– И всё же, что именно мне нужно исправить? – спросил я настойчиво, чувствуя, как растёт внутреннее напряжение. – Нельзя же переписать всю жизнь целиком!
Таисий подался вперёд, сцепив руки в замок. Его взгляд стал серьёзнее, почти требовательным.
– Ты прав. Исправить абсолютно всё невозможно. Но существуют ключевые моменты, когда твои решения особенно сильно влияли на тебя и окружающих. Именно эти ситуации станут твоей точкой возврата. Ты должен найти их, переосмыслить и понять последствия своих поступков. Только тогда сможешь вернуться в своё время и свою жизнь.
Его слова звучали многозначительно, заставляя сердце биться чаще, но вместо ясности я ощущал лишь растерянность и отчаяние.
– Всё это похоже на жестокую игру, – произнёс я, пытаясь скрыть тревогу. – Ты называешь себя служителем времени, говоришь о последствиях, словно я пешка каких-то высших сил. Но почему именно моя жизнь? Почему я так важен?
Таисий снова улыбнулся, и на этот раз в его улыбке читалась лёгкая печаль.
– Ты не пешка, Леонид, а человек со свободой выбора. Твоя жизнь важна не только тебе, но и тем, кто связан с тобой. Высшие силы не играют с тобой – они дают тебе редкий шанс увидеть себя со стороны и изменить свой путь. Такая возможность выпадает немногим. Но цена её велика, и каждое твоё решение теперь будет иметь необратимые последствия.
На меня навалилась тяжесть осознания ответственности, сдавив грудь настолько сильно, будто воздух стал вязким и плотным. Впервые за долгое время я почувствовал себя по-настоящему живым, каждое решение обрело реальный смысл. Это пугало и вдохновляло одновременно.
– Значит, от того, что я сделаю сейчас, зависит вся моя дальнейшая жизнь? – спросил я тихо, глядя Таисию в глаза, пытаясь понять серьёзность его слов.
– Именно так, – кивнул он торжественно. – От твоих выводов и поступков зависит, каким ты вернёшься назад и вернёшься ли вообще. Время не прощает ошибок дважды. Запомни это.
Он медленно поднялся, поправляя идеально сидящий костюм, и посмотрел на меня сверху вниз с уверенностью человека, полностью контролирующего ситуацию.
– Сейчас я должен уйти. Всё, что мог сказать тебе, я сказал. Но наша встреча не последняя. Когда придёт время следующего шага, я вернусь. И тогда ты должен будешь принять окончательное решение.
На миг мне показалось, что воздух в комнате дрогнул, и Таисий растворился в полумраке, оставив лишь едва уловимый аромат чего-то далёкого и незнакомого.
Оставшись один, я медленно оглядел комнату, пытаясь осмыслить случившееся. Всё казалось сном, из которого нельзя было проснуться, но я ясно понимал: этот сон – новая реальность, где больше нет места старым привычкам.
Теперь моя жизнь обрела другой смысл, и каждая минута, каждый вздох наполнились значением. Чувство ответственности ударило холодной волной, и я осознал, что уже не могу жить по-прежнему. Именно это понимание стало первым шагом на новом пути, который только начинался.
Глава 4
Утро того дня решило, что я ему определённо не нравлюсь. Проснувшись позже обычного, я долго искал тетради и, лишь перетряхнув половину квартиры, сообразил, где оставил ключи. Метался по комнатам, нервно разглаживая волосы, пока чуть не упустил предательский скрип старого лифта. В последний момент схватил портфель и, едва не растянувшись на лестнице, успел нажать облупленную кнопку вызова раньше, чем двери закрылись.
В тесной, пропитанной запахом ржавчины кабине стояла Лера – однокурсница с ярко-рыжими волосами, привычно заплетёнными в две косички. В её взгляде обычная утренняя приветливость легко смешивалась с едва заметной, искрящейся иронией.
– Леня, привет! – звонко и насмешливо сказала она. – Ты сегодня особенно загадочный. Опять задумал что-то эпохальное? Сбежать с пары или ограбить гастроном? Я бы на твоём месте выбрала первое – куда интереснее и безопаснее.
От её слов меня слегка тряхнуло. Встреча здесь и сейчас словно выдернула из памяти сцену из далёкого будущего, нелепую и смешную в своей отчаянной грусти. Мы, двое уставших от жизни взрослых, тогда неловко потянулись друг к другу, а потом долго мучились воспоминаниями о том, что упустили.
– О чём задумался? – Лера лукаво прищурилась и скрестила руки на груди. – Вид такой, будто решаешь глобальные вопросы. Или снова потерялся в собственных тараканах?
Я смущённо улыбнулся, глядя куда-то мимо неё, и попытался придумать что-нибудь убедительное, чтобы не раскрыть ненароком секрет моего временного коллапса.
– Да так, ничего важного, – протянул я наконец, изображая полнейшее равнодушие. – Забыл что-то дома, теперь пытаюсь понять, что именно.
Она засмеялась, наполнив тесную кабину тёплым весенним ветром, отчего пространство вокруг сразу перестало казаться таким гнетущим.
– Ой, Леня, ты и правда странный, – со смехом сказала Лера, глядя мне прямо в глаза с притворной серьёзностью. – В институте уже давно решили, что ты явно прибыл к нам из другого измерения.
Щёки мои налились краской, а сердце забилось, будто пойманный воробей. Лера всегда легко попадала в самое яблочко.
– Пожалуй, я действительно не от мира сего, – развёл я руками, пытаясь сохранить достоинство, несмотря на растерянную улыбку. – Но тебе ведь именно такие нравятся?
Она притворно задумалась, потом вдруг шагнула ко мне совсем близко, отчего кабина лифта мгновенно уменьшилась до размера консервной банки.
– Кто знает, может, и нравятся, – тихо и насмешливо проговорила она, и у меня закружилась голова от её близости.
Двери лифта, наконец, заскрипели, выпуская нас в прохладный воздух, пропитанный сиренью и сыростью весны. Каждый шаг по асфальту звучал громко и чётко, наполняя расстояние между нами необъяснимой, смешной тревогой.
Набравшись храбрости и стараясь скрыть предательскую дрожь голоса, я решился:
– Слушай, Лера, может, ну его, институт? В кино новый фильм идёт, говорят, отличный.
Она приостановилась, вызывающе улыбаясь, словно только и ждала этого приглашения.
– Вот это другое дело! А я-то думала, ты так и будешь всю жизнь бояться собственной тени. Конечно, сходим! Институт пока ни разу не сбегал.
Её улыбка, одновременно тёплая и дерзкая, вызвала у меня такое радостное головокружение, что я невольно залюбовался, как солнечные лучи прыгают по её рыжим косичкам, чувствуя, что сегодняшний день непременно станет началом какой-то весёлой глупости.
Мы вошли в кинотеатр – любимое студенческое убежище от унылых лекций и занудных преподавателей. Запах жвачки, духов и свежих булочек из буфета щекотал ноздри. В очереди такие же счастливые беглецы с горящими глазами выжидали билеты в мир киношных страстей.
– Что сегодня покажут? – с любопытством спросила Лера, прищурившись на афиши.
– Что-то про любовь, конечно, – усмехнулся я, кивая на картинку с парой, застывшей в драматическом объятии. – Тебе ведь нравится такое?
– Любовь нравится всем, – хитро ответила она, слегка сжимая мою ладонь, – особенно когда её показывают крупным планом.
Мы рассмеялись и заняли места в уютной темноте дальнего ряда. Фильм начался сладко и сентиментально, мгновенно окутав нас настроением нежной романтики.
Я нервничал, украдкой разглядывая её профиль, подсвеченный экраном, и косички, вздрагивавшие от смеха. Близость плеч становилась всё волнующе ощутимее.
В какой-то миг экран перестал существовать. Стараясь не выдать себя дрожью пальцев, я осторожно положил руку ей на колено чуть выше подола платья. Лера слегка вздрогнула, одарила меня удивлённой улыбкой и, ничего не сказав, испытующе посмотрела в глаза.
Я осторожно сжал её колено, ощущая тепло и упругость под ладонью. Минуту мы просто смотрели друг на друга, пока она медленно не накрыла мою руку своей, мягко переплетая пальцы.
– Ты уверен в том, что делаешь? – тихо спросила она, улыбаясь легко, но с едва уловимой тревогой, будто сомневалась в серьёзности моих намерений.
– Абсолютно, – шепнул я, чувствуя, как сердце предательски барабанит где-то в горле. – Жалею только, что так долго тянул.
Лера быстро, почти незаметно облизнула губы, но от моего взгляда этот жест не укрылся. Глаза её потемнели, зрачки расширились до невозможного, словно пытаясь втянуть в себя весь свет в комнате. Её пальцы всё ещё переплетались с моими, как будто оторваться было невозможно.
– Леня, – прошептала она так, будто произносила не имя, а волшебное слово.
Время сжалось и застыло. Секунды превратились в бесконечность, и я отчётливо ощущал каждый её вдох, каждое биение собственного сердца и даже лёгкую дрожь её тела рядом. Мир за окном перестал существовать, и осталась только эта комната, пропитанная ароматом духов и нашим дыханием.
Я чувствовал, что эта минута натянулась, словно струна, готовая оборваться в любой миг. Если не сделаю шаг сейчас, то не сделаю его уже никогда.
Не отрываясь от её руки, я осторожно перевернул ладонь и сжал её пальцы крепче. Лера не отдёрнулась – напротив, её палец начал рисовать на моём запястье медленные круги, словно отправляя сигналы прямо в сердце.
Подняв глаза, я встретился с её взглядом – бездонным и тёмным, в котором легко было утонуть.
– Лера, – начал я, но она покачала головой.
– Не надо слов, – едва слышно сказала она.
Моя свободная рука медленно, почти робко коснулась её щеки, как чего-то хрупкого и драгоценного. Лера прикрыла глаза и доверчиво прижалась к моей ладони.
Этот жест разрушил последние остатки моей робости. Я придвинулся ближе, пальцы запутались в её волосах, и она, открыв глаза, тихо дала мне понять, что ждала именно этого.
Другая моя рука, всё ещё не отпускающая её пальцы, потянула её ближе, и она легко поддалась, плавно изгибаясь навстречу. Я обнял её за плечи и ощутил, насколько хрупкой и живой была она в моих руках.
Её ладони мягко коснулись моей груди, словно проверяя, как бешено бьётся там сердце.
– Сердце-то у тебя как сумасшедшее, – прошептала Лера, и её дыхание задело мои губы.
– Я заметил, – ответил я, и мы одновременно улыбнулись, уже не разделяя вдохи.
Наши лица сблизились так, что я видел каждую её ресницу и веснушку на кончике носа. Губы её приоткрылись навстречу мне, и я, наклоняясь, коснулся их осторожно, словно спрашивая разрешения. Первое касание было почти невесомым, лёгким, как дуновение ветра. Её губы были мягкими и чуть влажными, с привкусом мяты.
Тихий вздох, сорвавшийся с её губ, пробудил во мне чувство, древнее и необъяснимое. Поцелуй стал глубже, её рот раскрылся навстречу, и я ощутил осторожное прикосновение её языка.
– Сбежим? – спросил я.
– Ко мне…
Там мир вокруг нас исчез окончательно. Никакой кинотеатра, никакого романтического фильма и далёкого городского шума. Осталась лишь она, её аромат, вкус и тепло.
Робость постепенно сменялась страстью, нежность – жадным желанием. Её руки обвили мою шею, пальцы переплелись с моими волосами. Она прижималась ко мне всем телом, позволяя почувствовать каждый изгиб своей фигуры.
Целовались мы так, будто это был последний вечер на земле, и завтрашний день никогда не настанет. Я забывался в ней, растворялся и переставал понимать, кто я.
Её тихий стон заставил меня на секунду прийти в себя. Отстранившись, я тяжело дышал, разглядывая её лицо – припухшие губы, затуманенный взгляд и взъерошенные волосы. Она никогда не выглядела прекрасней.
– Леня, – выдохнула она с нежностью и страстью, от которых сердце болезненно сжалось в груди.
Я снова поцеловал её, медленно, глубоко, пытаясь передать то, о чём не говорилось вслух. Лера выгнулась, прижимаясь ближе, и мы не заметили, как оказались на кровати. Старые пружины протестующе заскрипели, но кого теперь волновала мебель.
Я навис над ней, аккуратно опираясь на локти, чтобы не придавить. Волосы её разметались по подушке, создавая вокруг лица тёмный, почти мистический ореол. В её глазах я видел отражение собственного желания.
Её пальцы нежно блуждали по моей спине, плечам и снова к шее, оставляя жаркие следы на коже. Я целовал её снова и снова, пока не закружилась голова и не потерялось чувство времени.
В какой-то миг Лера улыбнулась прямо под моими губами.
– Что такое? – спросил я, немного отстранившись.
– Ничего, – шепнула она, весело глядя на меня. – Просто ты целуешься не как студент.
Если бы она только знала… Но я ответил лишь улыбкой и продолжил целовать, заставляя её забыть обо всех вопросах.
Постепенно поцелуи становились всё жарче, вызывая желание большего. Руки мои начали искать края её платья, пальцы скользнули под ткань, касаясь кожи бедра. Лера вздрогнула, но не отстранилась. Напротив, её ладони уверенно расстегнули пуговицы моей рубашки, мучительно медленно, одну за другой.
Когда последняя пуговица наконец поддалась, её руки легли на мою обнажённую грудь, прохладные пальцы обожгли разгорячённую кожу, и я невольно втянул воздух сквозь зубы.
– Горячий какой, – прошептала она, удивлённо улыбаясь.
Рубашка моя полетела в сторону, а её руки вновь заскользили по моей груди, изучая рельеф тела.
Её прикосновения были едва ощутимыми, почти стыдливыми, но каждое касание разливало жар по моему телу.
Я осторожно потянул за край платья, вопросительно заглянув ей в глаза. Лера лишь кивнула и чуть приподнялась, помогая мне освободить её от одежды. Ткань зацепилась за волосы, она негромко рассмеялась – нервно и смущённо, а я бережно высвободил её из этого милого плена. Платье бесшумно опустилось на пол к моей рубашке.
Она лежала передо мной в обычном советском белье – хлопковый лифчик с нелепой розочкой и белые трусики с неуклюжим кружевом. Простота этого комплекта на ней вдруг показалась мне изящнее любой французской роскоши.
Кожа её была фарфорово-бледной в рассеянном свете лампы, грудь вздымалась от дыхания, а руки, лежавшие на моих плечах, едва заметно дрожали.
– Красивая, – тихо сказал я, и её щёки немедленно окрасились нежным румянцем, который, будто жидкость, стекал к ключицам.
Я прикоснулся губами к шее, туда, где пробегала волна краски, и она выгнулась, хватаясь за мои плечи. Мои губы опускались всё ниже, к краю лифчика, а пальцы уже неуклюже искали застёжку на её спине.
Она поддалась не сразу, но Лера помогла мне, чуть приподнявшись, и бельё исчезло с её плеч.
Её грудь была девичьей, маленькой и нежной, с сосками, мгновенно затвердевшими от прохлады. Она инстинктивно прикрылась, но я осторожно отвёл её руки:
– Не прячься, – прошептал я. – Ты прекрасна.
Она смотрела на меня снизу вверх, и в её взгляде я увидел трогательное сочетание смущения и желания. Я вновь поцеловал её – медленно и страстно, и она ответила с новой силой, прижимаясь обнажённой кожей ко мне.
От этого прикосновения воздух будто исчез из лёгких. Мои ладони изучали её тело, касаясь рёбер, считая изгибы и впадинки. Она приподняла бёдра, и я аккуратно стянул с неё трусики, преодолев последнюю преграду, мешавшую нам.
Полностью обнажённая, она лежала передо мной – худая, почти хрупкая, с выступающими косточками таза, тонкими ногами и аккуратным , будто подстриженным тёмным треугольником между бёдер. Никакой глянцевой идеальности западных открыток, только милая естественность: родинки на плечах, крошечный шрам на колене, чуть несимметричные ключицы. И в этой естественности была её настоящая красота.
– Холодно, – тихо пожаловалась она, и кожа её покрылась мурашками.
Я потянулся к покрывалу, но она покачала головой, притягивая меня ближе и пытаясь справиться с моим ремнём. Пальцы её дрожали, и, когда она тихо попросила помощи, в её голосе прозвучала такая трогательная уязвимость, что в груди кольнуло.
Вместе мы разделались с ремнём и брюками. Когда я снова лёг рядом, наши тела впервые соприкоснулись до самых пят, и мы оба вздрогнули от этого внезапного и острого чувства.
Она казалась совсем крошечной, но внутри неё горел яростный огонь, который я ощущал каждой клеткой. Мы замерли, привыкая к новой близости, слушая дыхание друг друга.
– Леня, – прошептала она так, словно обращалась к небу.
Я поцеловал её нежно, боясь причинить боль, и губами начал исследовать её тело, как незнакомую землю, где за каждым поворотом ждёт открытие. Губы скользили от её шеи ниже – к ключицам, груди, оставляя влажные дорожки на коже. Она тихо стонала и вплетала пальцы в мои волосы, вздрагивая под каждым касанием языка.
Я спускался ниже, изучая рёбра, живот, крохотные тазовые косточки. Её дыхание прерывалось, бёдра непроизвольно тянулись ко мне навстречу.
