Покинув комнату бабушки, я направилась к себе, пытаясь подавить в себе всплеск эмоций, который накрыл меня после нашего разговора. Жизнь казалась мне ужасной, пустой, бессмысленной. Я ощущала ненависть к собственному телу, к этой несправедливой ситуации, в которой оказалась. Это какой-то затяжной кошмар, который просто не заканчивается, просто не видно конца и края. Принять ислам…для меня это серьезный шаг. Может быть, если бы я любила мужчину я бы постаралась понять и принять его веру. Но вот так…Насильно. Он говорит, что это сохранит мне жизнь. Но хочу ли я ее сохранять.
В коридоре, как назло, мне навстречу вышла Мадина. Её взгляд был холоден и враждебен. Я попыталась поздороваться, стремясь сохранить видимость вежливости, но она, не обращая внимания на моё приветствие, преградила мне дорогу.
– Смотришь овечкой! Здоровается она! Откуда ты взялась, мерзкая шлюха?! Я всё про тебя знаю!" – яростно шипела она, её глаза искрились гневом. – Думаешь, замутишь разум бабушке и всем остальным? Только не мне! Насквозь тебя вижу…нашла людей, которые все о тебе узнали. Надо будет и бабушке расскажу.
Её слова ударили по мне как хлесткий холодный дождь. Я почувствовала, как внутри всё сжалось от боли и унижения. Мадина стояла передо мной, олицетворяя всю ту ненависть и отторжение, которое я вызывала в этом доме.
Я попыталась сохранить спокойствие, хотя моё сердце колотилось от страха и возмущения.
– Мадина, пожалуйста, давай не будем устраивать скандалы, я поняла, что перешла тебе дорогу, но я не знала даже о товоем существовании, меня в это не посвятили, – начала я, пытаясь как-то сгладить ситуацию.
Но она не слушала.
– Ты никогда не будешь частью этой семьи! Ты только приносишь позор! Была замужем! Не девственница! – с этими словами Мадина презрительно скривилась.
Столкновение с этой чертовой Мадиной в коридоре стало для меня испытанием. Её слова отзывались во мне болью и страхом, но я нашла в себе силы ответить.
– Ты можешь считать меня кем угодно. Меня это совершенно не волнует, – сказала я, стараясь сохранить спокойствие в голосе. – А теперь, пожалуйста, дай мне пройти, я плохо себя чувствую.
Мадина злобно усмехнулась в ответ:
– Ты вечно будешь плохо себя чувствовать, я буду проклинать тебя каждый день снова и снова.
Я улыбнулась краешком губ, чувствуя, как внутри всё сжимается от её слов.
– Я и так проклята. Проклинай, если тебе станет легче, – мой ответ был спокойным, хотя в глубине души я чувствовала, как каждое слово Мадины ранит меня всё сильнее и сильнее. Потому что я сама чувствовала себя униженной, грязной. И мне казалось что она во всем права.
Когда я попыталась пройти мимо, Мадина внезапно схватила меня за локоть и резко развернула к себе. Её глаза пылали яростью.
– Думаешь, украла у меня Марата? Думаешь, ты продержишься долго рядом с ним?
В этот момент я поняла, что Мадина видит во мне не просто врага, а угрозу всему тому, что она считала своим по праву. Но я не собиралась сражаться за Марата, как она могла подумать. Я хотела лишь чтоб меня не трогали. Не дергали мою душу, не ковыряли мои раны.
– Мадина, я никого у тебя не украла. Всё, что произошло между мной и Маратом, – это не моё желание и не мой выбор, он так захотел! – прошептала я, пытаясь освободиться от её захвата. – Я просто пытаюсь выжить в этой ситуации. Хочешь что-то выяснить – говори с Маратом.
Слова вырвались из меня честно и откровенно, но я не была уверена, дойдут ли они до Мадины. Её враждебность и гнев казались выплескиваются из нее как лава, только я превратилась в кусок льда и не чувствовала ожогов. Я лишь надеялась, что со временем она сможет понять моё положение и что в моих словах нет лжи.
– То есть ты хочешь сказать, что Марат тебя еще и заставил? Тебя, шлюшку, у которой уже был муж и которая прыгала по барам и дискотекам. Как ты окрутила Марата? Ребенком? – слова Мадины были полны яда и презрения. – Одна уже считала, что можно его удержать пузом! И обсчиталась! Ты будешь там же!
Я выдернула свою руку из ее холодных пальцев. Ее обвинения и оскорбления били по мне, как кнут, но я нашла в себе силы ответить:
– Какая разница, как я его «окрутила»? Я смогла, а ты – нет? Это тебя так сводит с ума. Смирись. Я теперь его жена. И от этого никуда не деться. Нравится нам обоим это или нет!
Мадина злобно зашипела в ответ:
– Это мы еще посмотрим. Сначала выноси и роди. Кажется, один у тебя уже сдох.
Эти слова поразили меня как удар ножом. Моя прошлая потеря, моя боль и страдание, которые я пыталась оставить позади, всплыли с новой силой. Моя рука взлетела сама собой, и звонкая пощечина заставила Мадину замолчать. Она застыла на месте с раскрытым от удивления ртом.
Я не ожидала от себя такой реакции, но в тот момент это казалось единственно возможным ответом на ее жестокость и бездушие. Проходя мимо нее, я чувствовала, как мое сердце бешено колотится в груди. Я направилась к себе в комнату, где, наконец, смогла закрыть дверь от всего этого безумия. Меня трясло, лихорадило, на меня навалилась паника и какое-то отчаянное желание, чтобы все немедленно прекратилось.
В моей комнате я обрушилась на кровать, пытаясь собраться с мыслями. Я была шокирована тем, что произошло, и одновременно ощущала странное облегчение от того, что смогла поставить на место Мадину, даже если это было лишь мимолетной победой в этой бесконечной войне.
Меня сжирают мысли о том, что как сильно я ненавижу собственное тело, ненавижу этого проклятого ребенка внутри себя. Я снова вспоминаю тот страшный день и как по моим ногам текло семя насильника. Мне до рвоты противно. Я мечусь по комнате в приступе паники. Мне нужно что-то сделать, избавиться от ребенка немедленно. Вспомнила что видела в комнате Зулейхи спицы, которыми та вязала какой-то плед для Николь. Выскочила, побежала в гостинную, схватила спицу, вернулась обратно к себе, разделась и сжала спицу в руке. Я избавлюсь от этого проклятого ребенка и пусть будет что будет. Может и сама сдохну. Плевать. Я больше не выдерживаю.
Охваченная отчаянием и волнением, я дрожащими руками держала спицу, которую схватила в гостиной с кресла Зулейхи. Мое сердце колотилось в безумном ритме, а душу разрывало на части от противоречивых чувств. В моей голове кружилась карусель мыслей, каждая из которых была тяжелее и мрачнее предыдущей.
Страшные воспоминания о том проклятом, черном дне окутывали меня, как вязкое, всепоглощающее темное облако, и я чувствовала, как ненависть к себе, к своему телу и к этому ребенку, который рос во мне, заставляет меня действовать. Я ненавидела себя за слабость, за неспособность защитить себя, за то, что я стала жертвой.
Опустившись на край кровати, я позволила слезам хлынуть из глаз, освобождая накопившееся отчаяние и страх. Мне нужно было найти выход из этого кошмара, который окружал меня со всех сторон. И я видела только один выход – вонзить эту спицу поглубже в свое чрево и выковырять, выдолбить из себя этого пришельца, уничтожить его, разорвать на части, как сделала б с его отцом.
В тишине своей комнаты, наедине с собственными мыслями и чувствами, я впервые за долгое время почувствовала желание воевать – с этой тварью в моем теле, с этой гадиной, которая там поселилась и сжирала меня изнутри. Я сжала спицу обеими руками и подумала о том, что должна сделать это сильно и быстро. Вонзить ее внутрь и продырявить зародыш.
Когда дверь в мою комнату резко распахнулась, моё сердце замерло от испуга. Марат ворвался внутрь, его глаза горели яростью. Он бросился ко мне, вырвал из моих рук спицу и с силой выбросил её в сторону. Затем схватил меня за лицо, шипя сквозь зубы:
– Черта с два ты это сделаешь! Черта с два ты убьешь ребенка и навредишь себе! Теперь все знают о нем! Слышишь? Все! Хватит одного раза, когда ты вывернула мне внутренности! Хватит одного позора! Хер там ты опозоришь меня снова…или, клянусь, смерть покажется тебе раем.
Я не смогла сдержать эмоций, завыла и начала отбиваться кулаками, пытаясь освободиться от его железного захвата. Я орала и выла, я рыдала навзрыд. Но Марат сильно сдавил меня в своих руках и прижал к себе, словно пытаясь усмирить мою бурю.
– Тихо… тихо, девочка, – его голос звучал теперь мягче, но в нём всё ещё чувствовалась угроза. – Нам придется его выносить и родить, придется воспитывать. Его жизнь – это наша с тобой жизнь. Не заставляй меня начинать следить за тобой, приставить к тебе человека! Круглосуточно!
Моё тело дрожало от страха и отчаяния, но его слова проникли в мою душу, заставив на мгновение остановиться, обмякнуть в его руках, позволить ему прижать меня к себе. От отчаяния и безысходности я продолжала скулить, а он гладил меня по голове. А потом вдруг схватил за волосы сзади на затылке и заставил посмотреть на себя.
– Ты знаешь почему ты до сих пор дышишь?
– Нет… я…
Глава 3
Я не могла говорить, я давилась каждым словом, как будто ком в горле мешал мне дышать. Бежать некуда, он прижимает меня к стене, я полностью в его власти.
Марат дышал кипятком мне в лицо. А я смотрела в его глаза, я не могла оторваться. Какие страшные у него широкие зрачки. Внутри в его глазах пламя обреченной жестокостиэ
– Ослушалась меня? Да? Напрасноооо….– проревел мне в лицо.
Тошнота подступила к моему горлу, стало плохо и перед глазами потемнело. Как же сильно и больно он ломает меня, сталкивает в пропасть, превращает в покорную игрушку. Трясти головой, чтобы избавиться от его взгляда. Пусть не управляет мной. Пусть не смеет подавлять меня своей силой.
– Ты…ты сам убиваешь меня, Марат…
Простонала, чувствуя как слезы обжигают глаза.
– Убить мертвую? Как? Ты видела себя в зеркало? Ты как будто барахтаешься по уши в дерьме. Проклинаешь, мечешься, стонешь. Ты же сдохла. От тебя воняет дохлятиной!
А потом вдруг привлек меня к себе и заставил уткнуться лицом ему в грудь.
– Маленькая бедная девочка. Несчастная и всеми брошенная.
– Нет…нет…
– Да! У тебя никого нет! Кроме меня! Кроме этого дома! Никого и ничего нет!
Он впился в мой затылок насильно удерживая в своих объятиях.
– Хватит прятаться от страданий. Они делают нас сильнее. Боль всегда быстрая. Она догоняет настолько стремительно, что ты не успеваешь оглянуться, а она уже душит тебя своими костлявыми руками.
Я попыталась оттолкнуть его, но он не отпустил. Мои всхлипывания перешли снова в рыдания. Я вырывалась, но он держал.
– Ненавижу! Я их ненавижу! Его ненавижу! Ненавижууууу!
Рухнула на колени и ощутила, как он спустился ко мне, как сжимает мои плечи, как раскачивается вместе со мной. А я выплескивала из себя боль, я дышала ею, я орала ею.
– Почему я? За что? Почему…почему это была я?
Марат взял мое лицо в ладони. Наклонившись, прорычал в губы:
– Я отомщу всем им! Поняла? Они пожалеют, что вообще посмотрели в твою сторону! Каждый из них! А потом даже когда сдохнут будут поджариваться в аду… Я позабочусь об этом. Клянусь!
Мои руки медленно опустились, и я перестала сопротивляться. Слёзы текли по моим щекам, а дыхание постепенно становилось ровнее. Марат всё ещё держал меня крепко, и в его прикосновении я почувствовала не только угрозу, но и странное ощущение защиты.
В этот момент между нами витало невысказанное единение – неважно, как сложатся наши судьбы, но ребёнок будет рожден… я это поняла.
Поддавшись настойчивости Марата, я позволила ему аккуратно одеть на меня халат и уложить в постель. Лежа в теплой и мягкой кровати, я погрузилась в глубокие размышления. В моей голове кружились мысли о том, что, возможно, моё тело снова отторгнет плод, как это уже случалось раньше. В глубине души я почти молила об этом, ведь это казалось единственным спасением из этой невыносимой ситуации. Будет выкидыш…все забудется. И Марат потом отпустит меня.
Вечером, в присутствии всей семьи, я прошла через церемонию принятия ислама. Строгие и ожидающие взгляды семьи Марата были прикованы ко мне, когда я произносила слова, необходимые для того, чтобы принять Аллаха в своём сердце. Мои губы формировали правильные звуки, но внутренне я ощущала пустоту. Я не была готова принять эту веру, моё сердце было заполнено сомнениями и болью.
