Наталья Шнейдер "Хозяйка старой пасеки – 2"

Глава 6

Я заставила себя встать. Колени все еще походили на желе, мороз пробегал по коже.

– Вы спасли нас всех.

Голос тоже никак не желал успокоиться, и кроме страха в нем прозвучало что-то… какое-то первобытное восхищение, от которого я сама растерялась.

Стрельцов откинул со лба волосы, явно смущенный.

– Глупости. Остальные бы справились, просто я оказался ближе и успел раньше.

– Не скромничайте, ваше сиятельство, – вмешался Гришин. – Это ж надо так: с одного огневика, да вот такусенького, – он сложил пальцы щепотью, – здоровенную зверюгу взять! Прямо в глаз! Наверняка даже шкуру не подпалили.

Я снова посмотрела на огромную тушу. На Стрельцова. Под полной луной, заливавшей луг, было светло почти как днем, и я разглядела, как смущение в его взгляде сменяется чем-то похожим на удовольствие. Будто ему действительно было приятно произвести впечатление – или мне хотелось так думать? Хотелось думать, будто его интересует что-то – или кто-то – кроме долга?

Ветерок пробрался под шаль. Я передернула плечами, ощутив, как взмокли от страха волосы на затылке и спина.

– Вы позволите, Глафира Андреевна? – Не дожидаясь ответа, Нелидов накинул мне на плечи сюртук. – Вам бы домой, чтобы не простыть.

Лицо Стрельцова перестало что-либо выражать, словно опустилось забрало шлема.

Что за глупости в голову лезут?

– В самом деле, шли бы вы домой, барышня, – снова вмешался Гришин. – Этакую страсть пережили и даже в обморок не свалились. Отдохнуть бы вам. Да и ветерок по весне коварный бывает. – Он обернулся к Стрельцову. – Ваше сиятельство, что с трофеем прикажете делать?

– Это Глафире Андреевне решать, – сухо ответил исправник.

– С чего бы? – так же сухо поинтересовалась я. – Вы добыли, ваш и трофей.

– Тогда позвольте подарить его вам, – сказал он таким тоном, что я едва удержалась, чтобы не рассказать – подробно и громко, – что ему делать со своим подарком.

– Благодарю.

Я вернула Нелидову его сюртук: разозлилась так, что жарко стало. И только после этого поняла: это короткое слово прозвучало так, что было непонятно, к кому обращено. То ли управляющему – за сюртук, то ли Стрельцову – за трофей.

– Знатная шуба выйдет. – Гришин будто не заметил напряжения, повисшего над лугом.

А может, слишком хорошо заметил, уж чересчур легкомысленно звучал его голос.

– Хотя для такой хрупкой барышни, наверное, тяжеловата будет медвежья-то шуба. Тогда полость в сани справить, чтобы зимой в дороге не зябнуть.

– Я ничего в этом не понимаю, – призналась я. Обернулась, чтобы приказать Нелидову распорядиться – раз мой трофей, пусть управляющий и командует – но пролетевшая перед глазами пчела отвлекла меня.

Пчела!

Я огляделась.

Над развороченной колодой кружили пчелы. На земле валялись обломки сот, пахло медом, но куда сильнее чувствовался сладковатый, с легкой кислинкой запах растревоженных пчел. Неподалеку на кусте орешника собирался, гудел рой, но не уверенно и низко, как обычно бывает, а тревожно, выше тоном. Так он гудит, оставшись без матки.

Все глупости мигом вылетели у меня из головы.

– Герасим, бегом за ройницей! Если ее нет – тащи любую корзину с крышкой, коробку, ящик – что найдешь! Да, и захвати еще одну корзину и нож – для сот, и дымарь.

Дворник энергично кивнул и умчался.

– Сергей Семенович, подсветите, пожалуйста, над разрушенной колодой.

Нелидов шагнул к ней.

– Нет! – окликнула его я. – Только свет, сами не суйтесь, пчелы сейчас смертельно опасны!

Я обернулась к Стрельцову.

– Кирилл Аркадьевич, вам самому придется распоряжаться вашим трофеем. Мне нужно немедленно спасать пчел, но и медведь, насколько я понимаю, ждать не будет.

– Мы с Гришиным займемся тушей, Глафира Андреевна. – Показалось мне, или в голосе Стрельцова промелькнуло что-то похожее на восхищение? – Вы правы, нужно хотя бы снять шкуру и убрать внутренности, чтобы мясо не испортилось до утра.

– А ежели вы тоже подсветите, ваше сиятельство, то мы и желчь аккуратно соберем, она целебная, – заметил Гришин.

– Тогда придется и тебе метнуться к дому и взять все, что нужно, чтобы освежевать медведя.

– Как прикажете, ваше благородие! – Гришин вытянулся, отдавая честь, и помчался следом за Герасимом.

– Как бы ноги в темноте не переломали, – встревожилась я. – Тогда точно «эпидемия переломов» будет.

– Гришин – очень опытный человек, да и Герасим, я уверен, может о себе позаботиться, – успокоил меня Стрельцов. – А пока они бегают – могу я чем-нибудь вам помочь?

Я снова огляделась.

– Хорошо, что медведь бросился, – вырвалось у меня. – В смысле, звучит идиотски, но он теперь достаточно далеко, чтобы, возясь с тушей, не повредить разбросанные соты.

– Понял.

Я хотела переспросить, что он такое понял, но исправник поднял руку, вокруг которой сгустилась магия, – и здоровенная туша, приподнявшись над травой, отплыла еще на добрых четыре метра от улья.

– Ух ты! – не выдержала я. Как они могут так спокойно относиться к настоящим чудесам?

Исправник улыбнулся.

– Думаю, так будет удобнее всем. Что дальше?

– Возьмите…

Я стащила с себя шаль, забыв, что платье под ней так и не застегнуто до конца. Взгляд исправника будто приклеился к моей груди, потом он резко отвернулся. Я запоздало сообразила, что лунный свет и два огонька – Нелидова и Стрельцова – сделали ткань сорочки почти прозрачной, позволив увидеть больше, чем следовало бы постороннему мужчине. Запахнула платье, справившись с крючками.

– Возьмите пока мою шаль вместо корзины и помогайте мне собирать разбросанные соты. – Я прокашлялась, возвращая контроль над голосом. – Старайтесь не переворачивать те, что с белыми червячками. Это расплод, он поможет не потерять семью. Еще, если увидите на обломке сот матку – она крупнее, чем остальные пчелы, «жопастенькая», как говорил мой… – Я осеклась, поняв, что брякнула. – Словом, если увидите матку, зовите меня. Ее непременно нужно спасти.

Стрельцов проигнорировал мою оговорку. Взял шаль аккуратно, будто боясь случайного прикосновения.

– Да, и еще, – добавила я. – Пчелы напуганы и агрессивны. Двигайтесь медленно и плавно. И, ради бога, не лезьте в колоду!

– Я буду предельно осторожен, – заверил меня Стрельцов, и что-то в его интонации навело меня на мысль, что он имеет в виду не только пчел.

Нелидов, который, конечно же, слышал весь разговор, медленно двинулся по траве, вглядываясь под ноги.

Поднял обломок сот – мишка был не слишком аккуратен, раскидывая колоду.

– Говоря о расплоде, вы имели в виду вот это? – Под двумя огоньками были отчетливо видны личинки в открытых ячейках.

Я кивнула.

Управляющий осторожно положил соты в подставленную Стрельцовым шаль.

Так же, подбирая обломки сот один за другим и складывая их в подол, я двинулась в сторону колоды, готовая, если что, замереть статуей. Но пчелы не трогали меня, и, увлекшись, я подбиралась к колоде все ближе. Уже присев над ней, поняла то, что я должна была осознать раньше. Пчелы, только что потерявшие дом, и часть семьи, раздавленной медведем, наверняка в бешенстве и давно должны были переключиться с одной опасности на другую – людей. Однако они метались над колодой, не пытаясь напасть ни на меня, ни на мужчин. Будто чувствовали, что им пытаются помочь. Хотя, если не выдумывать – скорее всего, потому, что стоит ночь, от медведя все еще несет паленым, а пчелы слишком дезориентированы всем произошедшим. Я присела над колодой и начала бережно разбирать обломки. Нелидов шагнул было ко мне, но я протестующе подняла руку.

– Не нарывайтесь. Не знаю, почему они не трогают меня, но не факт, что не тронут вас. Если можете – переместите свет ближе ко мне, но не прямо к колоде, чтобы не нервировать их лишний раз.

Нелидов послушался. Стрельцов замер рядом с ним, напряженный, будто собирался в любой миг снова схватить меня и закинуть себе за спину, как только что заслонил собой от медведя. Только вот с пчелами такой фокус не пройдет.

– Вернулись мы, ваше сиятельство, – окликнул Гришин. – Вы прямо как на картине «Оборона пасеки» – только подзорной трубы да шпаги не хватает.

– Заткнись, – процедил сквозь зубы Стрельцов.

Я подняла голову.

– Кирилл Аркадьевич, отдайте, пожалуйста, соты Герасиму и займитесь медведем.

– Нет, – отрезал он. – Герасим, давай сюда ящик для сот и помоги Гришину освежевать тушу. А я помогу барышне.

Герасим, конечно, спорить не мог, и я не стала: не до того. Я осторожно переворачивала обломки, стараясь не раздавить ни одной пчелы. Под слоем щепок и восковой трухи что-то шевельнулось. Нет, десяток рабочих, облепивших кусок сота с личинками. Но где же…

Внезапно край глаза зацепил движение. Матка была там же – чуть в стороне, почти сливаясь с тенью, брюшко подрагивало, будто от усилия. Застряла под перекрестными щепками, не в силах выбраться.

Я подняла их. Если бы матка сидела на сотах, было бы куда проще. Но она оставалась на обломке колоды.

Я потерла между руками щепку с остатками воска и прополиса, чтобы убрать с кожи запах пота: он может попасть на матку, и тогда рой ее не примет. Осторожно поставила ладонь рядом с ней, будто плоскую дощечку, и затаила дыхание.

– Что вы делаете? – шепнул Стрельцов.

Я раздраженно глянула на него и снова обратила все свое внимание на матку. Несколько вечностей спустя она все же двинулась, мою ладонь защекотали цепкие лапки.

– Роевню, – прошептала я.

Стрельцов огляделся, сообразив, поднял с земли корзину, затянутую сеткой. Двигаясь быстро, но нечеловечески плавно, – завороженная красотой этого движения, я застыла, уставившись на него, – он приблизился и подставил роевню. Я опустила туда ладонь, позволяя матке перебраться в корзину. Кружившиеся рядом пчелы тут же устремились к ней.

– Вот так, – выдохнула я. Наконец соизволила пояснить: – Матку нельзя хватать руками, можно покалечить.

Оставалось только стряхнуть рой к его королеве, что я и сделала.

Оказывается, пока я возилась с разбором колоды, Гришин с Герасимом уже закончили с медведем – на траве остались лишь следы крови да тяжелый металлический запах. Который почему-то никак не мог перебить яркого теплого аромата меда.

– Странно.

Стрельцов втянул воздух, словно подтверждая мои мысли. Полкан ткнулся носом в траву и потрусил куда-то к краю луга. Я шагнула было за ним, но Стрельцов остановил меня жестом. Я послушалась: в конце концов, он тоже не лез туда, в чем не разбирался.

Полкан замер в напряженной позе. Стрельцов остановился рядом с ним.

– Гришин, глянь-ка на это. – Он поднял на ладони булыжник размером с кулак.

Пристав ткнул в камень, тут же лизнул палец.

– Медом намазано. И камень тепло держит до сих пор.

Я ругнулась, сообразив. Медведь пришел не случайно. Кто-то положил нагретый камень, испачканный медом, и ветер разнес по округе запах, достаточно сильный для чуткого нюха хищника. Кто-то чуть не разрушил дело, которое я едва успела начать.

Но кто? Зачем? Вопросы теснились в голове, гудели – куда там пчелам!

Стрельцов сунул камень под нос Полкану.

– Ищи!

Пес посмотрел на него с видом «без сопливых соображу» и потрусил по границе луга. Всего нашлось пять таких камней.

– Ни следа магии, – заключил исправник.

– Ваше сиятельство, к чему тут магия? – пожал плечами Гришин. – Положить в жаровню, а то и в простой горшок с угольями каменюк, как для бани, которые жар хорошо держат, да рукавицей прихватить, чтобы не обжечься. Гляньте внимательней – он дерн подкопал да вокруг камня гнездо сделал, чтобы дольше остывал.

Стрельцов медленно кивнул.

– Или она.

– Думаете, баба? – Пристав вгляделся в траву.

– Я ничего не думаю. Трава примята… – Огонек сдвинулся к дороге. – Но это только подтверждает, что здесь кто-то был. Мужик, баба, а может, вовсе барин или барыня – теперь не сказать. И на дороге следов не осталось.

Он обернулся ко мне.

– Глафира Андреевна, кто может желать вам зла?

Я развела руками.

– Самой бы знать.

– Ах да… – опомнился он. – Гришин, бегом в дом, возьми у всех обитателей по волосу и прихвати деньги мелочью. Чем больше монеток, тем лучше, номинал не важен. Не забудь пересчитать, я утром верну.

Пристав растворился в темноте. Стрельцов погладил Полкана, снял с ладони нечто невидимое.