Когда ты работаешь в мастерской, это становится частью тебя. Масло въедается в руки, в одежду, в твои сны. Ты часами стоишь над машиной, сжимаешь гаечный ключ, пока пальцы не начинают ныть, а спина не просит пощады.
Я ненавидел это. Но я знал, зачем я здесь. Это не работа. Это мой шаг вверх. Каждый заработанный рубль – это кирпич в фундамент того, кем я собираюсь стать.
Клиенты думали, что могут орать, хамить, бросать деньги, как подачку. Иногда хотелось им сказать: "Да пошли вы на хрен". Но я молчал. Работал. Терпел. Потому что у меня был план.
На факультете я был лучшим. Не потому, что умнее всех. А потому, что знал, зачем мне это. Я смотрел на этих богатых сынков, которые приезжали на дорогих тачках и думали, что весь мир у их ног. Они шли в юристы, чтобы продолжить папочкины династии. А я шёл в юристы, чтобы вытащить себя и свою мать из этой ямы.
Когда они шли пить кофе или жаловались, что преподаватели задают слишком много, я читал. Учился. Дышал этими законами, запоминал каждую строчку. Они даже не понимали, что их жалеют. А меня – нет. Я был для них просто бедным пареньком, которому повезло.
Но, чёрт возьми, я обойду их всех.
Я увидел её в тот вечер, и всё, что я знал о себе, просто сгорело нахер. Все эти планы, контроль, хладнокровие – всё обрушилось в одно мгновение, как только мой взгляд зацепился за неё.
Она сидела у барной стойки, держась так, словно её здесь быть не должно. Чёрное платье подчёркивало её фигуру, но это было не главное. Её взгляд. Эти зелёные глаза смотрели сквозь людей, как будто она давно утратила интерес ко всему, что её окружает. Как будто весь мир превратился для неё в какую-то пустую декорацию.
Я не знал, что её сломало. Но я хотел узнать.
Каштановые волосы, собранные в аккуратный пучок, тонкие пальцы, сжимающие бокал. Она выглядела так, будто хотела раствориться, стать невидимой.
И это меня бесило.
Какого чёрта ты делаешь вид, будто тебя нет? Какого хрена пытаешься исчезнуть, когда я вижу тебя насквозь?
Я не мог просто уйти. Мне нужно было больше.
Когда я подошёл, она вздрогнула. Её взгляд встретился с моим, и я почувствовал, как это напряжение между нами, эта невидимая струна натягивается до предела.
– Можно вас угостить?
Её губы дрогнули, но она быстро взяла себя в руки.
– Вы? Серьёзно?
Она пыталась выставить щит. Холодность, лёгкая усмешка. Но я видел, как её пальцы чуть сильнее сжали бокал.
– А что? Вам не часто делают такие предложения?
Я не отводил взгляд, наблюдая за её реакцией. Она подняла бровь, чуть усмехнулась, но я видел, как эта усмешка трескается.
– Редко. Особенно от тех, кто младше меня на лет… двадцать.
Её слова были сухими, колючими. Она хотела оттолкнуть меня этим. Но я только улыбнулся.
– А я младше? Я не заметил.
Я видел, как её щеки слегка порозовели. Она отвернулась, но я знал, что зацепил её. Она могла делать вид, что ей всё равно, но её тело говорило другое.
Это была борьба. И я собирался её выиграть.
Когда я взял её за руку, она не сопротивлялась. Её ладонь была тёплой, чуть влажной. Я чувствовал, как её пальцы напряжены, но она не выдернула руку.
Мы оказались на танцполе. Музыка оглушала, свет бил в глаза, но я видел только её. Её зелёные глаза, которые смотрели на меня, как будто я был для неё опасностью.
Она была напряжена, как натянутая струна.
– Ты слишком напряжена, – сказал я, склонившись к её уху.
– У тебя глаз-алмаз, – бросила она, но её голос дрогнул.
Я усмехнулся. Этот дрожащий голос, её слабое сопротивление только подстёгивали меня.
Моя рука легла на её талию. Она напряглась, но не отстранилась. Я чувствовал её дыхание, рваное, частое, как будто она не могла справиться с собой.
Она боялась. Но она хотела.
Когда я притянул её ближе, её тело дрогнуло. Её руки на секунду коснулись моей груди, и я видел, как она борется с собой.
– Ты ведь тоже этого хочешь, – сказал я, глядя ей прямо в глаза.
– Ты ошибаешься, – выдавила она, но её голос был слишком слабым, чтобы звучать уверенно.
Я наклонился ближе, наши лица разделяли считанные сантиметры.
– А ты лжёшь, – прошептал я.
Я не помню, как мы оказались в том коридоре. Узком, плохо освещённом, где стены казались слишком близкими.
Она шла за мной, её шаги были почти неслышными, но я чувствовал её. Её присутствие обжигало.
– Ты зачем так смотришь? – вдруг спросила она, и её голос дрогнул.
Я остановился, обернулся к ней.
– Потому что ты красивая, – сказал я.
Её глаза вспыхнули злостью. Или болью.
– Это не так, – прошептала она, но её голос звучал слишком хрипло, чтобы быть убедительным.
– Ты лжёшь.
Мои пальцы скользнули по её щеке, по шее, ниже, к ключице. Её дыхание стало прерывистым, но она не отстранилась. Я видел, как её руки слегка дрогнули, как она сжала губы, пытаясь удержать контроль.
Но она уже сдавалась.
Когда наши губы встретились, она замерла, но лишь на мгновение. Потом её руки схватились за мою рубашку, её дыхание стало горячим, обжигающим. Она двигалась ко мне, как будто не могла иначе.
Я не знаю, что это было. Адреналин? Страсть? Желание доказать что-то самому себе? Когда я прижал её к стене в этом узком, тёмном коридоре, реальность растворилась. Осталась только она.
Её тело дрожало под моими руками, губы были горячими, дыхание прерывистым, как будто она задыхалась. Её ногти впивались в мою спину, царапали кожу, оставляя жгучие следы, но я не мог остановиться.
Я трахал её. Жёстко, настойчиво, так, будто хотел забрать всё, что она пыталась скрыть. Она выгибалась подо мной, стонала, срывалась на хрип, и это сводило меня с ума.
Её волосы растрепались, выбиваясь из идеально уложенного пучка, как будто даже они сдавались перед этой хаотичной энергией. Я чувствовал её жар, её тело, которое прижималось ко мне, и не мог думать ни о чём другом.
Это был не просто секс. Это была война. Её сопротивление, её желание, её попытки удержаться на краю – всё это смешалось в один дикий коктейль, который взрывался с каждым моим движением.
Она обвивала меня ногами, как будто боялась, что я уйду. Её стоны становились громче, напряжение между нами нарастало до предела, пока всё не рухнуло в один момент.
Это был самый яркий, самый бешеный секс в моей жизни. Ни до, ни после никто не выводил меня из себя так, как она.
И чёрт возьми, я знал, что теперь всё пропало.
Когда я в последний раз толкнулся в неё и почувствовал, как её тело вздрагивает от разрядки, меня накрыла волна. Непередаваемая смесь злости, желания, отчаяния. Я прижался лбом к её волосам, тяжело дыша, и знал: она сломала меня.
Я пытался выровнять дыхание, но она уже начала отстраняться. Её руки дрожали, когда она поправляла платье, её глаза избегали моих, и я видел, как её лицо заливается краской.
Она ничего не сказала. Просто бросила что-то вроде "Это была ошибка" и исчезла.
И в этот момент я понял, что с ума схожу не только по тому, что было, но и по тому, что это могло повториться.
Она исчезла. Исчезла, чёрт возьми, будто её никогда и не было.
На следующее утро я проснулся с хриплым дыханием, болью в мышцах и огнём в голове. Её запах всё ещё стоял у меня в носу, её вкус обжигал губы, её стоны эхом звучали в ушах. Я хотел повторить это снова. Хотел сорвать с неё эту чёртову броню ещё раз, снова почувствовать её под собой, почувствовать, как она сдаётся мне, как забывает о своих правилах, о своём грёбаном контроле.
Но её не было.
Я вернулся в тот клуб через два дня. Прошёлся по каждому углу, пытался снова найти её взгляд, снова почувствовать эту энергию. Ничего. Бармен лениво пожал плечами, когда я описал её: "Нет, такую не видел".
– Ты уверен? – спросил я, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони.
– Да, парень. Если бы видел такую женщину, запомнил бы.
Чёрт. Я снова стоял в том коридоре, где всё произошло. Узкие стены, дерьмовый свет, даже запах был тот же. Но её там не было.
И это меня убивало.
Она оставила меня на этом чёртовом полу, с пустотой внутри и огнём в голове. Никто никогда не делал со мной ничего подобного. Никто не заставлял меня терять контроль. Я всегда был хозяином своей жизни. Я выбирал, я решал, я знал, что делаю.
Но с ней? Я даже не помню, как начал. Не помню, как сорвался, как забыл, кто я, где я, и что вообще происходит. Она просто выжгла всё внутри.
И сбежала.
Твою мать, почему она сбежала?!
Глава 7
Когда Глеб позвал меня домой, я вообще не думал о ней. Я успел отогнать эти мысли, затолкать их куда-то глубже.
Но когда я вошёл в квартиру и увидел её…
Она стояла в дверях кухни. Свет бил ей в лицо, подчёркивая её скуластый профиль, строгие каштановые волосы были убраны в тот самый пучок, который она так отчаянно носила, будто это могло защитить её. Она подняла глаза и встретилась со мной взглядом.
И я почувствовал, как мир провалился под ноги.
Юлия.
Она замерла. Я видел, как её пальцы сжались вокруг полотенца, которое она держала в руках. Видел, как её дыхание стало рваным, как она попыталась выпрямиться, скрыть свой шок. Но я знал, что она тоже почувствовала это.
– Макс, это моя мама, Юлия, – сказал Глеб, абсолютно спокойно, как будто не разорвал мне мозг в один момент.
Я смотрел на неё. И я видел в её глазах этот грёбаный страх. Она боялась, что я скажу что-то, выдам нас.
Я улыбнулся. Лениво, спокойно, будто ничего не произошло.
– Приятно познакомиться, Юлия Алексеевна, – сказал я, протягивая руку.
Её пальцы на секунду задержались в моих. Горячие, мягкие, те самые пальцы, которые ещё недавно царапали мою спину. Она не смотрела мне в глаза, но я знал: она помнит.
Чёрт, я хотел её снова.
Я понимал, что это неправильно.
Она – мать моего друга. Это грёбаный запретный плод, за который можно сжечь всё. Свои принципы. Отношения с Глебом. Её чёртову стабильную жизнь.
Но я не мог. Не мог выкинуть её из головы. Не мог перестать думать, как её волосы распускались по плечам, как её тело дрожало подо мной, как её губы произносили «ещеее», а потом…
Она пыталась вести себя, как ничего не было. Её голос был спокойным, её взгляд строгим, но я видел, как она избегала смотреть на меня. Видел, как её пальцы дрожали, когда она бралась за чашку чая.
Она хотела скрыться. Снова. Но я ей этого не позволю.
Это не просто желание. Это одержимость. Её внутренний конфликт, её попытки отрицать очевидное только раззадоривали меня.
Каждый раз, когда я видел её, я чувствовал, как меня затягивает. Она была как грёбаная петля, которая становилась только туже.
И отказаться? Нет. Чёрт возьми, нет.
Она моя. Даже если она будет бороться. Даже если это всё разрушит.
Я не отпущу её. Никогда.
