Сказал так, потому что чуял, что без крови нам сегодня никак не обойтись. Надеюсь, это будет не наша кровь. Но загадывать не приходится.
– Пошли, – прошептал я и двинулся по направлению к черному в рассветной полутьме силуэту дома.
Глава 6
Тулуш тенью скользнул по ступенькам крыльца, и умудрился сделать это так, что ни одна доска не скрипнула. Он оглянулся и кивнул. Я дал отмашку.
Салчак должен был открыть дверь, а уже после я бы ворвался внутрь и взял бы беглецов, пока спят. Но дверь оказалась заперта.
Вот тебе и не запираются они в Мохово, вспомнил я слова Демидыча. Некстати я на него положился.
Я осторожно обошел дом, осмотрел его. Окна оказались еще и наглухо заперты на ставни. Забаррикадировались, гады. Если начну ломать ставни или дверь – непременно услышат и начнут пальбу. Нужен другой план… Ждать рассвета и, когда соизволят выйти, брать? Или что-то другое? Думай, Сан Саныч, думай…
Мы отошли от дома, чтобы всё обсудить.
– Дом деревяшка, поджечь нада… – вдруг предложил Тулуш. – Крысы выскочить – и тут мы! Хоба!
– Вместе с крысами и люди пострадают, и дом, само собой, – возразил я.
А сам призадумался, ведь ход мыслей напарника мне нравился. Его план с пожаром бы только доработать.
– Тогда ломать будем, – продолжал Салчак. – Пойду лом искать, или топор нада.
– Погоди, – я пригасил его рвение. – Есть одна мысль… Пожар мы и вправду устроим, вот только немного другой. И нам бы помощника – нет, помощница нужна. Иди срочно за Верой. Буди ее. Мухтара только не отвязывай, пускай там ждет.
Пока Тулуш ходил за Соколовой, я, стараясь максимально не шуметь, натаскал из леса хвороста и сложил ветки за домом, возле сарая. Добавил в кучу еще и несколько добрых березовых поленьев, что стянул у соседей. Хворост сухой и тонкий, вспыхнет, как порох – ярко, но слишком ненадолго. А вот поленья не дадут костру быстро прогореть.
Тем временем вернулся Тулуш с заспанной Верой.
– Вы что, без меня пошли? – негодовала она, потирая глаза.
– Ты так спала сладко, не хотелось будить, – усмехнулся я.
– А сейчас зачем разбудил? – с подковыркой спросила девушка, ежась от ночной прохлады и кутаясь в мою олимпийку.
– У тебя будет роль. Умеешь говорить по-старушечьи?
– Что?
– На пенсионерском скажи что-нибудь.
– Ну-у… пойду в собес схожу… Вот молодежь пошла, ни стыда ни совести… Нас-то по-другому воспитывали…
– Нет, я имел в виду, голос сможешь старый сделать?
– Зачем?
– Надо, Вер.
– Та-ак пойдё-от? – проскрипела Вера голосом Бабы Яги.
– Отлично, только сделай испуганным голос и кричи: «Пожар! Пожар!» Только тихо…
– Морозов, как можно кричать тихо? – снова возмутилась она.
– Тогда обойдемся без репетиций, – сказал я и подпалил пучок сена, а после сунул его в «пионерский» костер, сложенный шалашиком высотой почти с человеческий рост.
Пламя полыхнуло, огонек, бодро похрустывая, побежал по веточкам, лизнул поленья и занялся на бересте. Через несколько минут огонь полыхал так, что подойти ближе чем на пять шагов к костру было невозможно.
– Пора! – скомандовал я и кивнул Вере на дом. – Все как договаривались.
Она подбежала к окнам и стала отчаянно колотить по деревянным ставням и вопить хрипло, по-стариковски:
– Ой, беда! Соседушка! Горим! Мы горим – и вы уже полыхаете! Спасайтесь скорее! Просыпайтесь!
– Всё! Уходи! – прошипел я, махнув Вере, когда разглядел, как в щелке между ставнями блеснуло желтое пятно.
Видимо, там свечу зажгли.
Но Вера не унималась и продолжала причитать и долбиться в окно, совсем в роль вошла. Черт… Если бандюки ее срисуют, то всё сразу поймут. Ведь стучится к ним не бабка деревенская вовсе, а красавица в городском спортивном костюме.
– Уйди! – шикнул я громче, а сам стоял уже за крыльцом.
Вера, наконец, поняла, что оставаться дальше под окошком опасно, и скрылась за сараем. Тулуш встал с другой стороны крыльца.
Дверь дома распахнулась, и на пороге появился мужик с двуствольным обрезом. Уже и распилить ружье успели, гады. Хотелось его вальнуть без предупреждения, но тогда остальные двое зашкерятся и кучу делов натворят ненужных. Нет, ещё не тот момент.
Я вжался в стену и ждал. Мужик увидел зарево за сараем и заорал, обернувшись внутрь дома:
– Атас! Горим! Уходить прямо сейчас надо! Я к лодке, а ты с бабой и щенком разберись! Пущай сгорят, пожар нам на руку.
Он сбежал с крыльца – и тут же получил прикладом по хребту. Ударил его Тулуш сильно, чтобы тот вздохнуть не мог, не то, что закричать. По голове бить не стал, чтобы коньки не откинул, а умело приложил в какую-то лишь ему понятную точку на «холке». Урка упал поленом, и у него мигом отнялись ноги. Он только мычал и ерзал.
– Тихо, пасть порву! – прошипел я, придавливая его к земле коленом и зажимая рот рукой. – Сейчас я буду спрашивать, а ты или кивай, или мотай головой. Не будешь отвечать, башку сверну.
Для убедительности я надавил ему на эту самую башку другим коленом, отчего та вмялась в почву, а зэк замычал выразительнее. Тогда я ослабил нажим и задал первый вопрос:
– В доме вас еще двое?
Тот замотал головой.
– Трое?
Снова замотал. Твою мать! Неужели еще четверо? Нет, не может быть…
– Сколько вас? Отвечай тихо, не ори, – я убрал ладонь с его рта.
– Один там. Чахлый только остался.
– Где третий? Ну!
– Ушел, падлюка… Вот сейчас мы проснулись, когда баба соседская блажила. Глядь, а нет нашего кореша… Утёк Сафрон. Смылся, гад…
– Куда смылся?
– А я почем знаю!
Бам! Я пристукнул его кулаком по башке, рукой, в которым была зажата рукоятка пистолета. Тяжелый получился удар, достаточный чтобы противник отключился. Поговорили – и ладно.
В доме, выходит, один урка. Надо торопиться, пока он не понял, что происходит.
– Карауль! – велел я Тулушу, указав на поверженного, а сам распахнул дверь и нырнул в дом.
Внутри темно, и я сразу пригнулся и встал на колено. Вовремя. Из дальнего угла бахнул выстрел, и я почувствовал, как над головой что-то прошуршало, даже волос коснулось. А сзади что-то осыпалось. Картечью жахнул, гад!
Бах! Бах! Бах! – положил я веером три пули, перекрывая угол, откуда в меня стреляли и где я видел вспышку.
Оттуда послышался сдавленный мат, и тут же донесся характерный звук, по которому я определил, что ружье переломили для перезарядки. Щелчок возвестил, что ствол защелкнут и ружье готово к стрельбе. Но я выстрелил первым. Лежа на полу, выпустил весь остаток барабана. Невидимый противник вскрикнул ещё, а потом настала тишина.
Вставать я не торопился. Может, затаился гад и выжидает. Я изогнулся, снял ботинок и швырнул в темноту. Слышал, как тот шмякнулся в мягкое. Никто никак не отреагировал и не дернулся. Тогда я встал и, по-прежнему стараясь не производить лишнего шума, вышел из дома.
– Посвети! – крикнул я Тулушу.
Тот уже связал захваченного нами зэка его же ремнем. Задержанный очнулся и смотрел на нас яростно и злобно, хуже Гитлера.
Салчак рысью подскочил к полыхавшему вовсю костру, вытащил оттуда горящую толстенную палку, не потревожив конструкции, и мы вошли в дом с импровизированным факелом.
Огонь разогнал мрак. В пустой комнате, в дальнем углу, лежал окровавленный труп в робе с несколькими дырками от пуль в груди и животе. Вторая моя попытка достать его, выходит, оказалась очень удачной. Я безошибочно определил направление, куда нужно палить, по источнику звука и убил гада.
Тулуш зажег свечку на столе от своего факела, затем вторую, что стояла на подоконнике. Стало светлее.
– Выходите! – крикнул я в шторки, которые отгораживали комнаты. – Бандиты обезврежены! Мы из милиции, вам больше нечего бояться!
Из комнаты вышла бледная хозяйка. Увидев труп на полу, она лишь яростно сжала кулаки, будто сама хотела растерзать его. Подошла к телу и плюнула.
– Все хорошо, – взял я хозяйку за плечи, увидев, что её шатнуло, и усадил на самодельный табурет.
Женщина не выдержала и зарыдала. А на улице вдруг прогремел выстрел. Мы с Тулушем выскочили из дома. Я выхватил у него ружье, так как наган был пустой.
Но так и встал на крыльце ошарашенный. Бандит, которого связал Тулуш, лежал с простреленным затылком не там, где я его оставил и куда сразу метнулся взгляд – чуть дальше. На том месте лишь валялся его ремень.
Возле ремня стояла Вера с обрезом в руках.
– Он хотел убежать, – пожала она плечами и виновато посмотрела на нас.
– Как же он освободился? – удивился я.
– Не знаю, я сама не поняла, – говорила она это спокойно, будто в мишень на учениях попала, а не в человека.
– Да уж… Но это хорошо, что ты не испугалась, туда ему и дорога… Кхм.
– Все произошло так быстро… Я просто не успела испугаться, – выдавила улыбку девушка.
– Угу, – я оценивающе посмотрел на валявшийся труп, на Веру, на расстояние между ними. – А ты хорошо стреляешь. Один выстрел – и в яблочко. Вернее, в затылок.
– Повезло, – пожала плечами Вера.
И сразу показалось, что она как-то немного неуклюже держит обрез, будто боится его и совсем не привычна к оружию.
А потом и вовсе швырнула его на землю и даже по-женски ойкнула.
А я повернулся к Тулушу:
– Получается, хреново ты, братец, урку связал.
– Тулуш хорошо вяжет, – покачал тот головой и сверкнул глазами. – Кто-то его развязать.
– Кто? Тут никого кроме нас нет. Ну, бывает, в темноте напутал что-то.
– Нет, – упрямо мотал головой Тулуш. – Хорошо петля был.
– Да без разницы теперь. Главное, что никто не пострадал из нас и гражданских. Если не считать вчерашних потерь.
Под вчерашними потерями я подразумевал хозяина дома. Как мы и предполагали, бандиты захватили дом и убили его хозяина – отца женщины с ребенком. Ребенок – восьмилетний пацан Севка, внук погибшего, остался невредим.
Они с матерью долго обнимались и лили слезы, не переставая благодарить нас.
Мы с Тулушем вытащили труп бандита на улицу, а затем спустились в подпол. Именно туда бандиты спрятали тело хозяина с огнестрельной раной. Повозиться пришлось изрядно, мужик он оказался здоровый, тяжелый. Долго мы его вытаскивали, обвязав веревкой.
Погибшего уложили в избе и накрыли простыней. От выстрелов деревенька, конечно, проснулась, а когда всё стихло, набежали местные жители поддержать потерпевшую и сынка.
– Где четвертый? – спросила Вера.
– Ты сама слышала, что он ушел, – ответил я. – Кинул своих.
Она сощурилась.
– Он был у них главный… Нужно найти его.
– Где его искать? – я широким жестом показал на простирающиеся леса и реку. – Никакой зацепки. Можно было бы поспрашивать задержанного, но ты ведь его пристрелила.
Мы отошли в сторонку.
– Он пытался сбежать, – твердила Вера, как какое-то заклинание.
