сне мычал, бубнил, сон, наверное, плохой увидел, вот я тебя и разбудил. И умыл заодно.
Вот хитрюга. Я поплевался маленько, но больше для виду, обтер губы рукавом олимпийки и посмотрел на часы. Полчетвертого, ага… Пора…
Вера мирно сопела, а вот Тулуша рядом с нами не оказалось. Черт! Куда он пропал?
– Сиди здесь и охраняй жилище, – приказал я Мухтару.
С собой я его не стал брать, под пули или дробь пускать не хочу. Сами справимся.
– Саныча… Вставай… Охота ждет, – на пороге шалаша появился Тулуш с ружьем на плече. – Роса выпал тяжелый. Это хорошо. Небо давит. Спать крепко они.
– Отлично, – потер я глаза.
Сон прошел, адреналин помог его прогнать, все же не на утреннюю рыбалку собираемся.
Боялся ли я? Да… Но не за себя, а за тех, кого мы вызволять будем. Как бы преступники не использовали их как живой щит – вот что меня беспокоило.
Я снял олимпийку и укрыл ею спящую Веру. Мне кофта ни к чему, чую, и так жарко будет. Несмотря на ночную прохладу, уши у меня горели, будто вспоминал кто-то. Ничего, пусть – со всеми, с кем нужно, ещё увидимся.
Я вышел из шалаша и посмотрел на небо. Все и вправду тучами затянуто, темно, как в бочке с гудроном. Но это и хорошо…
– Пошли, – скомандовал я.
Мы быстро приблизились к дому. Темно. Окна не горят, отблесков керосинок или свечей не видно.
– Странно… – прошептал я, таращась на будку, – почему собачки не слышно?
– Нету собачка, – даже в темноте я разглядел его белозубую улыбку. – Съел я собачка.
– Чего?
Я смотрел на Салчака огромными глазами. Сейчас, конечно, не время разбираться, но…
– Шутка… Живой он… В лес унес. Пока спал – сгреб, пасть зажал, в мешок посадил и унес.
– Вот это да. Не забудь потом выпустить, – нахмурился я.
Может быть, по прошлой жизни и недолюбливал я собак. Но теперь не хотелось даже представлять, как будет маяться пёс в мешке среди леса.
– Если жить будем, выпущу, – кивнул напарник.
– Значит, надо выжить… Готов? – я вытащил револьвер, а Тулуш снял с плеча ружье.
– Саныча, можно я первый пойду? Я бесшумный, как змея.
– Нет… У тебя волына ненадежная, с осечками. Первый я пойду.
