Я снова посмотрела на погруженный в сон вечный город… Сейчас он затаился в драматической тишине…
– Какие игроки, такие и игры…– задумчиво произнесла я.
Глава 13
Я чувствую на себе его взгляд- тяжелый, даже не стремящийся скрыть свое внимание. Карим изучает меня, как подопытную зверушку. А спустя какое-то время, когда вертолет набирает высоту, а я отрешенно смотрю в окно, снисходительно усмехается.
– Летала когда-нибудь на вертолетах?
Мне сейчас хочется сострить и рассмеяться. Сказать что-то в стиле того, что мне неведомы эти железные крылатые машины из ада и он сейчас просто перевернул мое сознание, но… внутренний азарт почему-то говорит, что мне стоит промолчать… Пока…
Сделать вид, что я жуть как боюсь и не слышу его вопроса, объятая ужасом тряски в жутком агрегате, уносящем меня от земли.
Он снова хмыкает. И на лице даже какая-то тень сочувствия…
– Потерпи немного. Это вертолет последней модели на водородном двигателе. Ты еще не знаешь, какой бывает настоящая тряска в тех машинах, которые использовались раньше для перелетов по гористым местностям. Воздушные массы блокируются неровными хребтами и создают воздушные ухабы на трассе… Полтора часа- и мы будем на месте…
Я вживаюсь в роль. Наверное, даже бледнею. В сущности- мне много и не надо. Если уж не вертолет, то как минимум неизвестная гнетущая реальность впереди все равно вселяют в меня ужас. Я правдоподобно вцепляюсь пальцами в мягкую обивку сидения, что снова не остается им не замеченным.
Ну да, в целом можно смело сказать, что я уже начала себя вести как девушка-Маугли.
Когда спустя полчаса за окном появляется испещренная береговая линия, он снова отрывает внимание от своего космического вида планшета и говорит, словно бы опять снизойдя до меня свысока.
– Внизу моя родина. Сахель. Побережье Средиземного моря. Через тридцать минут сядем в Пафосе.
– Почему Кипр?– все-таки решаюсь на нейтральный диалог с ним,– отец не смог поделить земли между всеми наследниками в Сирии?
Карим хмыкает.
– Мне не интересна власть в традиционном понимании слова, Инна. Власть в таком виде- это оковы. Это правила и ограничения. Вон, посмотри на себя. Ты вся скована этими цепями. Они даже в твоем воображении. Кипр-оптимальное место как плацдарм. Рядом, удобно, свободно, красиво… Оттуда контролирую все свои проекты, ни перед кем не отчитываюсь, не имею лишних глаз, но погружен во все сферы своих интересов. Я построил насыпной остров в нескольких километрах от Пафоса, знаешь?
– Как-то не приходилось ранее интересоваться твоими проектами и достижениями,– отвечаю едко, едва сдерживая раздражение от его высокомерия и даже хвастовства что ли.
Снова хмыкает и опять прилипает в экрану.
Дальше мы не говорим.
Я вышла из самолета в теплый кипрский вечер последней – жара уже не душила, но асфальт еще хранил ее память. Карим ждал у подножки трапа, в солнцезащитных очках. Телефон у уха, увлеченная беседа… Ни слова, просто кивок в направлении авто – и я села в пассажирское сиденье ламборгини, стараясь не касаться его руки.
Пока шла к машине, с удивлением обнаружила среди встречающих в числе прочих на вертолетной площадке Ашура, скользнувшего по мне кратким взглядом. То есть он уехал раньше? Специально тоже послала ему встречный взгляд.
Кортеж выстроился быстро – машины с натянутым блеском и людьми, слишком уверенными в себе. Мы ехали вдоль береговой линии, где закат ложился на воду тонкими слоями золота. Я смотрела в окно, наблюдая, как волны слизывают камни – те самые, о которых когда-то слагали мифы.
Здесь, у Пафоса, Афродита вышла из пены. Слишком красивая, чтобы быть счастливой. Слишком желанная, чтобы выбрать одного. Я всегда думала, что легенды – это просто украшения для туристов. Но сейчас в них было странно много правды. Это место было слишком сказочным, чтобы в них не верить.
Здесь красиво. Воздух мягкий от моря, но при этом свежий от обилия растительности. Дышится иначе чем в пустыне- и это сильно бьет по голове.
Хочется спать. А может я просто слишком устала…
Я не стала отдавать предпочтение европейской одежде, чтобы не вызвать лишние расспросы у Карима. Пусть продолжает воспринимать меня средневековой дичкой.
На мне лилового цвета абайя. Правда, я не стала накрывать волосы и лишь просто собрала их в хвост. Косметики на лице тоже нет.
Пока едем к его резиденции, молчу, смотря в окно.
Он погружен в созвоны, разговоры, обмен информацией.
А мне же хочется просто забыться во сне, надеясь, что его «обещание» будет исполнено не сразу по прилету.
Я почти полностью поглощена в себя и не вслушиваюсь в то, с кем и о чем говорит Карим. Но словно бы внутренняя сила из подсознания заставляет меня вынырнуть из забытья и вслушаться в его разговор именно в этот момент.
– Да, шамси (араб.– мое солнце), прилетел. Да…– он говорит мягче, спокойнее. Я даже, наверное, и не слышала раньше, чтобы он так разговаривал. Со мной так точно…– нет, не один…
На другом конце можно расслышать женский недовольный тембр.
Сибиль. Даже не сомневаюсь, что она.
Карим раздраженно выдыхает.
– Завтра поговорим, да!
Она снова что-то возражает.
Он недовольно косится на меня, а потом быстро переходит на курдский
и заканчивает разговор несколькими фразами на нем.
Я не поворачиваю голову на него, так и остаюсь прикованной к пейзажу за окном. Фантастической красоты гладь Средиземноморья аквамариновой полосой… Это море пленило даже греческих богов… Здесь они горели, влюблялись, разочаровывались, погибали и воскресали… Внутри как-то неприятно сжимаются невидимые тиски. Ощущение ненужности и нелепости накатывает пенной волной.
Карим снова кому-то набирает. На этот раз это Ашур. Я тоже понимаю это почти интуитивно. Он разговаривает с ним доверительно, но скупо. А еще говорит на сирийском диалекте арабского. Наверняка, чтобы я тоже не особо понимала… И я бы не понимала, конечно. Этот язык предельно далек и от иракского арабского, и от фусхи- общепринятой формы литературного языка… Если бы не Кассия, моя сирийская няня…
– Её уже привезли?– спрашивает Карим,– прекрасно. Такая, какую я заказывал? Невинна?
Его дружок что-то отвечает. Увейдат усмехается.
– Это хорошо. Наконец-то ты меня радуешь, друг… Угодил… Сегодня в семь. Ты и я. Объездим её, как любим…
Он кладет телефон. Я прикусываю губы в отвращении.
Порочный, низкий тип. Высокомерный и циничный.
Нельзя верить ни одному его слову.
А еще нельзя ни на минуту давать ему тактического преимущества…
Чувствую на себе жгущий взгляд.
– Что приуныла, принцесса? Кипр тебя не вдохновляет?
Нет, напротив. Меня не вдохновляешь ты и твой гарем на моих глазах.
Но молчу. Прикусываю губу.
Еще пару виражей- немного в холм. И глазам открывается захватывающая дух картина.
Его дом – если этот объект вообще можно так называть – возвышался на прибрежном утесе, будто и вправду, подобно своему хозяину, считая себя выше всего остального. Окна в пол выходили прямо на море. Отсюда берег казался диким, как в старых легендах, где боги бросали вызов людям.
Нас встретили почти молча – пара людей в форме. Я прошла сквозь прохладную тень сводов, и мрамор отозвался под каблуками глухим, ленивым эхом. Всё здесь было дорого, безошибочно подобрано: стекло, камень, металл. Ни одной фальши. Интерьер – словно обложка архитектурного журнала. Но есть ли в этом жизнь?
Встала, прислонившись к перилам террасы, слушая, как он что-то объясняет Ашуру – по тону было понятно: это «его» место силы.
– Инна!– вдруг резко обратился ко мне,– тебя проводят в твою комнату. Сегодня отдыхай, а завтра поговорим обо всех наших делах.
«Наших делах». Выразился-то как…
– Я… могу гулять по территории?– спросила я, когда он уже развернулся, чтобы отойти от меня.
– Можешь…– сказал после некоторой паузы,– только осторожно… Не во все уголки этого имения тебе можно…
–Ты про свой гарем, куда доставили новую невинную девочку?– дура. Зачем я это говорю? Зачем высветила, что все поняла и… уязвима?
Он с удивлением зависает на мне глазами, но потом берет себя в руки и хмыкает.
– Моя няня сирийка, Карим. Я знаю этот диалект.
Он лишь хмыкает. Ничего не говорит.
Разворачивается окончательно и уходит прочь…
Глава 11
«Вон, все!»– слышу приказ на задворках сознания.
Мы остаемся одни.
Чувствую, как нарастает жар вместе с напряжением, как меня скручивает. Нет… нет… Только не это… Не перед ним… Не тут… Это ведь оргазм, да? Сладкая нега, пронзающая каждую клетку тела… Только от его взгляда? Нет, нельзя… Чувствую себя жалкой, загнанной в тупик…
К глазам невольно подбираются слезы. Я сильно-сильно жмурюсь, жалобно всхлипываю. Начинаю остервенело качать головой.
Слезы выстреливают по щекам, подобно брызгам. Орошая горячую кожу. Больно, зябко, страшно… И унизительно…
– Давай скорее.... жалобно хмыкаю,– это невыносимо… Вот это вот ожидание… невыносимо… Если собрался делать это сам, не унижай, а сделай уже!
Его горячее дыхание на моей щеке. Чувствую темную энергетику тела, нависающего сверху, но не соприкасающегося с моей кожей. Глаза Карима везде. Мне никуда от них не спрятаться. Почему… почему все это происходит со мной? Почему должна отдуваться за слабость мужчин моего народа, которые не нашли в себе силы противостоять агрессору? На мгновение хочется скулить от жалости к себе… От того, что при любом раскладе моя женская сущность будет низведена до уровня муравейника и растоптана…
Этим мужчиной, обстоятельствами и моей же собственной судьбой… Вздрагиваю, когда его горячие пальцы касаются моей щеки и утирают слезы…
А дыхание становится хриплым и частым…
Открываю глаза, чтобы напороться на его совершенно одичавший взгляд. Сколько же в Кариме первобытного.... Как его могут считать прогрессивным инноватором? Он страшнее самых диких, костных, темных мужчин Востока, от жестокости которых кровь стынет в венах…
– Котенок, играющий роль тигрицы.... – сипло хмыкает он и вжимается носом в мою щеку, размазывая по ней влагу, вдыхая её.
Это так дико, порочно, по-животному, интимно…
Вопреки воле и разуму, низ живота скручивается в унизительном спазме… Мне страшно… Мне… мне так, как никогда не было. И это пугает больше всего…
Пальцы сжимаются на подбородке, заставляют поднять лицо, заставляют смотреть на него.
– В постели с мужчиной женщина должна плакать только по двум причинам, Инна…– я нервно всхлипываю, когда он касается подушечками моих губ и размазывает мою же слюну и слезы,– после ошеломительного оргазма и… чисто из-за физиологии, когда член так глубоко в горле, что слезы льются автоматически…
Эти дикие, порочные слова на русском языке- как печать раскаленным железом, его ярмо. Жриц давно нет в комнате, мы с ним наедине, но он продолжает говорить со мной на русском. И я знаю, почему… Это материнский язык… Язык инстинктов… То, что откладывается под корку навсегда с рождения. Сколько бы мы языков ни знали, какие бы языки ни считали своими, сейчас говорит не рот, а нечто внутреннее…
Мое дробное дыхание прокатывается по груди спазмами. Карим не отстраняется. Страшно… Волнительно… Нет пути назад…
– Сделай это… Хватит меня унижать…– позорно умоляю его.
– Унижение, котенок?– снова усмехается,– несеттт… Я еще даже не начинал тебя унижать… И мне это не интересно, Инна… Нет смысла унижать женщину. Это глупо… Вот ваши мужчины унижают женщин, облачая красоту в черные тряпки. Знаешь, почему? Самоутверждаются… Они слабаки. Легко быть смелым на фоне слабости… То, что я делал в отношении тебя, это не унижение, а пренебрежение… и поверь, пренебрежение от такого, как я- скорее благость… Потому что мое внимание может слишком дорого тебе стоить…
– Разве есть что-то дороже того, что ты уже у меня забрал?– вырывается из груди быстрее, чем я думаю.
Зависает на мне глазами. Потом смеется. Тихо, медленно, размеренно…
– Сейчас, Инна, здесь, подо мной- ты всего лишь женщина, а я всего лишь мужчина. И знаешь, что я тебе скажу? Нет ничего глупее дать какой-то палке разорвать себя… Это противоестественно, противоправно, это то, что навсегда взрастит в тебе комплекс жертвы, для которой все, что между ее ног-не благословение и дар, а тягота и долг… Я не обижаю девочек, Инна. Запомни. Это мой принцип. Мы можем бесконечно долго воевать с тобой как две личности, но не как мужчина и женщина. Не будет войны с девочкой, которая сейчас сжалась в тебе и бьется в страхе и ужасе… Хотя бы потому, что я не вправе поменять законы этого мира. Это женщина дает жизнь. Меня родила женщина. У меня есть сестры. И у меня, возможно, тоже будет дочь. Воевать сейчас с твоим женским началом- это плюнуть в лицо мирозданию…
Его слова ошеломляют. Дезориентируют…
Каков бес. Путает меня, заставляет метаться в смятении по чертогам сознания… Я жадно хватаю воздух губами…
– Что… что ты тогда предлагаешь, Карим Увейдат?
Он внезапно отступает.
– Обряда не будет!– говорит жестко.
Мне бы выдохнуть… Ведь если бы меня сейчас проткнули этой штукой, шансов вернуть себе земли не было бы… Два очка в его пользу…
Он теперь не смотрит на меня. Вопреки моим ожиданиям, небрежно подхватывает с пола мою тунику и кидает.
