Тейн потупил глаза. Как и многие церковники в высоком сане, в Бога он верил… своеобразно. Богу – молитвы, людям мирские блага. И живем мы на земле, и все мы грешны, понятно, потом Многоликий разберется, ну так… есть он или вовсе даже нет? Кто ж его знает? Что-то он особенно не вмешивается, и голоса с неба не раздаются, и пальцем с облака никто не грозит… значит, богов все устраивает, что он делает. Авось, не устраивало бы, нашли бы способ докричаться!
Так что тейн был уверен в результате опыта. Неудача стала для него… неприятным открытием.
– Ваше величество, я даже и не сомневался.
– Но что-то пошло не так.
– Мои люди будут работать над этим вопросом.
Самое простое объяснение не произнесли вслух ни тейн, ни его величество. Хотя оба о нем думали, но говорить не хотели. От греха…
А то ведь вывод звучал просто.
Они посягнули на дело Многоликого, и тот покарал дурачье. Только Многоликому доступно было создание двуипостасных, но никак не людям, они со своими убогими рылами влезли туда, где им не надо бы и рядом проходить…
Они нарушают закон Божий и человеческий, и кара последует.
Но как такое вслух произнесешь? Особенно когда столько уже сделано?
– Работайте, тейн. Я верю, что все получится. И постарайтесь ускорить работы. Может, привлечь еще людей…
Тейн пожал плечами.
– У братьев есть несколько помощников, но тут ведь иное, ваше величество. Нужен фанатичный исследователь, не скованный убогими рамками обыденности.
Ханс кивнул.
– Да, пожалуй.
И снова секундная заминка.
И тейн, и король помнили, что случилось несколько лет назад. Они уже года три вели опыты, когда им попался этот мальчишка. Такой юный, горящий любовью к науке, казалось, только предложи… и они предложили.
Около полугода все было хорошо.
Мальчишка работал, вдумывался, брат Тома хвалил его, брат Винс тоже… нет-нет, не потому, что он был из этих…
Мальчишка как раз любил девушек, но и науку он тоже любил, а тут такие возможности… он горел энтузиазмом, затеял целую серию опытов, недрогнувшей рукой вскрывал тела умерших…
И – повесился.
Сам удавился в своей келье, запертой изнутри на прочный засов, сам приладил петлю, сам написал предсмертную записку.
Все сам, вообще все…
Почему?
В записке было немного.
Мы нарушили волю Многоликого, и кара грядет. Я предаю свою грешную душу на Его суд, да смилуется надо мной Многоликий!
В чем была нарушена воля?
Что пошло не так?
Брат Винс рассказал, что вроде бы мальчишка беседовал с кем-то из образцов, но это уж и вовсе смешно! Он таких не один десяток на смерть отправил, и тут – беседа? И раскаяние?
Даже не раскаяние, отчаяние, столь глубокое, что мальчишка не увидел другого выхода.
Но почему?
Что произошло?
По сей день тейн терзался в догадках и обречен был оставаться в неведении до своего смертного часа. Что узнал мальчишка? О чем подумал?
Ханс тоже помнил об этом случае. Поджал губы, недовольно дернул подбородком.
– Идите, тейн. Думайте, как мы можем найти этого человека, думайте! Живое может быть намного эффективнее, разве нет?
Так-то да.
Но как найти этого человека?
Пока у тейна не было ни одной идеи.
* * *
Кто бы сомневался, за завтраком Диана была в рубиновом комплекте и в платье винно-красного шелка, которое обрисовывало все так, что можно и без него. Кажется, нижнее платье она просто намочила, чтобы то липло к ногам и подчеркивало фигуру.
Диана была довольна и счастлива, хлопала ресницами и благодарно смотрела на короля. Настроение ей портило только одно: диадему надеть нельзя. А хочется…
А нельзя.
Мария была без украшений. Тонкий золотой обруч она надевала машинально, а все остальное – она тут елкой не нанималась! Это золото, оно тяжелое, массивное, от сережек через два часа уши отваливаются, браслеты вместо кастета носить можно…
Да и вообще она была не в форме. Сидишь тут, думаешь, накроет тебя токсикозом – или нет? Пока вроде все нормально, но лучше не рисковать. Еду она себе потом найдет, а вот если ее стошнит за столом или рядом… нет уж! Лучше не надо так рисковать!
Так что Мария крошила хлеб и ковыряла кусок ветчины, делая вид, что кушает. Получалось плоховато, придворные отметили и ее усталый вид, и синяки под глазами, но молчали. Впрочем, недолго. Чтобы Дианочка удержалась?
– Ваше величество, – конечно, обращалась она к королю, – умоляю! Разрешите мне носить диадему! Она так пойдет к моим глазам. – Судя по движению пальчика, глаза у Дианы находились где-то в районе выреза. Может, она моллюск? Но Иоанн смотрел с удовольствием.
– Хм… ваше величество, даруем Диане это разрешение?
Ах ты ж… козел мелочный! Мария и так была невысокого мнения о короле, а теперь оно вообще под плинтус закатилось. Но первое правило любой хорошей ссоры она помнила. Надо не отвечать на заданный вопрос, а атаковать самой.
– Простите, ваше величество? Я прослушала… что ей еще подарить, кроме дешевеньких побрякушек?
Иоанн насупился.
– И чем же вы таким были заняты, что не слушаете своего короля?
– Смотрела на Диану, – честно ответила Мария. – Пыталась понять, она платье специально намочила или от восторга описалась?
Диана побагровела так, что рубины слились с ней по цвету. Придворные поневоле захихикали.
– Лужи нет, ваше величество, – доложил Колючка.
– Тогда, может, лекаря пригласить? Или девушке прописали холодные обертывания? Вы не больны, эрра Эрсон? Вот и цвет лица у вас какой-то странный, и булькаете подозрительно… с вашего позволения, ваше величество, я пойду. Заразиться не хочется.
– Я такого позволения не давал, – громыхнул Иоанн.
– Позволения не дают, развода не дают, денег на расходы – и то не выдают, – печально произнесла Мария. – Многоликий, куда я попала? Что бы сказал мой покойный отец-король?
Иоанн побагровел и вылетел из-за стола.
Жена, да…
Про Картен она вовремя напомнила, а то ждал бы ее громадный скандал. Но принцесса Картена – это не девка из подворотни, с ней лучше не терять осторожности. Саймон за сестру из принципа порвет на части. Если бы Мария хоть ругалась, если бы скандалила, кричала, с чем-то не соглашалась… так она даже на развод уже согласилась! А что условия получше выбивает, так оно и понятно!
Только вот…
Иоанн что есть силы шарахнул кулаком в стену.
Вот что тут скажешь? Если даже самому себе признаваться не хочется? Если… ему с Марией так хорошо никогда раньше не было. И ни с кем другим тоже, словно не женщина в его руках, а жидкий огонь, и глаза у нее такие, и вообще…
Это ЕГО жена!
Он у нее первым был, и единственным, а сейчас что – она уйдет? И просто так, не в монастырь? Что-то подсказывало Иоанну, что Мария долго в одиночестве не останется! Что он – не видит, как на нее все эти придворные кобели смотрят? Ихорас, и тот! Да что казначей! Что канцлер, который так и косится, да не на Диану, на королеву!
Колючка – и тот поддался!!!
Колючка!!! Его верный шут, который лишний раз к королеве и не подходил, и не трогал, такая, мол, она нежная, обидеть боишься! А сейчас что случилось?!
Может, об этом с Колючкой и поговорить?
Почему они все смотрят на Иоанна так, словно он золото на навоз меняет?!
Да что происходит вообще?!
Диана моложе, красивее, у нее сись… тут понятно! А Мария… как она смотрит, как двигается, как танцевала… Иоанн еще раз шарахнул кулаком в стену и распорядился:
– Колючку сюда! Живо!
Слуги кинулись исполнять приказ короля.
* * *
Анна сидела в саду и читала книгу.
Историю знать надо, тут мама была беспощадна. И учителя тоже. Так что Анна пробиралась через времена правления Сиртана Третьего, как кабан через камыши. Только что не хрюкала от возмущения.
Да кому оно надо? Подумаешь, жил тот Сиртан, а потом помер! Все жили и все помирают, судьба такая! Чего ей-то это все учить? И как его чуть дядюшка родной не сверг, и как Сиртан себе престол отвоевывал, и как с кочевым племенем договорился… войны все эти. Скучно!
Вот мама как-то так умеет рассказывать, что интересно становится, а учителя – нет. Нудят и нудят себе, даты, цифры, войны, а живых-то людей за ними и не видно.
Анна коснулась пальцем куклы, которая лежала рядом.
– Тебе тоже скучно, Мари.
Куклу звали почти как маму. Только вот мама сейчас занята, она у священника, и придет, когда освободится. С ней и история станет интереснее, точно.
Зашуршали по дорожке чьи-то шаги, Анна подняла голову. Мама?
Нет.
По тропинке между кустами роз шел его высочество Вернер. Анна невольно скривилась. Вот уж кого она видеть не хотела! А как прогнать?
– Ваше высочество, – Вернер поклонился, улыбнулся самым очаровательным образом.
Может, другая девочка от этого бы и растаяла. Только не Анна. И не в этой ситуации.
Анна уже поняла, как изменчива может быть судьба и как опасно от кого-то зависеть. Уже почти похоронила маму и пережила предательство отца, познала пусть не травлю, но всеобщее пренебрежение… она стремительно взрослела. И смотрела на его высочество совсем иными глазами. Какие уж тут симпатии?
Что этому человеку от нее надо?
Всем надо, он исключением тоже не станет!
– Ваше высочество, – эхом отозвалась Анна.
– Позвольте преподнести вам этот скромный подарок, в знак моей глубокой и искренней симпатии, – Вернер, недолго думая, положил рядом с Анной на скамейку бархатный мешочек.
Анна к нему даже не прикоснулась.
– Ваше высочество, я не имею права принимать от вас подарки.
– Мы помолвлены, – не растерялся Вернер.
– Мои родители против помолвки, – качнула головой Анна. – И я тоже.
В первом Вернер и не сомневался. Но и сдаваться не собирался. Подумаешь, против они! Это-то и понятно, Иоанн почувствовал соперника. Но можно ведь очаровать саму Анну, чтобы она сбежала с ним, или согласилась на тайный брак, или… мало ли возможностей? Но… она против брака?
– Я вам не нравлюсь? – опешил юноша.
