– Ладно. Пошла к своему шесту, он меня уже заждался.
– Надь, а что там у подъезда было? Ты не договорила.
– А! У подъезда новенький «Мини Купер» последней модели стоял, красненький! Прикинь? Мечты сбываются! На Мальдивы лечу через неделю. Ну все, ушла. Пожелай мне хороших чаевых.
– Хороших чаевых!
– Увидимся, крошка! Не скучай!
Надя посылает мне воздушный поцелуй, поправляет лифчик и выходит, цокая длинными каблуками.
Остаюсь одна. В гримёрке повисает непривычная тишина – все девочки в зале и на пилонах.
Заканчиваю с ярким мейкапом, пристально смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Неужели это я? Почему я здесь? Как я сюда попала? Неужели не было другого выхода?
А, может, все-таки был? Вдруг я что-то упустила? Кровь пульсирует в висках, в глазах темнеет. В который раз начинаю прокручивать в голове события последних лет и всевозможные способы решения проблемы.
Вот я профессионально занимаюсь спортивными танцами – кандидат в мастера спорта, заканчиваю школу с золотой медалью, поступаю в институт, собираюсь стать гением пиара. А потом жизнь стремительно катится под откос – травма колена на соревнованиях, знакомство с Антоном в больнице, бурный роман, незапланированная беременность. Потом исчезновение Антона, рождение Ильюши, попытки совместить учебу и материнство.
Было сложно, но мама помогала, и мы справились. Жизнь вроде как стала налаживаться. После окончания института устраиваюсь в известную компанию начинающим специалистом с большими перспективами, которым не суждено было случиться. Как гром среди ясного неба шокировала новость о редкой болезни сына, которую взялись лечить только немецкие врачи.
Мы с мамой продали все, что только можно, но денег на лечение все равно не хватало.
Благотворительные фонды тянули время, банки не давали кредит на такую большую сумму, квартиру было не продать – соседка баба Вера отказалась менять свою комнату на квартиру в новостройке.
Я не собиралась работать стриптизершей. Такой расклад мог бы присниться мне только в страшном сне, а у мамы случился бы разрыв сердца, если бы она узнала. Но, как говорится, «не мы такие, жизнь такая». И эта жизнь так сложилась, что стриптиз оказался единственным способом заработать неплохие деньги.
Нет, у меня не было выбора. Точка.
Скидываю халатик, под которым белоснежное нижнее белье. На ноги надеваю белые стрипы-босоножки. Накидываю на себя одежду, которую сорву во время танца – полупрозрачную комбинацию и длинный пеньюар. Беру в руки маску для глаз и выхожу из гримёрки.
Иду по пустынному едва освещенному коридору, стук каблуков отдается глухим эхо, будто кто-то невидимый шагает следом.
Останавливаюсь у кулис, осторожно заглядываю в зал через щель в шторах и оцениваю обстановку.
Главная сцена пуста, но уже дышит ожиданием и напряжением. Боковые подиумы живут своей жизнью – полуголые девочки во главе с Надей движутся вокруг пилонов с ленивой грацией. На первый взгляд их движения томны и небрежны, но в этой расслабленности – скрытая сила, отточенная до автоматизма. Надя задает ритм, и остальные следуют за ней, отрабатывая паузу перед тем, как сцена взорвется ослепительным светом и завораживающим танцем.
Зеркальные шары под потолком вращаются, бросая на стены скользящие пятна – как чешуя огромной рыбы, всплывающей из темноты. Бармен ловко жонглирует бутылками за стойкой. У столиков – полумрак и шепот. Женские силуэты клонятся к мужским и скользят между столиками, как тени, оставляя за собой шлейф чего-то запретного.
Пока все спокойно.
Обычно я отрабатываю от трех до пяти выходов. Каждую ночь я балансирую между молотом и наковальней. Самое главное – не перейти тонкую, почти неуловимую грань и не сорваться, соблазнившись большими легкими деньгами. Не упасть в пропасть, откуда уже не будет пути назад. Бедная Надя может оправдывать себя как угодно, но она давно уже в этой пропасти.
Диджей объявляет мой выход:
– А сейчас, уважаемые господа мужчины, встречайте нашу прекрасную звездочку, очаровательную «Леди Ночь»! Только для вас и только сегодня! Такого танца вы не видели еще никогда! Всё внимание на сцену!
Звучит мой трек.
Надеваю на глаза белую ажурную маску – единственное условие, с которым я согласилась танцевать. Равилю пришлось согласиться.
Медленно выхожу на главную сцену к пилону. Яркие софиты бьют в глаза. Обхватываю руками холодный металл, подтягиваюсь и, извиваясь змейкой, кручусь вокруг стремительной каруселью. Белоснежный шлейф пеньюара эффектно развивается следом.
Стараюсь не смотреть в зал на сидящих за столиками мужчин, чтобы не сталкиваться с их плотоядными взглядами.
Краем глаза замечаю Равиля, сидящего у бара и наблюдающего за мной. Охранник Валера стоит тут же у сцены, чтобы в случае грубых приставаний нетрезвых развязных посетителей успеть меня спасти.
На автомате исполняю свой отточенный до мельчайших деталей танец с элементами стриптиза. Я должна продемонстрировать страсть, передать свои эмоции и искру мужчинам, сидящим в зале, зажечь их внутреннее пламя. Моя задача – раскочегарить их, красиво раздеться и… удалиться, оставляя на растерзание их кошельки другим девочкам.
Глава 2. Женя
Ранним утромвыхожу из клуба через черный вход в сером спортивном костюме, ветровке и кроссовках. На голове кепка, на плече объемная сумка с вещами.
У дверей стоит охранник Валера и, зевая, лениво курит сигарету.
Пряча лицо под кепкой, боязливо осматриваюсь. Часто бывает, что в этом дворе девчонок подкарауливают назойливые воздыхатели. Кого-то здесь когда-то убили, кого-то украли, кого-то преследовали, кого-то до смерти напугали.
– Не боись, иди спокойно. Я уже всех расшугал, – успокаивает меня Валера, состоящий из угрожающей груды мышц
– Спасибо, Валер. Вторые сутки пошли?
– Ага. Как бы продержаться?
– Держись.
Быстро прохожу через двор под арку, а затем сворачиваю на центральный бульвар.
Москва неохотно пробуждается. Улицы оживают и постепенно заполняются спешащими на работу людьми. Город превращается в деловую турбину, торопливую и безразличную.
Глубоко вдыхаю прохладу, в которой еще плавают остатки ночной свежести и кутаюсь в ветровку чуть плотнее. Медленно прогуливаясь, иду по направлению к любимой кофейне и встречаю по пути теплые лучики восходящего солнца.
Подхожу к дверям как раз к открытию. Усаживаюсь за столик у окна и заказываю любимое блюдо – сырники с черникой и кофе.
Достаю из сумки ноутбук, открываю и забиваю в поисковик: «Жданов Михаил Геннадьевич».
Гугл послушно выдает результат поиска – на экране появляется несколько фото здоровенного холеного мужика далеко за пятьдесят, но прекрасно сохранившегося. Генеральный директор ликеро-водочного завода «Багратион».
Так вот ты какой… Внимательно изучаю черты лица Жданова. И что-то такое до боли знакомое в них, к сожалению, наблюдается.
Лежащий на столе мобильник начинает звенеть – входящий видео звонок от мамы из Берлина.
– Привет, Женя, – улыбается мне мама. – А ты где?
– Привет. В кафе завтракаю. На работу в офис сейчас поеду.
Мама не знает о моей ночной деятельности. Наверняка догадывается о том, что я не работаю в офисе, но принципиально не расспрашивает. Не хочет знать правду, чтобы не расстраиваться. Я ее понимаю и тщательно скрываю, откуда у меня деньги. Хватит с нее переживаний за внука.
– Что-то ты похудела, бледная какая-то, – всматривается мама в мое лицо. – Ты питаешься хоть чем-то без меня? Или как обычно одним кофе жива? А надо ежедневно потреблять белки, жиры и углеводы. И высыпаться обязательно – восемь часов как минимум. Это я тебе как медик говорю. Слышишь меня?
– Слышу.
– Иначе в сорок лет разваливаться начнешь как я.
– Мам, я все поняла. Буду есть и спать, – послушно соглашаюсь. – Что мы все обо мне? Как Ильюша? Что с анализами? Как ты?
– Я? Я-то в порядке. Сейчас в нашей съемной студии, скоро поеду к Ильюше в больницу. Он молодцом, держится. Вчера разговаривала с его лечащим доктором. Общие анализы в пределах нормы, но результат пункции неудовлетворительный.
– Что это значит?
– Это значит то, чего мы так боялись – еще один курс лечения как минимум на пять тысяч евро, – мамин голос начинает дрожать. – Женя, мы снова попадаем на деньги, которых у нас нет. Плюс расходы на проживание и пребывание в больнице…
Она замолкает и в отчаянии закрывает лицо руками.
– Мам, не переживай. Деньги я тебе пришлю, только не волнуйся, – утешаю как могу и вру во спасение, ясно понимая, что денег мне взять неоткуда.
Сама стараюсь не расплакаться и сжимаю зубы. Срочно беру эмоции под контроль и включаю в себе внутреннего терминатора.
Вижу, как мама берет себя в руки и пытается улыбнуться.
– А что с фондами? Наша очередь не подошла?
– Из фондов не звонили, наверное, еще не подошла. Я бы на помощь фондов не надеялась. Как-то глухо там все. В последний раз, когда я им звонила, заявили, что у нас не такое срочное лечение как у других детей.
– Я так и знала. Женя, ты об отце что-нибудь узнала?
– Я тут погуглила и нашла только один похожий экземпляр. Смотри, это он?
Разворачиваю телефон и показываю маме экран ноутбука с фотографией Жданова. Возникает долгая пауза, затем слышен негромкий мамин всхлип.
– Он, – упавшим голосом с нежной грустью произносит она. – Только раскабанел.
– Еще бы, – с ненавистью сквозь зубы цежу я, захлопываю крышку ноутбука и поворачиваю к себе телефон с мамой на экране. – Платил бы алименты, может, не так бы раскабанел.
– Доча, надо как-то выйти с ним на связь.
– Мам, ты серьезно? Ты хочешь, чтобы я пришла к этой «будке» и попросила о помощи?
– Ну зачем ты так об отце?
– В каком месте он мой отец? – начинаю кипятиться. – Жила всю жизнь без него и дальше прожила бы, если бы не крайняя нужда. – Где ты вообще его откопала двадцать семь лет назад?
– Ты действительно хочешь это знать?
– Да. Если мне предстоит с ним познакомиться и тем более просить о помощи, то мне нужно знать все.
– Хорошо, – мама тяжело вздыхает и собирается с мыслями. – Если честно, то это он меня откопал. В Ялте, в санатории. Я работала там медсестрой, а он проходил реабилитацию после ранения. Лихие девяностые тогда были. Он был из бандитов, поймал шальную пулю, а в санатории восстанавливался. У нас курортный роман случился. Он за мной так красиво ухаживал, что я не могла устоять. Но он мне сразу сказал, что в Москве у него жена и дочь.
– Зачем же ты связалась с женатым? – не могу скрыть осуждающие нотки в голосе.
– Женя, тебе не понять. Я полюбила, за это не судят.
– Извини, мама. Я вот на твоем примере слово себе дала, что с женатыми никогда и ни за что не свяжусь.
– Не зарекайся, доченька. Жизнь такая… непредсказуемая.
– А дальше? Почему он тебя, нас бросил?
– Миша вернулся в Москву к семье, а я осталась работать в санатории. Через три месяца поняла, что беременна и приехала к нему сообщить об этом.
Мама замолкает. По ее лицу я вижу, как тяжело ей дается этот рассказ и воспоминания.
– А он? – не выдерживаю я.
– А он сказал, что не планировал ребенка на стороне от любовницы, что у него сейчас большие проблемы с бизнесом, что его в любой момент могут убить, что он меня любит, но не готов разрушить свою семью.
– А ты? Гордо развернулась и ушла?
– А я гордо развернулась и ушла.
– Значит, он даже не знает о моем существовании? Девочку или мальчика ты родила? А может, вообще аборт сделала?
– Я думаю, что ему удобнее было думать, что я сделала аборт. Он знал, где меня найти, но не искал и ни разу не дал о себе знать за все эти годы. Он предатель, Женя. Сначала клялся в любви, а потом бросил беременную.
– Да все они такие – предатели.
Антон, мой бойфренд и отец моего сына, тоже клялся мне в любви, а потом бросил, когда узнал, что я беременна. Рок какой-то в нашем роду по всей женской линии. Мой дедушка бросил бабушку, мой отец бросил маму, отец моего сына бросил меня. Хорошо, что у меня родился мальчик, а не девочка. Может, на нем вся эта чехарда разбитых сердец прекратится?
– Мам, ты думаешь, что он поможет?
– Я не знаю. Миша всегда был абсолютно непредсказуемым и вспыльчивым мужиком, – тяжело вздыхает мама. – Но попытаться надо. Это наш последний шанс. Неужели он не захочет помочь собственному внуку? Ильюша ведь его копия.
– Ты действительно так считаешь? – с сомнением спрашиваю я.
– Я имею в виду в молодости, – поправляется мама. – Женя…
– Что?
– Ты прости меня.
– За что?
– Так… Просто прости.
– Мам, ты чего? – искренне не понимаю я. – Что за настроение? У тебя Ильюша на руках, не показывай ему свою слабость и слезы. Мы с тобой должны быть сильными.
