Сергей Александрович Васильев "Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917"

При переходе в вертикальное положение пол опасно накренился, как палуба корабля во время качки. Вестибулярный аппарат шумно жаловался ушам на свою немощь, но руки Ёжика были крепки, и Григорий упал на них доверчиво, как в детстве падал в руки отца, ни мгновения не сомневаясь, что его подхватят и удержат.

– Ничего-ничего, Гриша, – ласково приговаривал майор, половчее перехватывая Гришкино обмякшее туловище, – я после контузии целый месяц на карачках путешествовал, говорить не мог, думал, скоро лаять начну. – И, замолчав, Лёшка вдруг неожиданно добавил, обращаясь в коридор к кому-то, стоявшему за его широкой спиной: – А-а-а, привет!

Обхватив друга за шею и подтянувшись на непослушных руках, Григорий выглянул из-за спины Ежова и вдруг увидел ангела. Нежное невесомое создание стояло, опершись о косяк, и смотрело на него изумрудными глазами, в которых плескалось столько сострадания и участия, что Распутин зажмурился, отгоняя видение.

Но когда открыл глаза, фигурка не исчезла, а приобрела отчётливые человеческие очертания. Вокруг иссиня-чёрных волос, обрамляющих ангельский лик, сиял светящийся ореол заходящего солнца, прячущегося за худенькой спиной. Казалось, солнечные лучи просвечивают тело насквозь, создавая иллюзию абсолютной бесплотности и воздушности. Черты лица, попадающие в тень, были размытыми и неопределёнными, отчего огромные глаза выделялись особо, приковывая взгляд, без остатка растворяя в себе всё окружающее пространство, поглощая бренное тело и бессмертную душу Григория…

– Добро вече! – прошептал ангел, не отрывая глаз от страдальчески искажённого лица Распутина.

– Кто это? – прохрипел легионер на ухо Ежову, вцепившись пальцами в его руку.

– О-о-о, как у нас всё запущено! – присвистнул Лёшка. – Не узнаешь свою няньку? Ну что ж, давай знакомиться! Даша, это Гриша! Гриша, это Даша!

– Душе?нка, – улыбнувшись, поправил ангел Ёжика.

– Как себя чувствуешь, ду?шенька? – собрав в кулак всю силу воли и стараясь не хрипеть, произнёс Распутин, удивляясь новым интонациям в своём голосе.

Ангелоподобное существо, очевидно, не поняв, что сказал Григорий, виновато опустило глаза, а Лёшка, наоборот, вытаращился на легионера, будто видел его впервые.

– Ты смотри, голос прорезался! Да какой певучий! – улыбнулся он во весь рот. – Дашенька, вы положительно влияете на самочувствие нашего Штирлица! Давайте-ка я его прислоню к чему-нибудь фундаментальному, например к дивану. Секунду… Держись, не падай, герой. Вот так! Если тебе прямо сейчас не требуется срочная путёвка в комнату раздумий, предлагаю вам пообщаться, а меня отпустить для выполнения разных служебных обязанностей. Даша, побудьте с ним немного. Если начнёт валиться – зовите!..

Весь этот фонтан красноречия Распутин пропустил мимо ушей, не отрывая взгляд от небесного создания, стоявшего напротив, и терзаясь всего одной мыслью: как он мог, как посмел не разглядеть эту красоту в том злосчастном доме на окраине покинутого села?!

– Эй, Айболит! – Лёшка помахал рукой перед глазами Григория и, увидев, что привлёк его внимание, дурашливо вытянулся во фрунт. – Разрешите идти?

– Да иди ты! – раздражённо бросил Распутин, поморщившись от такого шутовства, показавшегося ему абсолютно неуместным.

– Есть! – гаркнул Лёшка.

Душенка-душенька вздрогнула и удивлённо вскинула глаза, а майор, выскочив в коридор и удаляясь, прогудел как паровозный гудок: «Не шалите, I’ll be ba-a-ack!»

Эхо шумных шагов Ежова умолкло. Теперь Душенка и Григорий смотрели друг другу прямо в глаза, и каждый силился понять, что думает о нём визави, знакомство с которым случилось при столь обескураживающих обстоятельствах и продолжилось ничуть не менее драматично.

– За?хвалюем вам! – наконец прошептала девушка, поняв, что собеседник окончательно превратился в мебель.

– Извините…

Григорий чуть не чертыхнулся, сделав шаг навстречу и снова вынужденно схватившись за спинку дивана, чтобы не упасть.

Душенка молнией метнулась к легионеру, подставила своё худенькое плечико.

– Ocлони се на ме?нe! Не плаши се! Я сама яка![38 - Обопрись на меня, не бойся, я сильная.] – заворковала она чудным грудным контральто.

Позже Гриша узнал, что девушка сорвала голос, ругаясь на бандитов, и просто не могла себе позволить свой обычный тембр. Но в тот момент Распутину показалось, будто грациозная гибкая кошка изящно коснулась своим шёлковым боком его руки и заурчала-замурлыкала, утешая, убаюкивая, даря умиротворение и нечаянную тихую радость.

Она помогла ему опуститься обратно на диван, взяла его руку в свои ладошки и что-то спрашивала, снимая повязку, перебирая пальчиками кожу на запястье, а Гриша глупо улыбался, сознавая, что выглядит беспомощно и нелепо, но даже не пытаясь как-то приосаниться и сменить выражение лица. Часы остановились. Он выпал в межвременное пространство и жил там долго и счастливо, пока на улице не раздались отрывистые команды, а в коридоре – топот тяжёлых армейских берцев.

В комнату ворвался возбуждённый Ежов с глазами старика из сказки Пушкина, выменявшего свою старуху на золотую рыбку.

– Ну, Айболит, всё! Привезли твоего полунемецкого эскулапа, пойдём долги гостеприимства возвращать! Шустрый оказался пациент, чуть не сорвался с крючка. Албанцы его прямо в аэропорту подсекли, на виду у всей немецкой делегации. Ещё полчаса – и случился бы полный «ауфидерзен»!

* * *

– А теперь мы будем отвечать по-военному быстро, чётко и убедительно, – перевернув стул спинкой вперёд, усевшись на него, как на коня, и положив свои кулаки на верхнюю перекладину, отчеканил Ежов, упершись взглядом в Айвара.

Тот фыркнул, тряхнул головой, дёрнул пластиковые хомутики, намертво прицепившие его руки к ручкам стула, и насмешливо ответил по-русски:

– Вы, майор, с ума сошли или перепились на радости, что из своего российского гадюшника в приличную страну попали! Какие ответы? С какой стати? Это не я вам должен что-то говорить, а вы мне приносить извинения, пока дело не дошло до политиков, чтобы за ваши действия не пришлось оправдываться вашему алкашу-президенту!

Ежов, закатив глаза к потолку, со скучающим лицом выслушал гневную тираду эскулапа и печально вздохнул по её окончании.

– Ну вот не везёт мне категорически! Каждый раз одно и то же! Вы, Айвар Витолдович, совершенно не цените ни моё, ни собственное время! Ваши требования, к сожалению, невыполнимы. Знаете почему? Потому что вас тут нет! Никакого гражданина Латвии Веиньша на Балканах не было изначально, а доктора Августа Вуле три часа назад похитили на глазах у коллег члены какой-то албанской криминальной группировки и держат в заложниках неизвестно где. Кстати, абсолютно отмороженные ребята… Никто не знает, что они сейчас с вами вытворяют…

При этих словах в ладони майора вдруг оказался компактный охотничий нож и начал выписывать замысловатые пируэты между пальцами.

– Как же вы так неаккуратно потоптались на мозолях местной бандоты? У них межклановые разборки веками ведутся, а вы решили поучаствовать… С какой целью?

– Не суйте нос куда ни попадя, майор! Это не ваше дело!

– А у меня работа такая – совать нос не в свои дела.

Айвар перевёл глаза на Распутина, оставшегося сидеть у двери.

– Какой же ты дурак, Гриша! Какой же дистиллированный клинический идиот! – перешёл он на немецкий язык. – Из всех вариантов ты выбрал самый проигрышный! Из всех противостоящих сторон – самую бестолковую, где вообще не ценят людей и даже не понимают, как можно использовать профессионала! Потому у них всё наперекосяк и через жопу! Академики картошку копают, а сержанты изобретают оружие…

– Кстати, оружие получается неплохое, – заметил Распутин. – Американские морпехи в горячих точках почему-то обзаводятся в первую очередь именно им, оставляя хваленые М-16 только для парадов и интервью с корреспондентами. А Отечество… Его не выбирают, Айвар. Это не мундир, который можно повесить в шкаф или выбросить в мусорник.

– Три раза «ха», Гриша! Твоё Отечество само меняет мундиры и флаги чаще, чем приличные люди успевают выпить чашечку кофе!

– Ты опять ошибся! Все мундиры и флаги, что ты видел, – это части единого целого. Одно и то же явление, просто с разных сторон, при разном освещении в разное время суток. Ты сначала нашёл зуб медведя, потом поковырялся в его экскрементах и вдруг решил, что это разная фауна. Но лишь для твоего хуторского мышления медведь – слишком большое животное, чтобы существовать целиком.

– Гриша, ты болван! Нет и никогда уже не будет никакого целого медведя. Есть его ошмётки, распотрошённые и освежёванные англосаксонским гением, временно находящиеся в одной куче, покорно ждущие, пока могучая рука заокеанского хозяина отправит их поочерёдно на кухню цивилизованного человечества. Ты, Гриша, защищаешь миф, фикцию! Россия – это даже не голый король, а его бесплотный призрак! Мутное изображение на пожелтевшей от времени фотокарточке! Ты слепой, Гриша, если не видишь этого! Вы все тут слепцы! Несчастные люди!

Айвар в запальчивости опять перешёл на русский, невольно сделав Ежова соучастником диалога.

– Но майор, он хоть за свои звёздочки бьётся, за боевые и командировочные в валюте, а ты, Гриша, за что? Тебя твоя Родина пережевала, переварила и… Ты и миллионы таких же, как ты, русских за пределами России – жертвы её дефекации! И вы всё равно упорно лезете обратно в задницу с криком «Это наше Отечество!», чем подтверждаете свою рабскую сущность…

Распутин прекрасно понимал, что такое многословие в исполнении Айвара не что иное, как признак крайней нервозности и страха. Откровенно скучающий Ежов выглядел на фоне латыша каким-то айсбергом, твёрдо нацеленным на «Титаник».

– Ну, в таком случае, герр Вуле, вам придётся ответить на несколько вопросов призрака, – прервал Лёшка водопад красноречия Айвара, – ведь общение с потусторонним миром пока не является преступлением и не квалифицируется в странах НАТО как разглашение государственной тайны, не так ли? Так вот, мою страну интересует, где находятся центры чёрной трансплантологии, как осуществляется ваша связь с кураторами и кто конкретно в БНД, ЦРУ и МИ-6 осуществляет прикрытие вашего бандитизма.

– Для потусторонней сущности у вас слишком земные вопросы, – пробурчал Айвар.

Запал его постепенно угас, и через напускное спокойствие, как чертополох сквозь асфальт, начал пробиваться противный, колючий страх.

– Ещё скажите, что для привидения я слишком хорошо выгляжу. Сделайте мне комплимент. Попробуйте понравиться и уедете отсюда обратно в свой госпиталь, а не к албанским отморозкам из клана Мусаи.

Айвар замолчал и опустил глаза, угрюмо разглядывая свою обувь.

– Будем молчать? Это ваше заднее решение? – насмешливо спросил Ежов.

– Заднее не бывает, – отрезал Айвар, продемонстрировав знакомство с поздней советской фильмографией.

– Ладно, – понимающе кивнул Ежов.

Всё, что было дальше, слилось для Распутина в один миг. Не успел он моргнуть, как содержимое одноразового шприца стремительно перелилось в вену Айвара, и Ежов, сардонически улыбаясь, вернулся на своё место.

– А теперь, герр Вуле, у меня и у вас крайне мало времени для того, чтобы узнать друг друга получше. Вы же врач, знаете, чем грозит вам, конченому наркоману, введение амитала натрия внутривенно. Но минут пять у нас есть, и, если вы не будете валять дурака, я, получив ответы на интересующие меня вопросы, дам команду ввести вам антидот. Как насчёт подпольных центров трансплантации? Где находятся? Кто курирует? Ну, живо!

Айвар прерывисто сглотнул, с ужасом посмотрел на второй шприц и скороговоркой выпалил:

– В больничном центре в Тиране «Мать Тереза» и в университетской больнице Скопье. Во время войны эти учреждения использовались также для лечения раненых боевиков ОАК. Для изъятия органов использовалась часть больницы в Байрам-Цури и оздоровительный центр на заводе «Кока-Кола» в Тиране, психоневрологическая больница тюрьмы номер триста двадцать в городе Бурел… Был ещё частный дом, оснащённый под больницу, в окрестностях Тропоя, он называется Жёлтый дом…[39 - Эти и другие сведения о реальных преступлениях против человечности под покровительством и с самым непосредственным участием спецслужб стран НАТО почерпнуты из книги Е. Г. Пономарёвой «ПРОЕКТ „КОСОВО“».]

– Какого хрена этим бизнесом заинтересовались спецслужбы? Почему там копошатся ЦРУ, БНД и прочие?

– Это очень выгодно. – Айвар впервые с начала беседы гадливо улыбнулся. – Их агенты ищут реципиентов среди больных, но нужных им людей, а потом шантажируют тем, что пересаженные органы получены нелегально. Осознав, что стали частью преступной схемы, и не имея дороги назад, реципиенты становятся очень послушны и управляемы. Действует безотказно.

– Что ещё действует безотказно?

– Похищение заложников. Формально спецслужбы ни при чём. Они даже усиленно ищут преступников, умалчивая, что сами организовали кражу и похитители действуют по их указаниям…

– Что происходит с заложниками после того, как требования заказчиков выполнены?

– Майор, жжёт очень… Вы меня не обманете? – Айвар снова опасливо покосился на шприц.

– За кого вы нас принимаете? Мы ж не живодёры! – криво усмехнулся Ежов и положил антидот прямо перед Айваром. – Только давайте будем экономить время. Меня интересует судьба заложников.

– Всех или конкретных?

– Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю…

– Из известных мне граждан России обратно не вернулся никто… Услуги ваших чиновников и олигархов они, – Айвар показал глазами на потолок, – считают одноразовыми, впрочем, как и самих российских олигархов и чиновников.

– Какова во всем этом роль Дальберга? – вставил свой вопрос Распутин.

– И про него знаете… – покачал головой «доктор Вуле». – Так это всё он и придумал, святоша… Главный мозг современной инквизиции. Ведущий консультант по геноциду невоенными средствами и принуждению к повиновению без видимого насилия… Именно с ним я поддерживаю связь, а уж куда там дальше он передаёт сведения – в БНД, МИ-6, ЦРУ или Моссад, – мне неведомо…

– А теперь быстренько, герр доктор, список известных вам граждан России, посаженных вышеописанным образом на крючок западных спецслужб.

– Антидот! Вы обещали!

– Список!

– Антидот – или ни слова больше не скажу!

– Сдохнешь! Я тут не любопытство своё тешу, а врагов выявляю, поэтому мне твои откровения без конкретных фамилий даром не нужны! Список – или оставайся тут думать! Я же всё равно по цепочке пройду и узнаю, а для тебя это единственный шанс…

– Сволочь! Сатрап! Держиморда! Подавись! В каблуке отчёт… Это за последние полгода…

Ежов метнулся к ноге Айвара, на ходу вынимая нож. С треском отлетел кусок каучука. Из тайника выпала гофрированная папиросная бумага.

– Даже не шифрованное? – удивился Ежов.

– Письмо на латышском для этих мест равносильно шифровке… Но фамилии прочитать можно и так…

– Разберёмся, – пробормотал Лёшка, углубляясь в написанное.

– Майор, мне дышать уже трудно. Антидот!

– Да колись на здоровье! – фыркнул разведчик, разрезая жгут на правой руке пленника. – Дышать ему тяжело… Первый раз вижу такую реакцию на обычный физраствор…

– Что-о-о?!

Над головой Распутина оглушительно грохнул выстрел. Он автоматически присел на колено, в развороте подбил вверх руку с пистолетом, с удивлением заметив прищуренные в прицеле ангельские глаза Душенки, светящиеся злобными угольками. А за спиной упало на бетон безжизненное тело Айвара, так и не успевшего садануть по Ежову занесённым стулом.

– Всё-таки националы, пожившие некоторое время в России, реагируют на надувательство одинаково, – констатировал Ежов, опомнившись от скоропостижной смены декораций. – Надо признать, свет наш Дашенька, вы крайне облегчили мне жизнь. Отпускать этого упыря было бы преступлением, но данное ему слово связывало. Однако, насколько я понял, дело тут не только в спасении моей тушки от травмы, нанесённой тупым тяжёлым предметом. Были ещё и личные причины его грохнуть?

Лицо девушки окаменело, она опустила пистолет, развернулась и вышла из комнаты, так и не проронив ни слова.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Среди жертв Харадиная были не только сербы, но и албанцы. Поражает свидетельство албанки Л. К. (в 2008 г. ей было 42 года), которое до сих пор находится в Специальном трибунале Сербии по расследованию военных преступлений, хотя эти материалы были доставлены и в Гаагу.

«Свидетель в мае 1998 г. вместе с группой албанок и цыганок была похищена и насильственно вывезена в полевой лагерь сепаратистов на горе Юник на границе с Албанией. Сразу же у входа в лагерь они увидели душераздирающее зрелище: два исколотых ножами сербских полицейских были привязаны к дереву. Полицейские, как узнала позднее Л. К., были захвачены в районе села Раставица. Привезённые женщины видели, что у полицейских были отрезаны части тела и выколоты глаза, в кровоточащие раны была насыпана соль. Полицейские всё ещё были живы и от нестерпимых мучений громко стонали.

По словам Л. К., Рамуш Харадинай тогда подошёл к полицейским с рацией, настроенной на полицейскую волну. Он вынул нож и не спеша зарезал полицейских, так чтобы сербские полицейские услышали, как умирают их коллеги. Сохранилась и звукозапись этого варварского акта, сделанная полицейскими, находившимися у радиостанции на сербском блокпосте.

По словам Л. K., после того как он зарезал полицейских, Харадинай вернулся к похищенным женщинам. Он связал руки свидетельствующей Л. K. и изнасиловал её. Шрамы на руках женщины были видны в момент записи протокола свидетельства. В момент насилия Харадинай наносил женщине порезы ножом, которым до того зарезал полицейских. Позднее Харадинай совершил акт насилия и по отношению к другим женщинам из группы, привезенной в лагерь. Когда Л. K. повели вместе с остальными женщинами на расстрел, она смогла убежать и таким образом спаслась».

Глава 22

База

Утром голова уже не кружилась, ноги перестали предательски подкашиваться, и, хотя шум в ушах, общее недомогание и дрожание пальцев ещё мешали жить, Распутин мог передвигаться совершенно свободно, чем немедленно воспользовался, выбравшись на свежий воздух.

База Ежова располагалась на живописном горном склоне в недостроенных корпусах то ли гостиницы, то ли профилактория. Эти памятники единой когда-то Югославии, пребывающие в разной степени готовности и щедро разбросанные по косовским горам, обладают двумя достоинствами – уединённостью и потрясающими пейзажами. Напротив парадного входа красовался старинный храм, заброшенный в начале войны. Рядом с пологими, поросшими лесом горами, рядом с облаками, царапающими пузо о вершины горных сосен, он казался космическим кораблём, приземлившимся когда-то с инопланетной миссией, да так и вросшим в землю, не в силах оторваться от местных красот.

Ежов с личным составом отрабатывал новое, незнакомое Григорию упражнение. Отделение строилось в шеренгу, каждый боец брал в руку гранату РГД–5. По команде все выдёргивали чеку, по команде роняли гранату себе под ноги, потом поднимали и бросали. Чпокали запалы, и за учебным снарядом бежало следующее отделение. Потом всё повторялось.

Увидев Распутина, Лёшка передал бразды правления одному из офицеров и поспешил к легионеру, честно выполняя роль хлебосольного, внимательного хозяина.