– Шарик Петькин хотел укусить, но я в него камнем пустил, он и отвязался…
– Ну это же надо… – растерянно сказала Аля, – сказали, змея укусила Витьку Череватова, совсем плох… Может, они фамилию перепутали? Или имя?
– Нет здесь больше никаких Череватовых, только мы! – твердо и уверенно сказала женщина. – Муженек мой под такой фамилией был, так нам от него только фамилия и осталась, давно уже сбежал легкой жизни искать.
– Больше никого змея не кусала? Сказали, женщина звонила…
– Да мы бы знали, если что…
– Кто сказал? – проявился участковый. – Откуда у тебя информация вообще, что в Запечье это случилось?
– Мальчишка прибежал, лохматый такой, челка на глаза, говорит: «Червяка змея укусила…»
– Это Вовка Клюшкин, он всегда дразнится! – вставил слово упомянутый Червяк.
– Ну, узнает он у меня, паршивец! – разозлился участковый. – Это же надо такое придумать – фельдшера зря гонять! Да еще и по дороге такое с тобой…
– А что случилось-то? – оживилась Витькина мамаша. Глаза ее заблестели.
– Не твое дело! – грубо ответил участковый, идя к машине. – За сыном лучше следи!
Однако на обратной дороге участковый немного остыл и сказал задумчиво:
– Знаю я этого Вовку. Шебутной, конечно, парнишка, но чтобы такое придумать… На мать, говоришь, сослался? Быть такого не может! Мамаша у него женщина серьезная, с характером, конечно, его держит в ежовых рукавицах.
Он немного помолчал и добавил:
– И дядя Паша хоть и заливает часто, но мозги еще не пропил. Так что если звонили ему, то он все точно передал… Странные дела у нас творятся, очень странные…
Аля молчала. Она снова и снова видела перед глазами чудовище и слышала его слова, которые в переводе звучали так:
– Отдай! Отдай его! Это не твое!
Она не поняла, откуда знает смысл этих слов. Он сам возник в ее голове, как будто кто-то их перевел. Как будто она всегда понимала слова древнего языка…
Участковый подвез ее к дому Ипатьевны. Старуха вышла на крыльцо и все поняла по Алиному лицу.
– Вот что я тебе скажу, дочка, – твердо проговорила она, – нужно тебе уезжать, причем немедленно. В этот раз обошлось, послал бог Михал Иваныча, спас он тебя. Но так не всегда будет.
Два дня старуха никуда не выпускала Алю из дома, а на третью ночь тот же Колька Сидоров подвез ее к станции, где знакомая проводница посадила ее в свое купе и довезла до узловой, а там уже Аля купила билет, деньги на который дала Ипатьевна. Она же сунула ей бумажку с номером телефона.
– Это его номер рабочий, спросишь по фамилии. С вокзала не звони, вообще оттуда уходи быстрее, за вещами смотри. В дороге про себя никому ничего не рассказывай, никому не верь, кто помощь предлагать станет. В городе люди хитрые, опасные, обманут… И вот это не забудь! – она протянула Але небольшую берестяную коробочку, обшитую выцветшим мехом рыси.
– Зачем это? – Аля отшатнулась. – От этого одни неприятности, не нужно оно мне!
– А ты теперь сама себе не хозяйка! – сказала Ипатьевна строго. – Бери, раз тебе тот покойник сказал сохранить это – значит, ты и должна хранить! И никому это не показывай и не говори никому, даже ему, Шурке! Все, иди уже!
Ипатьевна обняла Алю и пробормотала в ухо несколько непонятных слов. Крестить не стала.
На узловую приехали ночью. Заспанная кассирша сердито глянула в окошечко, билет продала только дорогой, в купейный вагон, и велела идти в конец платформы.
– Поезд только две минуты стоит, ты в головной вагон не успеешь добежать.
Аля подхватила чемодан, повесила на плечо сумку и пошла.
Еще возле станции фонари горели, а дальше пошли через один, а потом и вовсе погасли. Она встала ближе к ограде, и это было ее ошибкой, потому что на платформу вспрыгнул мужик в расстегнутой куртке с торчащей из-под нее тельняшкой и в брезентовых штанах, которые скрипели, как несмазанные двери.
– Привет! – сказал мужик весело. – Скучаешь, поди? А вот мы сейчас с тобой поговорим за жизнь! А то ты такая симпатичная и одна! Это непорядок!
Аля молчала. С этим мужиком все было ясно, кричать же не имело никакого смысла – кто тут услышит? А если и услышит кассирша, то не прибежит ее спасать, ей это ни к чему. Так что надеяться Аля может только на себя.
– Тебе чего? – спросила она хрипло, прислушиваясь, не шумит ли подъезжающий поезд.
Но кругом было тихо. И темно, только мужик напротив скалил на удивление белые зубы.
– Известно чего! – еще веселее сказал он.
– Барахло мое нужно? Трусов пара да платье старое, ношеное, еще туфли. Тебе не подойдут по размеру…
Она нарочно забалтывала его, время тянула.
– А вот мы сейчас посмотрим! – он перестал улыбаться и отвернулся на секунду, потому что услышал какой-то звук – не то треск в кустах, что росли вдоль платформы, не то рык.
И в этот момент Аля запустила в него чемоданом. Он был на колесиках и довольно тяжелый, потому что Ипатьевна положила туда еды: шаньги с картошкой, пироги с брусникой, копченое мясо. Ехать долго, сказала она, нужно все с собой иметь, чтобы на станциях не выскакивать и от поезда не отстать.
Чемодан с ходу врезался в мужика на уровне пояса, тот от неожиданности не удержался и сел на платформу.
– Ах вот как? – спросил он злобно, куда только делись его веселый взгляд и широкая улыбка. – Ты, значит, вот как? Ну ладно, хотел я с тобой по-хорошему, но раз ты так…
В голове у Али пронеслась мысль: что он вообще имеет в виду под словом «по-хорошему»? Просто хотел поговорить, а потом отпустить? Что-то не похоже. А мужик между тем одним ловким движением вскочил на ноги, и в руке его блеснул нож.
Вот тогда Аля испугалась по-настоящему.
Все пропало. Сейчас он убьет ее, и вся жизнь, которая только-только начала светиться впереди, кончится. Не будет у нее никакой жизни в большом городе, не будет интересной учебы в институте, не будет потом нужной и любимой работы и, самое главное, не будет у нее Александра.
Потому что ехала она к нему, все остальное можно не считать.
А мужик расстегнул куртку, так, чтобы еще больше видна была тельняшка, и пошел на нее, размахивая ножом. Аля вся обмякла от страха и стояла молча, когда он сдернул с ее плеча сумку. Раскрыл ее и обшарил быстро.
В сумке были только мелочи, которые пригодятся в дороге. Малое количество денег и паспорт Ипатьевна заставила Алю спрятать в потайной карман на груди, сама же его и пришила.
Мужик разочарованно бросил сумку на землю и схватил Алю за руку.
– Где деньги? – он сжал руку еще сильнее.
– Нету, – сказала Аля. – Все на билет потратила.
– Врешь! – Он ощупал ее всю, но потайной карман был сделан аккуратно, так что мужик ничего не нашел.
Тогда он сунул руку в обычный карман Алиной куртки и вдруг заорал как резаный, Аля даже отшатнулась. Мужик между тем отскочил, тряся рукой, из которой капала кровь.
– Что у тебя там? – спросил он севшим, испуганным голосом. – Кто это меня укусил?
Тут Аля вспомнила, что та самая коробочка с клыком неизвестного животного лежала у нее именно в этом кармане.
– А это у меня там змея ядовитая, сурукуку называется, – злорадно сказала она. – До крови укусила, как я вижу? При таком укусе долго не живут. Ну жди, через полчаса помрешь.
– Врешь! – Мужик выронил нож и схватился за больную руку. – Здесь такие змеи не водятся!
– Это тут не водятся, а откуда я еду – там еще и не такие водятся. Там места дикие.
Тут вдалеке мелькнули огни приближающегося поезда. Аля торопливо подобрала нож и выбросила его с платформы далеко в кусты. Мужик, жалобно поскуливая, сел на землю, баюкая руку. Кровь по-прежнему капала.
Аля взяла чемодан и отошла от него подальше, проверив в кармане коробочку из меха рыси. Странно, она даже не раскрылась.
Поезд и правда стоял очень мало, она едва успела добежать к своему вагону.
– В десятое купе, – сказала нелюбезная проводница, – слышишь, ребенок орет? Вот, тебе туда.
Из ближнего купе раздавались громкие голоса мужчин, судя по всему, там крепко выпивали. И все перекрикивал детский плач.
– Ну и рейс! – вздохнула проводница, закрывая дверь. – Иди уж, спокойной ночи.
В купе орал ребенок. Маленький, не больше двух лет, мальчишка был весь красный, мать держала его на руках, он вырывался, дрыгал ногами, отмахивался.
Женщина оглянулась на Алю с надеждой, но, увидев, что перед ней совсем молодая девчонка, снова отвернулась. Ребенок икнул, но тут же набрал воздуха и снова заорал, причем лицо его стало уже не красным, а фиолетовым.
– Давно он так? – спросила Аля.
– Часа два уже. Не знаю, что делать, плачет и плачет. Горячий весь… Проводница сказала – с поезда нас снимать будут… – Женщина смахнула набежавшие слезы.
– Положи-ка его! – Аля обтерла руки детской салфеткой, что нашла на столике. – Никто больше не придет?
– Был один мужчина, попросился в другое купе, кто ж такой крик выдержит…
Ребенок, освободившись из материнских рук, перестал дрыгать ногами. Но ручками все тянулся к лицу. Аля вспомнила, что был уже в ее практике такой случай, дочка Медведишны принесла орущего ребенка, он все руками за уши держался. Так и оказалось, что отит. Ипатьевна тогда присоветовала компресс и настойку нужную дала, но сказала, что обычную водку тоже можно.
Сейчас Аля очень осторожно потрогала ушную раковину. Ребенок тут же взорвался криком.
– Ты что? – мать схватила его на руки.
– Уши у него болят. Отит. И температуру он накричал.
– Что делать?
– Компресс нужен.
У проводницы была только аптечка с бинтами и йодом.
– Иди к этим! – она кивнула на дверь купе, откуда раздавалось уже нестройное пение.
Пели трое, причем один нещадно фальшивил. На стук даже не сразу ответили, а увидев Алю, необычайно оживились.
– Ой, девушка к нам пришла!
Мужики были немолодые и сильно поддатые, так что девушке обрадовались напоказ.
– Мне бы водки! – Аля выбрала самого приличного на вид, второй в это время пытался ее обнять.
Аля ловко увернулась и вылила рюмку водки на кусок бинта, взятого из аптечки.
– Спасибо, дяденьки! Продолжайте веселиться, дорога еще долгая! – и ушла.
Ребенок угрелся в компрессе и заснул, видно, боль утихла. Его маму звали Леной, она была женой военного и ехала в Петербург к родителям. Мужа ее переводят в другое место, так что, пока он устроится, она у мамы поживет на всем готовом. На Алю она смотрела как на спасительницу, посланную ей свыше.
Проводница, благодарная за тишину в вагоне, не стала никого к ним подселять, и всю дорогу до Петербурга они ехали одни. Как барыни, сказала проводница.
Ребенок проснулся утром если не здоровым, то уши его не беспокоили. Оказался веселым хорошеньким мальчишкой по имени Лека, он сам так себя называл.
На вопросы Лены Аля отвечала скупо, сказала только, что работала фельдшером, а сейчас едет в Петербург учиться. Лена сама догадалась, что у нее не все гладко, и предложила остановиться у нее. На первое время, конечно.
Родители Елены приняли Алю хорошо, узнав, как она помогла их внуку. Да они и так бы ее не оставили, хорошие были люди.
До Александра Аля дозвонилась на третий день, он сухо ответил, чтобы ждала его звонка и никуда сама не ходила.
А потом приехал на машине, забрал ее с чемоданом и поселил на снятой им квартире. Договорился в институте, Алю зачислили на подготовительные курсы, чтобы осенью взять на второй курс без экзаменов. Взяли, давали общежитие, но Александр сказал, что будет оплачивать квартиру.
Когда они отмечали ее поступление в институт, он первый раз остался у Али. И с тех пор в ее жизни был только он, больше никаких мужчин. А потом он умер…
Вспомнив про прошлое, Алевтина поняла, что не может спать, и, невзирая на недовольство кота, встала, полезла на антресоль и достала оттуда старую обувную коробку.
При этом она нарушила обещание, которое сама себе дала, – не заглядывать туда, не открывать ящик Пандоры…
Медленно, неуверенными пальцами она открыла коробку, в которой хранила все свои воспоминания…
И первым делом оттуда выпала берестяная коробочка, обшитая вытертым мехом…
Алевтина вздрогнула.
Она усиленно старалась забыть, что эта коробочка лежит тут, в ящике Пандоры…
Коробочка словно сама собой открылась.
