– У тебя фантастическая восприимчивость, – вдруг заявил он. – Суккубы, при всей их легендарной страстности, реагируют на определенный перечень раздражителей, а у тебя он, кажется, не ограничен. Может быть, в этом все и дело.
Танец замер. Наверное, он остановил девушек жестом или другим способом. Скорее всего перед нами выступали не живые артистки, а записанные голограммы.
Я сразу же резко очнулась. Стою тут рядом с сенатором, которого разъедает любопытство, из чего я сделана, – и чуть ли не в пляс пошла. Так я спровоцирую его на большее. Только на большее – это на что?
Отступила назад и уперлась в перила, за которыми пустота. Пресветлый не сдвинулся с места. Даже не повернул головы в мою сторону. Но вместо того, чтобы успокоиться, сердце колотилось, как бешеное. Я ощущала исходящую от него опасность и реагировала на нее с каким-то болезненным предвкушением.
«Еще бы, – подленько шептал внутренний голос. – Что ты сделаешь такому, как он. Замрешь, как кролик перед удавом».
– И это хорошо, – заметил он. Наверное, уже привык, что я говорю реже и отвечаю невпопад. – Через неделю нам предстоит открывать бал и танцевать основные танцы первой парой.
– Что? Я же пленница. Объект для наблюдений. Зачем это?
– Ты единственная женщина в моем доме. Ты не из нашей расы, но твоя половая принадлежность со вчерашнего дня не вызывает сомнений ни у кого из сенаторов. Конечно, я мог бы заключить тебя в казематы, а танцевать с одной из своих близких дам. Только зачем? Такую гиперчувствительность нужно использовать по назначению. Я соберу корректные данные.
Я вспыхнула. Хотелось смеяться и плакать одновременно.
– То есть вот эти условия, – я обвела рукой нашу площадку и застывших в причудливых позах танцовщиц. – это и есть моя новая среда?
– Ты настаиваешь на темнице? Я привык думать, что лаской можно добиться гораздо большего, чем просто сломить волю ментальным воздействием.
– Спасибо. Вы очень любезны.
Мда, сострить тоже не получилось.
– Ты только что наблюдала за ритуальным танцем страсти. Девушки держались бы еще какое-то время, но потом выпустили бы крылья, а руки превратились бы в стальные мечи. Это символизирует половой акт – когда партнерша перестает ограничивать себе и пытается зарубить партнера во время оргазма. Ему следует всегда оставаться на чеку. Ведь момент не всегда можно угадать правильно.
– Ясно, – выдавила из себя я, больше всего мечтая провалиться под землю. – Отпустите, пожалуйста, в отведенную мне зону. Да хоть с каменной лежанкой вместо кровати. Мне нужно остаться одной.
– Ритуальный танец – форма высшего эстетического удовольствия. Позволяет испытывать возбуждение, предвкушение, чистую радость. Но, как ты могла заметить, мне недоступна ни одна из этих эмоций. С каждым новым воплощением их палитра сокращается, тускнеет. Я, например, полностью не чувствую боль. Наслаждение осталось, однако превратилось в холодное и скучное блюдо. В нечто само собой разумеющееся.
– Зачем вы мне все это рассказываете? У вас для этого должны быть лекари.
– Да, они дали мне бесценный совет. Завести четвертую любовницу. Я хотя бы испытал злость и чуть не поотрывал им крылья. Тем удивительнее, что рядом с тобой, пока ты наблюдала за танцем, успел пережить целый спектр эмоций.
Он приблизился почти вплотную.
– Ты в целом поняла танец правильно. Он про протест и про принятие… Извини, сейчас я вынужден к тебе прикоснуться по-настоящему. Больно не будет, и я мало что в состоянии с этим поделать. Подозреваю, что не ощущул такую потребность приблизить к себе другое существо даже, когда жил впервые.
Я бросилась к лестничному пролету, где ступеньки петляли вниз. Подальше отсюда. Тогда в сенате я дотронулась до Азазеля только, чтобы вырвать кристалл обратно. И повторять подобное, да еще и «по-настоящему», не собиралась.
Он настиг меня через пару мгновений. Ледяная рука сомкнулась на плече.
Я даже не стала тратить силы на крик. Замахнулась, чтобы создать пару энергетических вихрей и запустить их ему в глаза. Но тщетно. Его холод затопил за одно мгновение. Я упала прямо в подставленные руки.
Глава 8. Ее упрямство
Хотела бы я сказать, что продолжала бороться даже во сне. Однако ничего подобного не произошло. Я провалилась в блаженную тишину, из которой выбираться не было желания. Иногда я всплывала на поверхность и блуждала среди не очень четких образов.
По-моему, к моему телу подходили какие-то существа. Я запомнила маленького старичка, похожего на крупную умную крысу, и рогатого доктора – без крыльев, но с чемоданчиком.
Сначала в поле зрения появлялся чемоданчик. Пузатый и внушающий доверие, он ставился на стул рядом со мной. Затем после непродолжительного покашливания возникал и сам доктор. Тот доставал свои инструменты, выгружал их на покрывало рядом со мной, убирал саквояж вниз и только потом присаживался.
Инструменты – это в основном трубки разной толщины и невероятных цветов. Фиолетовые, алые, зеленые, розовые, золотые – и все с блестками. Я, не просыпаясь, рассматривала их с большим удовольствием. А когда демон – а кто еще это мог быть? – наматывал их на мое запястье, то поднимала руку вверх, чтобы увидеть как они переливаются.
– Хм. Необычный случай. Ничего не болит? – доктор вел себя скованно, и это бросалось в глаза.
– Все в порядке, – коротко отвечала я.
Иногда, чтобы не повторяться, умудрялась выдавить из себя фразу подлиннее:
– Спасибо. Прекрасно себя чувствую.
Врач озабоченно качал головой, и я чуточку переживала, что доставляю ему лишние хлопоты. Впрочем, это не мешало мне спокойно продолжать спать.
Иногда к постели являлся Азазель. Стоял где-то у меня в ногах и не делал никаких поползновений. Вообще не шевелился. Как-то я даже пожаловалась ему:
– Я хранительница. У меня дома столько дел. Молодежь учить некому. Я куратор девочек от пяти и до десяти лет. Мне быстрее обратно надо и я не просыпаюсь.
– Так просыпайся. Ты полностью восстановилась. Лежишь здесь на чистом упрямстве.
Эти слова показались мне обидными. Какой же ядовитый гад. Я не смогла убежать, упала по его милости. Уже ведь второй раз. И свои эксперименты он не прекратит. Я отвернулась к стене и сделала вид, что пресветлого в комнате не было.
– Пожалейте меня, – заявил вдруг доктор в очередной приход. – Мне тяжело здесь находиться. Меня вытягивают из Бездны, а каждый визит отнимает и мою собственную жизнь. У меня дети. Два мальчика, и еще девочку ждем. Я же вижу, душа у вас чистая, без намека на ненависть.
– Очень сочувствую, только что от меня зависит? Я бы и сама рада. Но вы мне снитесь. Я даже глаз разлепить не могу, смотрю с закрытыми.
– Сконцентрируйтесь на том, что вас беспокоит. Перестаньте сопротивляться страху. Вы сильная и с чем угодно справитесь.
Если бы во сне умела смеяться, то сейчас заливалась бы в голос. Что может нервировать лазутчицу, попавшую в плен и запертую в одном доме с чудовищем? Я с детства привыкла все решать за себя, а теперь превратилась в тряпичную куклу, которую герцог – захочет возьмет, захочет положит… Я даже не представляю, что он со мной творил после того, как я потеряла сознание.
Принцепс тогда не солгал. Я не почувствовала боли. Но пронизывающий холод достал меня везде, до самых пяток. И в момент, когда я поняла, что это и есть смерть, рядом с собой я увидела герцога. Нас поднимал вверх ледяной вихрь, а мы находились в самом его центре. Азазель обнимал меня уже двумя руками и распространял мягкое серебряное свечение. Оно дарило неожиданное тепло. Я не удержалась и потянулась к мужчине, чтобы укрыться перестать мерзнуть. Как будто не из-за него тут заледеленело все вокруг!Но демонический доктор, лица которого я не различала, был прав. Я раз за разом возвращалась к моменту, когда ладонь Азазеля опустилась на мое плечо. А дальше начиналась паника. ****************
И мне действительно стало тепло и спокойно. По нашим сплетенным рукам пошли виться серебряные узоры. Такие же причудливые, как корни деревьев, а над головами сомкнулся купол призрачного цветка. Фиолетового, как глаза Азазеля.
****************
Я должна была оттолкнуть его! Во всяком случае остаться неприступной, не дать ему согревать меня. Я, Фелиция Валентайн, дочь отважных рыцарей и самоотверженных хранительниц, раскрылась навстречу тому, кто неизвестно с каких пор тиранил мой мир…
– Вот оно! – приободрился доктор. – Конечно, я не читаю мысли, как здешний хозяин, но вполне могу различить чувство вины. Оно в вас прямо вопиет. Я передам Азазелю, в чем проблема. Разбирайтесь с этим как-нибудь сами. Душевные раны вне моей компетенции. Хо-хо.
Почему-то я не удивилась, когда на пороге вскоре возник Азазель.Тем не менее, врач не бросил меня совсем без лечения. Разложил на стуле несколько разноцветных браслетов и микстуру с шоколадным вкусом. Как он выразился, для бодрости.
– Не просила делать со мной это, – начала я.
– Открой глаза и посмотри на меня.
– Не буду. Не хочу тебя видеть. Ты можешь приказывать сородичам, и демонам вон тоже, но я не собираюсь тебя слушать.
– Для человека, который находится в глубоком сне, ты слишком много болтаешь, – сказал почти с улыбкой в голосе. – И как ты достигнешь своих высоких целей, если все время спишь?
Я с усилием умудрилась разомкнуть веки. Он не стоял, как мне казалось, а опустился на корточки перед кроватью. От этого я оторопела еще больше.
– Тебе достаточно дотронуться до меня. В ответ. И ты вернешь мне все, что тебя беспокоит. Оно больше не причинит дискомфорт.
– А, может, меня все устраивает, – проворочала я.
Почему-то в тот момент я верила ему.Но это же глупости. Мне необходимо снова стать собой, если это вообще возможно. Я протянула в его сторону раскрытую ладонь. Ужас, она так дрожала, как у немощной старухи. Тем не менее, я дотянулась до его лба.
Меня захлестнули эмоции, свои и чужие. Оказывается, я пролежала так что-то около двух недель, и и все это время герцог не находил себе места.
Глава 9.
Азазель
– Вот все у вас наоборот, мой лорд, – ворчал Самуэль. – Другие архонты что? Выпили бы девушку или развлеклись бы с ней. И кого волнует, что близость с пресветлым в этом мире для нее закончилась бы смертью? Вы в своем праве… А теперь мы имеем, как вы там любите говорить, – пре-це-дент.
Самуэль, единственный из служителей, кто остался с ним от его первого рождения, и до сих пор, мог позволить себе почти все. В том числе ворчать на Азазезля. И тому приходилось оправдываться.
– Я все сделал, как того требовали обычаи. И здравый смысл, разумеется.
– Какие такие обычаи заставили вас притащить ее в дом, когда она стала общей проблемой? Позором для сенаторов, пропустивших проход чужачки в святая святых…
– Согласись, что ответственность первого консула все же выше.
– Нигде не прописано, что консул приносит проблему домой и укладывает ее в хозяйской спальне, объясняя, что там самый полезный воздух, – уперся Самуэль.
– К чему ты ведешь? Эти недотепы загубили бы ее в один момент, повинуясь собственным инстинктам, – произнеся это, Азазель сообразил, что угодил в ловушку.
Самуэль весь подобрался, закатил глаза и затрясся в праведном негодовании.
– Не то что великий принцепс, который никогда не идет на поводу у желаний. Он бы не поставил безопасность своего мира в один ряд азартом с исследователя. Ведь важнее разобраться, откуда исходит угроза, и только потом – какими средствами ее организовали. И принцепс, которого я знаю, ни за что бы не стал обмениваться с незнакомкой митрой, раскрывать ей свою душу. Ведь это, это…
– Успокойся, дружище, – примирительно сказал Азазель. Иногда старику требовалось польстить, чтобы его извечный пессимизм хоть ненадолго сменился благодушием.
– Согласен, мои действия не похожи на те, что мне свойственны, однако я во всем следовал своим убеждениям. Фелиция сумела перестроиться и принять немного митры без ущерба для себя. Всего лишь легкий обморок. И я впервые захотел отдать частичку души другому существу. Да, я поддался внезапному порыву. Но нигде не сказано, что обмен должен произойти в результате длительной подготовки.
Самуэль схватился за сердце. И стал похож не просто на престарелого крыса (это сходство ему придавали вытянутый нос, маленькие глазки и вечно настороженное выражение), а на крыса, которого вот-вот хватит удар.
– Хорошо, что нас никто не слышит! Архонты не всегда соглашаются на обмен со своими дражайшими половинами, даже если живут с ними не одну тысячу лет. Это сближает, но ведь и риски огромны. Вдруг девушка погибла бы, отвергла вас… Не уверен, что вы смогли бы оправиться. Вы уже не молоды. Точнее, вы стары как никто в Чертогах. Не зря ходят слухи, что перворожденные после третьего рождения рискуют вернуться во младенчество.
Надо дать Самуэлю выговориться и принять тот факт, что его господин породнился с девушкой, с которой был знаком всего два дня. Человеческой девушкой. То есть с представительницей низшей и малоизвестной расы.Азазель и не пытался возражать. Ни один из его братьев не протянул так долго, чтобы делать подобные выводы.
– Ваш братец оставил семью, в одиночку вторгся в Ад и там покончил с собой, бросившись в вечное пекло. Вы, видимо, выбрали другой способ. У девочки смазливая внешность и повышенная эмоциональность – и все! Ни магии, ни знаний. Длина жизни, как у комара. Она элементарно не выживет здесь. Как можно было связать с ней свою уникальную, одну на миллион жизнь?
Необходимо очертить границы. Чтобы Самуэль понял, куда заходить не следовало.
– Ты правильно заметил, что мы с ней теперь связаны. Любые выпады в ее адрес задевают и меня. Если я самый древний из архонтов, то ты – первейший из прислужников. Мы находили выход из разных ситуаций. Согласен, отдает эксцентричностью за версту. Но ты верно заметил, когда жизнь становится чересчур долгой, почти бесконечной, тянуть ее на одном долге не удается даже таким существам, как мы. Я осознал это, когда ее дыхание замедлилось и она отказывалась просыпаться. Все утратило смысл.
Он любил устраивать подобные маленькие спектакли. У каждого своя слабость.Самуэль поклонился. От возмущения не осталось и следа.
– Я прослежу, чтобы ни один волос не упал с ее головы в ваше отсутствие. Пресветлые, демоницы, человеческие женщины… какая разница. Последние, конечно, слабее. Но вы можете позволить себе любую. Ее надо доставить к Древу. Возможно, оно подскажет, как нам быть.
Тем не менее, Самуэль не удержался от выпада.
– Не вы ли столько раз повторяли, что питаться человеческой энергией унизительно для нашей природы? Что это равносильно тому, как забирать эмоции у пса или лошади. Выходит, вы готовы отдать частичку своей бесценной души…
Когда на место, где он стоял, обрушились два пурпурных разряда, Самуэль был уже далеко.И еще прислужник умел вовремя исчезнуть.
Глава 10. Знакомство
Фелиция
От самого долгого сна в моей жизни остались лишь тягучие воспоминания. Там точно наблюдался перебор… одного ослепительно-белого красавца.
В этих видениях он не двигался и постоянно сверлил меня взглядом. При этом, сколько ни убегала, оказывался рядом через пару мгновений. В одном я не испытывала иллюзий: действительно, перед тем, как потерять сознание уже окончательно, я приняла его приглашение. Позволила себе парить в его объятиях внутри лилового бутона.
Сейчас я тонула в герцогской кровати. Потерялась среди подушек и разглядывала комнату в исключительно синих тонах. Во мне крепла уверенность, что это ложе хозяина дома. Здесь все вопило о холодном величии.
Азазелю удалось разбудил меня, когда он забрал обратно часть моих переживаний. Потом он исчез, предупредив, что на какое-то время я останусь одна. Мне следовало испытывать облегчение, но в мыслях царила полная путаница.
– Обживайся. Изучай. Тебе полезно. И восстанавливай силы, – заявил он на прощание. – Меня не будет несколько дней.
А я услышала другое. То, что он не произнес вслух: «Восстанавливай силы, мне они пригодятся».
Против своей воли я сблизилась с существом, в котором не было ничего человеческого. Его разум, логика, привычки и цели в корне отличались. А вот насчет потребностей я сомневалась. Пресветлые нуждались в питании. И, скорее всего, в сексе. В глазах Азазеля читалось открытым текстом, что какие-то из его желаний связаны со мной.
С потолка свешивались клочья тумана. Чувство вины наконец умолкло. Герцог протягивал руку и брал то, что хотел. Я не могу ему доверять, необходимо срочно искать способ выбраться.
Я попробовала мысленно дотянуться до камней. Представила себе каждый из тех, что я настраивала. Рубин, изумруд, сапфир, бриллиант, аметист. Я переправила их на Мидиус и теоретически, зацепившись за них, могла бы проследовать туда сама.
